Гвинейский студент Сидья Сомпаре бежал от диктатуры на родине. Другой диктатор, белорусский, использовал его в корыстных интересах. В надежде на международную защиту он перешел границу демократической Латвии — и оказался в аду. Однако на днях Управление по делам гражданства и миграции (УДГМ) отказалась отменять его депортацию. Теперь процесс получения убежища и процесс депортации протекают параллельно, миграционная служба в любой момент может выслать его. А поскольку ордер на его арест на родине уже выдан, Сидью возьмут под стражу и отправят в тюрьму, как только он сойдет с самолета.
Роковой поворот в судьбе 19-летнего Сидьи был спровоцирован событиями, не имевшими отношение ни к Гвинее, ни к нему самому. В 2020 году в Беларуси были грубо сфальсифицированы президентские выборы, Александр Лукашенко в очередной раз узурпировал власть. Масштабные протесты, начавшиеся еще до выборов в связи с преследованием всех кандидатов, кроме Лукашенко и их сторонников, были жестоко подавлены. Евросоюз отреагировал суровыми санкциями.
В ответ режим саботировал охрану своей границы с ЕС и собственное миграционное законодательство. Одновременно в разных странах Азии и Африки аффилированные с диктатором «туристические» компании стали массово продавать краткосрочные визы в Беларусь и билеты на самолет, фактически организовав контрабанду людей к границе Евросоюза. Поток мигрантов, в подавляющем большинстве из зон военных и политических конфликтов, хлынул в Минск. Белорусские власти подталкивали, а зачастую и принуждали людей, надеющихся получить в ЕС международную защиту, переходить границу нелегально. Как правило, людям, однажды пересекшим границу, вернуться обратно не позволялось.
Спровоцировав миграционный кризис на восточных рубежах Евросоюза, Лукашенко надеялся добиться смягчения санкций. В результате в приграничных районах Польши, Литвы и Латвии была введена чрезвычайная ситуация. В Латвии печально известное Распоряжение № 518 было принято с 10 августа 2021 года, по сути, в превентивном порядке — к тому времени, в отличие от Польши и Литвы, насчитывавших просителей убежища тысячами, страна впустила всего несколько сотен человек. На охрану границы были брошены армия, полиция и спецподразделения, которым разрешили применять специальные средства вроде дубинок и электрошокеров. В зону ЧС перекрыли доступ СМИ, волонтерам и правозащитникам. В нарушение международных обязательств Латвия по примеру соседей запретила людям просить убежище.
Сидья опоздал всего на месяц с небольшим: он попал на границу Латвии и Беларуси 18 сентября, не подозревая о том, что окажется в ловушке в лесу. Он бежал с родины, спасаясь от тюрьмы.
В 2019 году молодой человек изучал право и управление бизнесом в университете Короля Мохаммеда VI в столице Гвинеи Конакри и возглавлял университетскую студенческую ассоциацию. В ноябре он с однокашниками вышел с протестами к министерству образования.
Это был завершающий год второй, последней каденции 82-летнего президента Альфы Конде, избранного в 2010 году. Чтобы сохранить власть, Конде воспользовался испытанной схемой, позже примененной и его белорусским коллегой — инициировал конституционную реформу, которая должна была обнулить его сроки, и для этого провел референдум. Сопровождавшие его массовые протесты были жестоко подавлены. В 2020 году прошли «выборы президента Альфы Конде», которые, по утверждению оппозиции, были грубо сфальсифицированы. Вслед за этим предсказуемо начались репрессии против оппонентов, посмевших публично подвергнуть его легитимность сомнению.
Далее я цитирую с разрешения Сидьи сообщение о преступлении, которое он подал в латвийское Бюро внутренней безопасности (IDB), надзирающее над структурами МВД:
«Наше объединение поддерживало преподавателей, которые три месяца не получали зарплаты и начали забастовку. Кроме того, мы боролись за школьные автобусы и оборудование. Через три для после забастовки многие мои коллеги — студенческие активисты — были арестованы и, насколько мне известно, до сих пор находятся в заключении. Когда начались аресты и следствие, я решил покинуть Гвинею. Некоторые влиятельные гвинейские политики (среди них Антонио Суаре) помогли мне получить паспорт и выехать в Мали. Там я провел некоторое время, ожидая визы на Кипр».
