Беженец из Сирии Абдалрахман Киван: в латвийском лесу есть палатка, где держат людей с обморожениями и ампутированными конечностями

Представьтесь, пожалуйста.

Меня зовут Абдалрахман Киван, я родился в городе Даръа, в Сирии, 1 января 1994 года. Я волонтер гуманитарной организации, и поэтому сирийский режим арестовал меня. Я просидел 74 дня в тюрьме и вынужден был заплатить 31 тысяч долларов, чтобы выйти на свободу. В конце октября 2022 года я нелегально покинул Сирию и приехал в Ливан. Затем я купил билет на самолет в Россию и потом отправился в Беларусь.

При помощи контрабандиста?

Да. В начале ноября я попытался въехать в Европу через Польшу, перебравшись через реку, но поляки нас арестовали. Они заставили нас раздеться, мужчин и женщин вместе, основательно обыскали, забрали телефоны, разбили экраны и сломали сим-карты. Они посадили нас в военные машины по 15 человек и высадили по пять человек в случайных точках на границе. Они разделили группы, чтобы мы ничего не знали друг о друге в лесу. Мы пытались пересечь границу в ноябре три раза, но, когда поляки вытолкнули нас в Беларусь в третий раз, мы решили вернуться в Минск, потому что у нас кончилась еда и вода. Нас поймала белорусская армия. 

Литовские леса ужасны, как ночной кошмар. Там была река, но мы перешли ее по дереву, которое было перекинуто через нее как мостик. Мы не знали, где мы, достали спрятанный телефон, проверили GPS и обнаружили, что мы в литовском лесу. Мы позвонили контрабандисту, и он дал нам координаты точки, в которой мы должны были встретиться с ним в Литве. Там должна была стоять машина, которая доставила бы нас в Европу. Эта точка была от нас на расстоянии 24 км. Из-за болот мы шли туда два дня. Мы сели в машину и пересекли Литву. И в Польше через час и 15 минут нас поймала армия.

Польские военные посадили нас под арест на два дня. Нам предложили подписать пару бумаг и сдать отпечатки пальцев, а иначе, сказали, что нас отправят в суд, потому что мы въехали в Польшу нелегально. Мы попытались попросить помощи и убежища, но нам ответили: «Мы бедная страна и не даем здесь убежища». Нам сказали, что, если мы не сдадим отпечатки пальцев, нас посадят в тюрьму. И тогда судья будет решать, отправить ли нас назад в Беларусь или заставить заплатить штраф 16 тысяч долларов, чтобы ехать дальше в Европу.

Мы подписали бумаги, чтобы вернуться в Беларусь, и военные сказали, что если снова поймают нас в Польше, то посадят на 8 месяцев и заставят платить штраф, а если в третий раз, то на два года. «А этот раз, — сказали, — считайте предупреждением».

Когда они закончили с отпечатками пальцев, они посадили нас в грузовик и сдали литовской армии. Нас отвезли в литовскую тюрьму. Мы оставались там 4-6 часов, с нами плохо обращались, не дали ни еды, ни воды, не дали помыться, ничего. Потом, на закате, литовские пограничники посадили нас в грузовик. Там уже были двое афганцев. Нас везли три часа, высадили у ворот и сказали идти.

Что это была за тюрьма?

Тюрьма пограничной охраны, в здании был подвал и несколько помещений. Нас высадили у стены, у ворот и заставили идти в Беларусь.

Это был официальный контрольный пункт?

Нет, это ворота в заборе, они просто открыли их и сказали идти. Нас было 17 человек, 15 сирийцев и двое афганцев. Мы связались с контрабандистом, и он дал нам точку в 15 км от нас, где нас должна была ждать машина до Минска. Но афганцы не захотели идти с нами, они хотели попробовать еще раз. И мы пошли, а их поймали в Литве, и одного из них убили литовские военные, а другого сильно избили. И потом выбросили их на границе, как будто он умер в Беларуси. Мы уже были в Минске, когда узнали о его смерти в новостях и увидели фото в фейсбуке.

Это были белорусские новости?

