«День простоять и ночь продержаться»: Центр помощи детям украинских беженцев в Эстонии борется за выживание

Ваш Центр существует с лета 2022 года, а потребность в нем все еще не исчезла. Почему?

Мы начинали работать на корабле, где жили украинские беженцы. Там размещали только что приехавших людей, и там же по согласованию сначала с социальной службой на корабле, а потом с социальным департаментом, мы открыли центр для детей беженцев. Мы получали отзывы от родителей, и от них мы знали, что потребность такая остается, потому что приехали в основном мамы с детьми. Люди только приехали, никто еще в школы и сады не определил детей, многие остались в украинских школах онлайн.

Предоставление рабочих мест для педагогов стало второй частью помощи украинским беженцам.

Потому остается потребность в нем и с точки зрения помощи семьям, и с точки зрения помощи педагогам тоже, потому что они по-прежнему не могут здесь устроиться на работу. Для них мало что изменилось — они не могут за такой короткий период времени дойти до уровня владения эстонским С1, чтобы работать. Это было бы сложно, даже если бы они были в спокойной ситуации. Наши воспитатели, как и дети, сидели в подвалах, прежде чем попасть сюда, и понятно, что в таком состоянии трудно сразу окунуться в новую жизнь и начать учить язык. Плюс ко всему большинство из приехавших — это мамы с детьми, которые здесь одни. Конечно, им сложно.

Как устроена работа в центре, что вы предлагаете детям?

Центр уже долгое время работает в формате семидневки. Пока мы были на корабле, работали в режиме пятидневки. Во время каникул мы снова переходим на пятидневку, потому что детей приходит больше, и наши сотрудницы в усиленном режиме работают в будни.

Наши дети занимаются робототехникой, творчеством, рукоделием, искусством, английским языком. Долгое время был эстонский, проводились занятия с логопедом. Подготовка к школе — математика, украинский, чтение. У нас есть разговорный клуб в формате «кафе-мидраш» (метод чтения, при котором участники разбиваются на группы, получают от ведущего тексты, читают их, задают друг другу вопросы и отвечают на них). Этому способу чтения нас научил Дима Зицер. Теперь стало так классно, все полюбили читать.

И с экскурсиями стало сложнее. Но недавно мы ходили в ресторан «Одесса», там для детей проводили бесплатные кулинарные мастер-классы, за что мы очень благодарны ресторану. Они уже во второй раз нам помогают, в первый раз оплачивали экскурсию, сейчас сами у себя провели мероприятие.

Сколько сейчас детей в центре и какого они возраста?

В среднем по записям 50–60 детей. Дети приходят не все сразу, сейчас вместимость нашего центра — 25 человек. Столько детей бывает в основном на каникулах. В будни, когда мы работаем на пятидневке, у нас ходят малыши, по выходным ходят дети постарше.

Были планы на этот год добавлять еще совсем маленьких детей, группу раннего развития, 3–4 года, а также несколько дополнительных занятий, кружков, дополнить школу для подростков и открыть кабинет психолога. Но мы внезапно оказались в такой сложной ситуации, что сейчас непонятно вообще, выживем мы или нет, даже в том формате, в котором работали раньше, не говоря уже о том, чтобы добавлять что-то новое.

На каком языке ведется работа? Наверное, родители заинтересованы в том, чтоб дети сохраняли украинскую идентичность?

В основном вся работа ведется на украинском языке, но педагоги владеют и украинским, и русским. Некоторые наши дети не владеют украинским, поэтому с языком плавающая история — русский, переходящий в украинский, и наоборот. Плюс есть еще такой момент — ребенок, год не находящийся в языковой среде, утрачивает язык. Родители, естественно, этого не хотят. И поэтому у нас они имеют возможность общаться на украинском языке, поддерживать его, читать украинскую литературу, развивать культуру. Этим мы тоже занимаемся.

Для родителей это бесплатно?