На Кипре Сидья провел семь месяцев, поступил на курсы английского. Затем он узнал, что у его матери диагностирован диабет, и вернулся в Гвинею, чтобы увидеться с ней. В Гвинее юноша провел три дня.
Пятого сентября в Гвинее произошел военный переворот и к власти пришла хунта. Президент Альфа Конде был взят под стражу, конституция приостановлена, правительство и парламент распущены. Свободы стало еще меньше. В тот же день рейсом авиакомпании Turkish Airlines из Дакара (Сенегал) транзитом через Стамбул Сидья вылетел в Минск с семидневной туристической визой.
Схема путей международной миграции из Гвинеи. Сидья рисовал её, сидя у костра ночью, когда не спалось. Фото предоставлено респондентом.
Заплатив таксисту 1000 долларов, ночью 18 сентября Сидья вместе с соотечественницей, случайной попутчицей, добрался до границы. Вот как он описывает события той ночи в сообщении IDB:
«Было очень холодно. Мы перешли реку, и мой паспорт упал в воду, я не смог его найти. Мы шли очень долго, пока не увидели дом. Легли спать возле него. На следующее утро из дома вышел пожилой мужчина и увидел нас. Он испугался и вернулся в дом. После этого вышел молодой мужчина. Он спросил у меня, говорю ли я по-английски, откуда я и почему провел ночь у его дома. Я ответил на его вопросы и сказал, что ищу убежища. Попросил его вызвать полицию. Мужчина вошел внутрь, чтобы позвонить в полицию. Через минуту он вернулся и дал нам кофе и хлеба. Через полчаса прибыли пограничники. Они спросили, как нас зовут и из какой мы страны. А также, почему мы приехали в Латвию и как добрались до границы. Нас также спрашивали, как близко мы подъехали к границе. Я ответил, что точного места не помню. Пограничники повезли нас на машине, чтобы выяснить, по какой дороге мы пришли, но нам этого не удалось. Тогда нас отвезли в участок. Пограничники проверили наши вещи, обыскали нас и забрали наши мобильные телефоны. Они кому-то позвонили».
Очень быстро подъехала группа военных в черной и защитной униформе с лицами, закрытыми масками (Сидья и его товарищи по несчастью, с которыми жизнь столкнула его на границе, прозвали их потом «коммандос»).
«Они велели нам опустить голову и отвели в черные микроавтобусы, — рассказывает юноша, — Мы боялись их и смотрели вниз. Когда машина тронулась, один из военных приподнялся и очень сильно меня ударил, спрашивая, принадлежим ли мы к какой-нибудь группе. Я ответил, что нет. Военные снова стали меня бить […] Я плакал».
Машина проехала пару километров и остановилась. Вошли несколько мужчин в гражданском, но в масках, и сняли у гвинейцев отпечатки пальцев. Затем военные отвезли их к белорусской границе, наставили на них оружие и велели возвращаться в Беларусь. Сидья подчеркивает, что мобильные телефоны им так и не отдали. Они были испуганы и не знали, куда идти. Спутница Сидьи плакала.
Молодые люди шли долго, кружили по лесу, много раз набредая на одно и то же место, пока не встретили белорусских пограничников. Те велели возвращаться обратно в Латвию.
Сидья боялся возвращаться в Латвию. Примерно полчаса они со спутницей в нерешительности стояли между латвийскими и белорусскими пограничными столбами. Потом явились латвийские стражи границы, а вслед за ними и «коммандос», которые погрузили пару в микроавтобус, отвезли уже к другим столбам и снова вытолкнули в Беларусь, где гвинейцы провели ночь под открытым небом. 20 сентября их снова задержали белорусские пограничники и отправили обратно в Латвию.