Есть много гуманитарных групп, таких как «Иштар» и прочие, да даже и в белорусских новостях это показывали. Но мы не знали, как именно это произошло. Потом парень, который остался в живых, рассказал об этом на своей странице в Facebook. А через 4-5 дней мы встретили его в ресторане в Беларуси, и он рассказал нам, как умер его друг.

Был конец ноября. У меня левая нога ранена в Сирии, и я больше не мог ходить. Мы выждали до 2 декабря. Поэтому контрабандист попросил нас отправиться в Латвию. 2 декабря мы были в лесу между Латвией и Беларусью, встретились в точке, где нас ждала его машина. Пока она ждала, латвийские военные что-то заподозрили. Мы увидели свет между деревьями в 200 метрах от нас. Мы быстро вскочили в машину, но подъехала латвийская машина, там сидели полицейские, мужчина и женщина, они направили на нас оружие. Нас было 15 человек, и мы сдались. Но была ночь, и лес в 10 метрах, и мы с пятерыми друзьями, троими мужчинами и женщиной, решили бежать туда. Остальных они отвезли в отделение погранохраны. Наверное, кто-то из них сказал пограничникам, что нас было пятнадцать. Мы долго, часа три, ждали в лесу, пока не уехал патруль, и контрабандист нам сказал, что ни одна его машина не может приехать нас забрать. Шел сильный снег, нам пришлось до 10 утра спать в лесу. В десять мы попытались связаться с волонтерами, но все извинились и отказали, потому что им было трудно добраться до точки, в которой мы находились. Мы снова связались с контрабандистом, и он дал нам новую точку, в 13 км от нас. Мы пошли и очень быстро пересекли дорогу, на которой нас в предыдущий день поймали и пришли в эту точку.

Нам было очень холодно, некоторые обморозили пальцы на руках и ногах и занесли в них инфекцию. Мы шли с десяти утра до девяти вечера и незадолго до 11 километра увидели собак латвийских пограничников. Они шли по нашему следу на снегу, а за ними шли военные. Мы остановились. Они вызвали полицию, она приехала и забрала нас.

Куда вас отвезли?

К главному зданию пограничной охраны. Нас продержали там два часа, допросили и сняли отпечатки пальцев, выдали сумки с тремя печеньями и литром воды. Нас допрашивали в гараже, где они держат свои машины. Закончили в час ночи. Пришел грузовик с мужчинами в масках. Они стали бить нас по ногам и бросили в грузовик.

Вас били в помещении или на улице?

В помещении, прямо перед полицейскими в ангаре. Сказали, что в машине никто не должен поднимать голову, просто, мол, стойте, пока не приедем. Мы ехали два часа и приехали к палатке. К «палатке смерти» в лесу. Нас продержали там четыре часа, а утром за полтора часа привезли к пограничному столбу 111 на границе с Беларусью. Мы впятером вошли в белорусский лес, мы не знали, где мы находились, но мы достали спрятанный телефон и проверили по GPS.

А потом связались с теми десятерыми, которые были с нами раньше, и выяснили, что они снова в Минске, слава богу, в безопасности. Мы послали им свои координаты, и они сказали нам, что были там, и посоветовали отправиться дальше в 10 часов утра. Они посоветовали дождаться рассвета, потому что лес сырой, с реками и болотами. Мы прошли полкилометра и разожгли костер, было пять утра, мы замерзли, ноги промокли, у нас были обморожения и инфекции. Сидя у костра, мы заметили пятерых человек, идущих к нам издалека, четверых мужчин и одну женщину. Четверо были иракцами, женщина, ее муж и родственники. Один мужчина йеменец. Эти люди застряли в лесу дней на двадцать. Там, откуда они шли, было что-то вроде ворот. Оттуда военные отправляют людей по общей для Беларуси и Латвии дороге. Женщина была 2002 года рождения, ее муж — 2000 года. У женщины произошел выкидыш в лесу, она была беременна. 

На каком месяце?

На третьем, и она была в таком плохом состоянии, что военные ее вообще не впустили. Эти люди сказали, что латыши сломали их телефоны, забрали сим-карты. У нас был наш секретный телефон, который мы старательно прятали, потому что знали, что такие вещи случаются. Они попросились остаться с нами и идти дальше вместе, потому что нуждались в помощи.