Нет, они немножко платят. Когда занятия абсолютно бесплатные, для людей теряется их ценность. У нас такой опыт тоже был. Когда мы начинали бесплатно, было 150 детей по записи, а реально приходили 10 человек. Кто-то забыл, кто-то не захотел или еще что-то, а мы педагогов вызываем.

Сейчас родители платят взнос, который покрывает питание. Больше он не покрывает ничего. Но у нас для детей бесплатны абсолютно все занятия, которые были все это время — логопед, английский, эстонский. Дополнительно они даже экскурсии не оплачивают.

Какие сейчас самые важные проблемы у детей и в чем они нуждаются больше всего?

Им нужен психолог. Это моя самая большая печаль. К нам в конце прошлого учебного года приходила психолог и оценивала состояние всех детей.

Кто-то просто сменил страну проживания, а кто-то прятался от обстрелов в подвалах. С этим нужно работать.

Дети какого возраста наиболее тяжело переживают происходящее?

Малыши переносят легче. Чем ребенок старше, тем сложнее. У нас на корабле была девочка лет 10–11, она очень долго там жила. И у нее были жесткие флешбеки — она искала снайперов по всем крышам. Был мальчик, который разговаривать перестал. Был мальчик, которые не ел. Был ребенок, который в туалет не мог ходить — в подвале не было туалета, и, когда они с мамой поднимались в туалет, начинались обстрелы.

Этим детям нужно хотя бы выйти из травмы. У них здесь спокойная расслабленная атмосфера, педагоги с ними общаются на родном украинском языке. Но мы все это время хотели для них психолога.

Когда вы поняли, что будете этим заниматься?

Вообще-то я всю жизнь занимаюсь помощью детям. Я приехала из России почти три года назад, там осталась моя благотворительная организация, которая занималась и продолжает заниматься помощью детям-сиротам. Она работает до сих пор по Северо-Западному региону, там больше двух с половиной тысяч детей. У сирот травма другая, чем у детей из зоны военных действий, но это тоже дети в трудной жизненной ситуации.

Когда началась война, я уже была в Европе. Поняла, что назад не возвращаюсь, остаюсь здесь и буду помогать украинским детям. То, что я умею, знаю и делаю всю жизнь, я перенесла сюда.

Что было самым сложным, когда вы начинали здесь работу?

Сложность была, как и у всех, в том, что я из России, я этого ни от кого не скрывала, и нам непросто давалась поначалу коммуникация друг с другом. Сейчас меня уже абсолютно спокойно воспринимают, все меня знают, Эстония не очень большая страна. Всем понятно, какие ценности у меня, и с этим уже проблем нет.

Если поначалу хорошо шел сбор донатов, потому что тогда все пытались подключиться и помочь, то потом наступила естественная усталость. Война длится уже больше двух с половиной лет, идут постоянные сборы на все что только можно, и понятно, что люди устали. Очень многим тяжело, люди пытаются дистанцироваться, не хотят знать, что происходит.

Но война все равно продолжается, каждый день происходят ужасные вещи, и забывать об этом нельзя. Сложность со сбором донатов есть не только у нас, это в принципе повсеместная история по украинским проектам.

Ситуация такая, что нужно примерно все — и людям конечности восстанавливать, и технику закупать, и генераторы-дрова искать, и беженцам тоже нужна помощь. И здесь необходимо находить тех людей, у которых совпадают с нами ценности. Кто-то донатит на технику, кто-то на дрова, а кто-то — на беженцев.

Во сколько обходится содержание центра?

Около 10 тысяч евро в месяц. Сюда входит аренда, зарплата преподавателям, другие нужды.

Откуда удавалось получать финансирование до сих пор?

Мы несколько раз получали мини-гранты от антивоенных организаций. Один раз была внегрантовая история — тоже от антивоенной организации, которая после 2022 года появилась, но в основном это частные пожертвования. Часто это доноры, которые к нам приходили после публикации у лидеров мнений.