«С тех пор нам каждый день нам приходилось пересекать границу из Латвии в Беларусь и обратно, — рассказывает Сидья IDB, — Каждый день мы проходили по 10-20 километров. Мы не знали, где находимся и в каком направлении нужно идти. Однажды мы прошли примерно 45 километров. У нас болели ноги, обувь порвалась, появились сильные боли в спине. […] На латвийской стороне нам давали по три печенья и литру воды в день. Это был наш дневной рацион, но и его мы получали не каждый день. Латвийские военные сказали нам, что не дадут нам еды, если мы будем пересекать границу Латвии более раза в день. Мы пытались объяснить, что делаем это не добровольно. […] По этой причине в январе латвийские спецназовцы неделю не давали нам еды. Мы выжили благодаря белорусским пограничникам, которые давали нам молоко, хлеб, картошку и воду».
Мигранты, застрявшие между границами Латвии и Беларуси. Фото предоставлено организацией Respect-Protect-Fulfill
До середины декабря Сидью и еще несколько десятков пленников границы «коммандос» возили ночевать в большую оранжевую палатку в лесу. Они же ее потом охраняли. Обычно спецназовцы будили обитателей палатки ночью или очень ранним утром, заставляли быстро собраться, везли на границу и выталкивали в Беларусь. По возвращению заставляли снимать всю одежду и обыскивали на предмет шпионского оборудования противника. В декабре обнаружили в одежде одного из спутников Сидьи GPS-трекер, который тому подбросили без его ведома.
«Военные нам сказали, что теперь мы все будем спать в лесу, — рассказывает Сидья, — Мы пытались объяснить, что не знали о GPS, но они нам не поверили, обвинили в шпионаже и обругали (говорили такие слова как «с*ка» и «бл*дь»). Они отвезли нас всех к границе и заставили идти в Беларусь. Было очень холодно, мы очень мерзли. Разожгли костер и спали возле него посменно. С этого дня мы примерно два месяца ночевали в лесу. Мы жили в лесу как животные, без нормальной еды, не могли помыться и выспаться».
Примерно в декабре у Сидьи начались сильные боли в животе. Он пожаловался на это латвийским пограничникам, но те только отмахнулись. Однажды вечером Сидья с товарищами стоял у латвийского пограничного столба № 69. Обычно они становились перед камерами наблюдения и ждали, когда за ними приедут латвийские пограничники. «Мы не пытались отправиться в какое-нибудь населенное место, потому что пограничники обычно били нарушителей границы, которых задерживали в населенных местах, — рассказывает Сидья, — Когда они явились, нам всем приказали сесть, опустить голову и смотреть вниз. Я по ошибке посмотрел на какого-то пограничника, и тот очень сильно ударил меня в живот. Мне было очень больно, я упал и стал плакать, но пограничник не обратил на это внимания. Нас отвезли на границу и заставили перейти через нее и идти в Беларусь. […] Мы разожгли там костер, и я лежал возле него всю ночь и плакал».
Так прошел и следующий день. Боли стали такими сильными, что Сидья не мог идти и постоянно плакал. Его отвезли в здание пограничной охраны, а оттуда на скорой в больницу. Врач сказал Сидье, что все проблемы из-за неправильного питания. Сидья ответил, это от того, что он живет в лесу.
Он провел в больнице два дня, которые, в основном, проспал. Затем его отвезли обратно в лес, не выдав выписку. Это был один из редких дней, когда Сидье позволили остаться в палатке. Через полмесяца он опять попал в больницу с той же проблемой, затем еще раз.
В марте прибавились сильные боли в ноге. Ему сказали, что Европе люди не нужны, и дали бланк заявления о добровольном возвращении в страну происхождения. «Вы не представляете, как это страшно, когда тебя окружают «коммандос», наставив на тебя дула автоматов», — признался он мне в интервью для «Новой газете Балтия». Но не подписал. Сказал, что подождет в лесу, пока Европа не примет его и людей.