Контрабандист дал нам новые координаты в 8 километрах от нас, чтобы машина забрала нас в Беларусь. Мы шли дотуда с десяти утра до восьми вечера. Женщина была в очень плохом состоянии. Лес был ужасный, густой, снег более чем полуметровой глубины.

Машина пришла за полчаса до нас. Она вызвала подозрение у белорусских военных. Они запустили дроны и обнаружили нас. Мы попытались объяснить нашу ситуацию с помощью переводчика по телефону, но у него не нашлось к нам сочувствия, нас запихали в багажник минивэна и отвезли обратно в Латвию. Но в другое место.

Какой там был столб?

Там не имелось указателей, но было дерево, которое соединяет два места. Мы должны были пройти по этому дереву, чтобы перебраться на латвийскую сторону. Связались с контрабандистом, сказали, что нас поймали, и он дал нам новую точку, в семи километрах. Сказал идти туда, там нас должна была ждать машина, которая отвезла бы нас в Германию. Пришли, и контрабандист попросил нас подождать два часа. Пока мы ждали, нас заметили две женщины-пограничницы. Они отвели нас на официальный контрольный пункт в трех километрах оттуда, там нас ждали латвийские военные.

Они отвезли вас в палатку?

Нет, к официальному отделению на границе, и заставили нас ждать там с четырех до девяти вечера. А в девять приехали охранники в масках и стали бить нас в гараже, а потом забросили в фургон, как животных, и отвезли к палатке. Оттуда они забрали нас в три утра и высадили снова у того же столба 111.

Мы поговорили с контрабандистом, и он снова послал нас к той точке, которую дал перед этим. Там нас ждали две машины. Иракцы сели в одну, а мы в другую. Мы выехали и через километр белорусские военные стали светить нам, чтобы мы остановились. Наша машина остановилась, а вторая с иракцами продолжила путь и смогла уйти. Мы умоляли их нас отпустить, но они посадили нас в микроавтобус и выкинули в латышской части. Мои военные раны адски болели, я не мог идти дальше. Телефоны сломаны, симок нет, пауэрбанки пустые, а в спрятанном телефоне заряда батареи осталось всего 65%. Мы наткнулись на пограничный патруль, и нас привезли в палатку. Было семь или восемь часов вечера.

Ночью я потерял сознание. Пришел командир и спросил, что со мной. Дама, которая была с нами, объяснила, что я раненый с сирийской войны. И они меня отвезли в свою палатку. Они спрашивали меня о ранах на моем теле. Я все рассказал им и показал ранения. У меня в ногах остались металлические осколки. Я снял брюки и остался в шортах. И тогда они прижали меня к земле и стали тыкать сигаретами прямо в те места, куда я был ранен. Пять или шесть сигарет коснулись моих ног, и боль стала еще сильнее. 

Я оставался там с 17 декабря до 2 января. Понятия не имею, что произошло с моими друзьями, с которыми я был на границе.

В санитарной палатке было 11 человек, трое с ампутированными конечностями, у остальных ноги были заражены инфекцией из-за обморожения, пальцы лопнули, так что вся палатка была заполнена ранеными. Второго января я потерял сознание, меня отнесли в минивэн и отвезли в пограничный участок. Я оставался в минивэне, пока не приехала скорая, которую они вызвали из больницы. В машине меня попытались привести в чувство, но не получилось, и меня отвезли в город в Латвии, который я не знаю. Меня отвезли в больницу, я пробыл там полдня или день, мне сделали МРТ и написали отчет. (Абдалрахмана отвезли в Даугавпилсскую больницу — Новая газета.Балтия). Потом пришел фургон пограничников и отвез меня в какой-то контрольный пункт в 15 минутах езды от больницы.

Там меня заперли в одиночку, а на седьмой день перевели в другой сектор этого же здания. Я встретил там каких-то парней и спросил, мол, ребята, где я? Они сказали, что я в закрытом лагере. Вечером пришел другой минивэн и забрал нас еще с троими людьми в открытый лагерь. Я пробыл там три дня и уехал. Я сожалею, что покинул Латвию, но эта страна для меня небезопасна, и люди, с которыми я столкнулся — анти-арабски настроенные расисты. Прием был настолько плох, я столкнулся с таким расизмом, что я не вижу будущего для своих детей в Латвии.