Поначалу мы много собирали маленькими донатами, потом, когда переезжали с корабля, у нас появился донор. У него была лимитированная сумма, которую он готов был нам выделить на определенный период времени. В этом году в мае нашелся крупный донор, который был готов на постоянной основе нас поддерживать. Но в основном люди, которые нас поддерживают — это россияне, украинцы и беларусы. А россияне и беларусы сталкиваются с некоторыми сложностями, ведя бизнес в других странах.

Это же произошло, к сожалению, и с нашим донором. Несмотря на то, что он несколько месяцев нас поддерживал и был готов поддерживать дальше, сейчас у него такой возможности нет. И мы, увы, оказались к этому не готовы, поэтому сейчас пытаемся спастись и найти людей, которые бы смогли нас поддерживать.

Помогают ли вам эстонские власти?

У нас есть благодарность за вклад в прием украинских беженцев. Это все.

Когда мы только начинали работу, мы примкнули к MTU, которая занимается развитием школы по интересам. Они проводили городские лагеря для детей, и тогда же была дотация от Эстонии на дополнительные места для украинских беженцев. Тогда родителям это стоило 10 евро за неделю, все остальные расходы покрывали власти. Как раз тогда наша MTU у себя в городских лагерях проводила смену дотационную, а то, что мы проводили на корабле, было сверх программы. Потом мы подавались еще то ли на дотацию, то ли на грант на сохранение украинской культуры, но не прошли.

Было что-то в вашей работе, что вызывало наибольший отклик, после чего поток пожертвований рос?

У нас был один мультик, который взлетел очень хорошо. Он был про войну, душещипательный, дети сами его снимали. Там были наши реквизиты. Это было в начале 2023 года, но и тогда мы ничего не собрали. Все просто репостили мультик.

Сейчас мы делаем упор на то, чтобы привлечь внимание, и многие медийные российские оппозиционные личности про нас рассказывают, в том числе у себя в соцсетях. Недавно о нас сделали публикацию Анатолий Белый, Татьяна Фельгенгауэр, сейчас обсуждаем с Чулпан Хаматовой.

Группа «Би 2» нас очень поддерживает. Они к нам летом приезжали, перед концертом удалось с ними познакомиться, и они помогают с тех пор. Нас поддерживали Дима Зицер, Антон Долин, группа «Каста». Для нас сейчас главное — день простоять и ночь продержаться.

То, что вы продержались больше двух лет — уже большое достижение.

Я тоже так считаю. В Германии есть похожий проект, только направленный на сохранение русского языка. Они с русскоязычными детьми работают. И когда меня спросили по поводу фандрайзинга, я ответила, что нашему центру удается быть на плаву больше двух лет, и это почти чудо.

Есть ли где-то еще подобные центры поддержки украинских детей?

Меня звали пару раз в другие страны, чтобы открыть такой же центр. Но я не смогла поехать, потому что была очень сильно включена в работу нашего центра. Недавно я узнала, что в одной из европейских стран был такой же центр. Они делали практически то же, что и мы, и также привлекали украинских педагогов. Он продержался меньше года. Когда они поняли, что больше не собирают деньги, то перестали работать.

Если не получится найти финансирование, есть ли у вас «план Б»?

Закрываться. Мы уже три месяца работаем в долг. Сейчас еще можно спасти ситуацию, а вот искать деньги на центр, когда он уже закрылся, будет практически нереально.

Как можно помочь вашему центру?

Помочь можно несколькими способами. К нам можно прийти работать волонтером. У нас были и разовые интересные мероприятия, и постоянные — к нам на постоянной основе уже второй год ходит преподаватель английского языка Владимир, который бесплатно все это время занимается с детьми. Эстонский язык у нас тоже вела бесплатно замечательная преподавательница Катрин, которая приходила к нам раз в неделю. Так что тут надо обсуждать — что вы можете предложить нашим детям, в каком формате.

О нас можно рассказывать, потому что, чем больше о нас будут знать, тем больше шансов, что, может, какая-то организация нас захочет взять под свое крыло. А самое прекрасное, что может быть — это не разовая помощь, а подписка на постоянные пожертвования. Даже небольшая сумма на постоянной основе позволит нам не умереть.