Девятого марта пограничники доставили Сидью в отделение погранохраны и снова начали давить на него, угрожая и матерясь, но он стоял на своем. В конце концов, сошлись на том, чтобы он от руки написал на анкете, что не хочет возвращаться на родину, и подкрепить это своей подписью. После этого юношу отвезли в центр для задержанных иностранцев в Даугавпилсе. Там 11 марта он, наконец, подал прошение об убежище.
К сообщению о преступлении прилагаются два ветхих, протертых на сгибах листочка бумаги с номером телефона его матери, его именем и фамилией.
Один из них, на английском, содержит просьбу связаться с его матерью в случае его тяжелой болезни или смерти. Другая записка на французском адресована непосредственно его матери. Эти записки Сидья постоянно носил в кармане, скитаясь по латгальским и белорусским лесам.
«Однажды мой друг спросил у командира коммандос, что будет, если мы умрем, — объясняет мне Сидья, — И он ответил: «Ничего не будет, совершенно. В Польше уже умерло пять человек, и ничего не произошло». Это разбило мне сердце. Я понял, что здесь никому нет до нас дела. Тогда я и написал эти две записки. Чтобы, если я умру, не звонили бы никому, кроме моей мамы».
В Центре содержания задержанных иностранцев «Даугавпилс» Сидья провел три дня на карантине, а потом его перевели в аналогичный центр «Муцениеки». Он считался просителем убежища и находился в Латвии легально. «В Муцениеки я провел пять месяцев, — рассказывает молодой человек Новой газете Балтия, — потом меня снова послали в Даугавпилс на два месяца, и опять в Муцениеки. Во всех этих передвижениях между закрытыми лагерями я провел восемь месяцев».
Все время, пока ждал рассмотрения прошения, получал отказ, оспаривал его в суде, молодой человек провел под административным арестом — только потому, что шеф погранохраны счел его склонным к побегу из Латвии.
Сидья рассказывает, что назначенный адвокат не защищал его интересы, а нанять собственного, находясь в заключении, с ограничением на пользование телефоном на два часа в день, ему не удалось.
В Даугавпилсе Сидья и еще около десяти просителей убежища, прошедших с ним через лес, устроили голодовку, требуя свободы. Английским из них владел только Сидья, он формулировал требования и вступал в переговоры с администрацией.
«Три дня мы не ели, — рассказывает молодой человек, — и тогда начальник пришел и запер нашу кухню и курилку, чтобы никто не мог ни готовить, ни курить. На следующий день он сказал, что отправит меня и еще троих из нас в Муцениеки. Я сказал, что не поеду. Они повели людей наружу силой. Я отказался садиться в машину. Тогда пятеро охранников повалили меня, заковали в наручники и запихнули туда насильно. В Муцениеки меня на три дня посадили в одиночку на карантин. На третий я стал есть, потому что они сказали, что иначе оставят меня там насовсем».
Психолог из организации «Врачи без границ» застала Сидью в тяжелой фрустрации. Его мучило посттравматическое стрессовое расстройство, депрессия и тревога. «Я рассказал психологу всю свою историю, и она все сразу поняла, — говорит Сидья, — Она сказала, что я нормальный, но то, что со мной произошло, повлияло на мою психику». Тем не менее, Сидья нашел в себе силы вступить в переписку с Латвийским университетом с надеждой подать заявление на зимний прием. Одной из главных причин его отчаяния была невозможность продолжить образование — он постоянно думал о том, что тратит время напрасно. Невероятно, но даже в лесу он учился, вспоминал усвоенный в школе и университете материал, записывал его на истрепанных листах бумаги, которые носил с собой в рюкзаке.
Конспект Сидьи на салфетках. Фото предоставлено респондентом.