Расскажите о палатке с ранеными. Знаете ли вы, что с ними произошло? Видели ли вы потом кого-нибудь из них?

Нет, к сожалению. Когда я попал в палатку, раненые там находились уже четыре месяца. Они сказали мне, мол, когда наши раны заживут, они нас либо возьмут в Латвию, либо отправят в Беларусь, потому что они не хотят показывать, что ампутации проводились, когда мы были у пограничников.

Приходил ли к ним врач?

Нет, их оставили одних. Место, в котором им ампутировали части тела, было в главном здании погранохраны. А потом их привезли обратно в палатку. Дали обезболивающие и бинты и бросили там. Врачу запрещено там находиться. Даже пограничникам. Только эти охранники в масках могут туда заходить. Над их головами круглосуточно летают дроны. Так что люди там сами друг о друге заботились, меняли повязки и так далее.

Сколько вообще в лесу палаток?

Три.

Все для беженцев?

Одна для беженцев, они туда попадают на пару часов, а потом их снова выталкивают в белорусский лес. Другая для раненых. И последняя, так сказать, пятизвездочная, для них самих.

На каком языке вы разговаривали с теми, кто пережил ампутацию? А они между собой? Египтянин говорил по-английски?

— Я думаю, да. Но я с ним говорил по-арабски».

Пограничная служба Латвии: в приграничной зоне не проводят медицинские манипуляции, в том числе ампутации

Мы задали Государственной пограничной охране и Службе неотложной медицинской помощи (СНМП) следующие вопросы. Регистрировались ли с ноября по февраль вызовы неотложной медицинской помощи на границу для проведения инвазивных процедур на месте? Вызывалась ли неотложная помощь для послеоперационного ухода на месте? Кому оказывалась такая помощь и были ли эти люди доставлены в больницу? Были ли эти люди приняты в Латвию по гуманным соображениям?

От СНМП мы ответа не получили.

Представитель Пограничной охраны Кристине Петерсоне сообщила «Новой газете Балтия»: «Учитывая длительную ситуацию, связанную с гибридной угрозой на белорусско-латвийской государственной границе, Государственная пограничная служба обращает ваше внимание и снова призывает как общество, так и представителей СМИ критически относиться к новостям, распространяемым в публичном пространстве, поскольку они могут быть очередной провокацией властей Беларуси, заведомым разжиганием вражды и искажением фактов.

Государственная погранохрана действует так, чтобы жизням людей ничто не угрожало и каждый раз, констатируя признаки, свидетельствующие о необходимости медицинской помощи, пограничники вызывают неотложную помощь.

Любые выводы о состоянии здоровья лиц, незаконно пересекших государственную границу или лиц, не допущенных к незаконному пересечению, делаются на основании медицинских заключений, в том числе решения о необходимости госпитализации, принятые должностными лицами СНМП.

В приграничной зоне не производятся медицинские манипуляции, в том числе, операции какого-либо вида. В свою очередь, палатки используются исключительно в случае необходимости для обеспечения обязательства по оказанию гуманитарной помощи в соответствии с Постановлением о чрезвычайном положении (согласно списку медицинских манипуляций, ими является фактически все взаимодействия между медиком и пациентом — прим.)».

Кристине Петерсоне сообщила также, что с 1 ноября по 16 марта неотложная помощь вызывалась на границу 48 раз — для осмотра или оказания помощи.

«По запросу Государственной пограничной службы СНМП выезжает для оказания помощи, однако, после осмотра пациенты либо доставляются в медицинские учреждения для получения дальнейшего лечения, либо неотложная медицинская помощь оказывается на месте — это обезболивающие препараты, пластыри, если нарушитель границы жалуется на растянутую, расцарапанную ногу, боли в животе, простуду и температуру, обострение хронических заболеваний (например, сахарный диабет) и тому подобное», — сказала представительница погранохраны.

По сообщению Петерсоне, за упомянутый период по гуманным соображениям при пересечении границы приняты в Латвии 149 человек. Задержанных иностранцев размещают в центре задержания «Даугавпилс». Часть из них госпитализируют и доставляют в лагерь уже после выписки из медицинского учреждения.