Решение о депортации застало Сидью в Даугавпилсе. Он неистовствовал: его собирались отправить на родину в наручниках. В последний момент, с помощью волонтеров из организации «Хочу помочь беженцам», нашедших ему, наконец, юриста, он смог оспорить депортацию. Миграционная служба предложила ему написать новое прошение об убежище. И тогда начальник лагеря сказал, что продлит его арест еще на два месяца.
«Я написал ему заявление, что покончу жизнь самоубийством, — говорит Сидья, — Ночью пошел в свою комнату и выпил шампунь, чтобы со всем этим покончить. Я упал, кто-то зашел в мою комнату, увидел меня лежащим в туалете и позвал охранников. Меня отвезли в больницу, откачали, а наутро отправили обратно в Даугавпилс. Начальник сказал, что я сумасшедший, что со мной одни проблемы. Я ответил ему, что только у него со мной проблемы, потому что он обращается со мной, как с животным, а я такой же человек, как и все. Он сказал, что теперь я смогу пользоваться телефоном не больше получаса в день. Я ответил: «Не проблема, но, если вы оставите меня еще на два месяца здесь, я придумаю что-нибудь и все-таки доведу дело до конца». В тот же вечер меня отвезли в психиатрическую больницу. Доктор поговорил с моим психологом из «Врачей без границ», все понял и объяснил начальнику. На следующий день я пошел в суд, и он дал мне свободу. Суд так решил, потому что я слишком долго был ее лишен — сначала в лесу, потом в лагерях. Это, собственно, все. Но, знаете, если они снова откажут мне в убежище и закроют дело, меня опять отправят в Даугавпилс. Я не знаю, что мне делать. Я хочу поступить в университет и собираюсь подать документы».
Однако на днях Однако на днях УДГМ отказалось отменять его депортацию отказался отменять его депортацию. Теперь процесс убежища и процесс депортации протекают параллельно, миграционная служба в любой момент может выслать его, и приходится надеяться только на чудо.
А поскольку ордер на его арест на родине уже выдан, Сидью возьмут под стражу и отправят в тюрьму, как только он сойдет с самолета. Миграционный инспектор сказал: «Я прекрасно знаю, какая у вас в Гвинее ситуация. Но ты все равно должен уехать».
В жалобе Бюро внутренней безопасности молодой человек просит провести уголовное расследование по поводу возможных должностных преступлений, совершенных по отношению к нему. Он считает, что его права человека и беженца были грубо нарушены, когда ему многократно в ответ на его просьбы не позволяли подать прошение об убежище. «Я подал сообщение о преступлении во внутреннюю безопасность, потому что это неправильно — держать людей в лесу шесть месяцев», — сказал Сидья «Новой газете Балтия». Он обвиняет представителей неустановленных спецподразделений в физическом насилии. Указывает, что представители латвийского государства у него отняли мобильный телефон iPhone X, лишив возможности связаться с родными и ориентироваться на местности, и так и не вернули. Он считает преступными действия представителей латвийских властей, которые держали его в лесу без возможности нормально попить, поесть, выспаться и помыться, и подвергавших его жизнь и здоровье постоянной опасности, вынуждая жить там в зимнее время без крова. Как и то, что ему не оказывалась должная медицинская помощь.
В начале ноября заместительница руководителя отдела досудебного расследования Бюро внутренней безопасности С. Леймане (S. Leimane) приняла решение отказать в возбуждении уголовного дела. О причинах сообщила кратко: «преступное деяние не констатировано». Из всех упомянутых Сидьей возможных преступных деяний чиновница удостоила вниманием только два — предполагаемое насилие погранохраны в отношении Сидьи и отъем у него мобильного телефона.
Сидья оспорил отказ в Прокуратуре по расследованию должностных преступлений на государственной службе. Он указал, что ему не сообщили, какие действия служащая IDB предприняла в рамках ведомственной проверки, и какие обстоятельства послужили причиной для отказа в возбуждении дела.