В качестве постскриптума Кристине Петерсоне напомнила, что погранохрана сейчас сталкивается не с классическим миграционным кризисом, а с гибридной угрозой, который направил против Латвии белорусский режим. Для преодоления этой угрозы мобилизованы государственные ресурсы согласно разработанным планам действий, которые засекречены и содержат государственную тайну, и эта информация не подлежит публикации.

«Однако, для отражения этой информации в сколько-нибудь доступном виде погранохрана, уравновешивая интересы государства и СМИ, обеспечивала и впредь будет обеспечивать присутствие СМИ в той мере, в какой это не угрожает государственным интересам, — говорит представительница погранохраны, — Порядок организации визитов СМИ на территории, прилегающие к границе, определяются в руководящих линиях, об этом СМИ публично были проинформированы еще в сентябре 2021 года, к тому же в руководящие линии включено аргументированное обоснование, по каким причинам еще большее присутствие СМИ вблизи границы невозможно».

В упомянутых руководящих линиях мы нашли следующую информацию. Приграничная зона шириной в 2 км закрыта для посещения. Погранохрана организует визиты СМИ, определяя конкретное место и время, чтобы те не угрожали интересам безопасности Латвии, то есть, возвращению правонарушителей в страну, из которой они въехали, или как-либо еще препятствовали выполнению служебных обязанностей пограничников.

Не допускается участие СМИ в мероприятиях государственной обороны, мероприятиях по возвращению лиц (иными словами, пушбэках), при патрулировании границы. Интервью организуются в пограничном отделении или, если необходимо, на фоне границы без указания места.

Мы задали погранохране дополнительные вопросы. Где находятся палатки? Есть ли там сейчас люди, и, если есть, то сколько? Можем ли мы попасть в палатки и проинтервьюировать их? Сколько времени люди, помещенные в палатки, проводят там в среднем? Где им оказывается при необходимости медицинская помощь, если не в палатках? Кто вызывает врача на границу? Кто и по каким критериям принимает решение? Как убедиться в том, что медицинская помощь на границе оказывается каждому, кто в ней нуждается? Есть ли в палатках туалет? Могут ли люди там вымыться?

В отчете по Латвии, выпущенном в октябре прошлого года, Amnesty International рассказала об этих палатках со слов побывавших там мигрантов и пришла к заключению, что они используются как неофициальное место задержания, что является незаконным. Мы попросили погранохрану прокомментировать это заявление. Ответа на эти вопросы мы не получили.

Абдалрахман Киван был принят по гуманитарным соображениям в Латвии в феврале этого года и получил право претендовать на международную защиту. Он попросил нас не сообщать, где он находится, потому что очень боится преследования людей в черных масках.

Как латвийские, так и польские волонтеры свидетельствуют, что окрестности столба 111 в этом году очень часто используются для пушбэков. В таком случае, отделение погранохраны, о котором говорит Абдалрахман, это «Робежниеки».

Но мы получили от независимого источника фотографию группы мигрантов, сделанную с белорусской стороны вблизи от латвийской границы, узнали на нем Абдалрахмана, и он сам опознал себя. 

Нам также удалось связаться с сирийцем из группы, с которой Абдалрахман пережил пушбэк на латвийской границе: он вернулся в Минск, где ему ампутировали ноги, и где он находится по сей день. Частный врач приходит к нему лечить последствия обморожения. Волонтеры польской группы Hope & Humanity Poland некоторое время поддерживали контакт с гражданкой Ирака, которая испытала спонтанный аборт в лесу и была вытолкнута в Беларусь. Ей удалось вернуться в Минск.

Наконец, Зося Красновольска, волонтерка Hope & Humanity Poland, помогающей беженцам и мигрантам в Беларуси, сообщила: «У нас есть свидетель в Беларуси, который говорит, что люди с ампутированными ногами выдворялись с латвийской границы». Редакции известны более подробные сведения об этом свидетеле, но волонтерка попросила не разглашать их. За помощь мигрантам в Беларуси грозит тюремный срок до восьми лет.