Так, например, он не знает, были ли вообще зафиксированы описанные им действия погранохраны, составлялись ли протоколы задержания всякий раз, когда его доставляли в помещения погранохраны, что следовало делать по закону. Были ли запрошены у погранохраны видео задержания Сидьи, которые записывались всякий раз в помещениях погранохраны, а также материалы нательных камер пограничников и силовиков и камер наблюдения, установленных на государственных границах. Был ли составлен протокол изъятых вещей и документов в момент изъятия телефона и есть ли документы, которые свидетельствуют, что телефон был возвращен. Были ли оценены действия представителей погранохраны и неустановленных спецподразделений, выталкивавших Сидью обратно на территорию Беларуси, когда он уже находился в Латвии, и соблюдались ли при этом международные правовые акты, которые защищают беженцев. Обо всем этом бюро не сообщило. Сидья также попросил прокурора отменить решение бюро об отказе возбуждения дела и обязать учреждение начать его.
Прокурор Каспарс Андрушкинс сообщил Сидье, что в ходе проверки заявления Сидьи была проверена вся документация. Установлено, что за время нахождения на границе ему четыре раза оказывалась медицинская помощь, и его всякий раз доставляли в больницу. Поэтому упреки в неоказании помощи он счел неоправданными. Прокурор обладает информацией о констатированных заболеваниях Сидьи, о которых самого пациента не уведомили. И он подробно перечисляет многочисленные диагнозы, подчеркивая, что всякий раз констатировались проблемы с желудком.
Я с согласия Сидьи перечисляю некоторые из них: острый аппендицит, почечная колика, желчнокаменная болезнь, острый панкреатит, острый гастроэнтероколит. Каждый из них, на мой взгляд, является достаточным для приема по гуманитарным основаниям.
Что по этому поводу думали врачи, не сообщается, однако из доклада Amnesty International нам известно, что единственной инстанцией, уполномоченной принимать решение о приеме, является пограничная охрана, и она ведет, в том числе, неофициальный «медицинский» список мигрантов, застрявших на границе.
Столь подробное перечисление, вызывающее у обычного читателя только сострадание к пациенту, прокурору Андрушкинсу понадобилось для того, чтобы резюмировать: «Каждый раз вы заявляли, что заболели постепенно в течение нескольких дней, или чувствовали боль в течение недели. Каждый раз вы отрицали травмы и что против вас применялось насилие. Осматривавший вас медицинский персонал также не зафиксировал телесных повреждений. К тому же, 27 февраля, когда вам в очередной раз была вызвана неотложная помощь, и у вас констатировали боли в спине, в пояснично-крестцовом отделе, с иррадиацией в правый пах, определив диагноз — спондилез и поверхностное обморожение лодыжки и стопы, на вопрос, были ли вы избиты, вы ответили отрицательно. В ходе всей проверки в запрошенных и проверенных медицинских документах никакие телесные повреждения не констатировались, и вы не жаловались на насилие. Это произошло только в тот момент, когда вам отказали в предоставлении статуса беженца в Латвийской республике».
Прокурор также сообщает, что в ходе проверки был установлен служащий, на которого Сидья указал как на агрессора. «От упомянутого должностного лица было получено объяснение, в котором утверждается, что, выполняя должностные обязанности на латвийско-белорусской границе, оно не применяло физическую силу и спецсредства по отношению к нелегальным нарушителям границы, не било, не пытало их и не производило никаких противоправных насильственных действий» — пишет Андрушкинс, — Это должностное лицо указало, что никогда не видело, чтобы должностные лица Государственной погранохраны производили противоправные насильственные действия против нелегальных нарушителей границы».
Вердикт — объективных доказательств насилия не обнаружено. А что насчет телефона? Не было никаких признаков того, что он у Сидьи имелся на момент встречи с пограничниками.
«Я написал апелляцию и собираюсь идти в Европейский суд по правам человека, — говорит Сидья, — Я хочу добиться, чтобы они начали уголовное расследование этой проблемы, потому что она до сих пор не закончилась. До сих пор люди живут в лесу».
{{subtitle}}
{{/subtitle}}