В 2024 году отмечается 110-летие начала Первой мировой войны. На Западе она более известна как «Великая» (The Great War), а вот в Восточной Европе ее все чаще не без оснований называют «Забытой». «Новая Газета.Балтия» рассказывает о важных трендах, которые были сформированы Великой войной и до сих пор продолжают оказывать влияние на нашу с вами повседневность.
Доминирование англо-американского стиля жизни
Сегодняшний среднестатистический европеец сносно говорит по-английски, пользуется сервисами Google, покупает девайсы Apple и не пропускает голливудских новинок. Весьма вероятно, что он следит за матчами NBA и не против выиграть грин-карту, а про Камалу Харрис и Дональда Трампа знает больше, чем про любого из политиков родной страны.
Все перечисленное вполне объяснимо. Как бы ни пытались российские или китайские политологи отрицать очевидное, мы живем в Pax Americana. Причем многие исследователи не без оснований считают, что сегодняшнее влияние Соединенных Штатов исторически беспрецедентно и заметно превосходит то влияние, которым располагали Римская Империя, Арабский Халифат или наполеоновская Франция.
Однако до Первой мировой ни о чем таком не могло быть и речи. По состоянию на конец XIX столетия США были крупной и богатой, но в целом периферийной страной. Согласно данным Maddison Project от университета Гронингена, в 1872 году ВВП США уступал ВВП Британии и был примерно равен ВВП Франции и Германии, то есть ни о каком глобальном доминировании речи точно не шло. Что касается культурного влияния, то оно и вовсе стремилось к нулю — в Париже, Лондоне или Вене за любое десятилетие XIX века было создано куда больше значимых произведений, чем в США за все столетие.
Все принципиально изменил выстрел Принципа. Вопреки обещаниям кайзера Вильгельма II, никто из солдат Первой мировой не вернулся домой до Рождества. Противостояние Антанты и Центральных держав быстро перешло в режим тотальной войны на истощение. Экономики Британии, Франции и Германии, а также и без того не самых богатых России и Австро-Венгрии под такой невиданной нагрузкой стремительно пошли ко дну.
США же вступили в войну лишь 6 апреля 1917 года, до этого активно раздавая воюющим кредиты. Антанте удалось дожать Германию лишь ценой колоссальных долгов, приведших Британию и Францию к фактической зависимости от Штатов.
Что касается проигравшей Германии, то состояние ее экономики тем более зависело от США, ведь именно американские банкиры разрабатывали планы репарационных выплат — планы Юнга и Дауэса. Историк экономики Адам Туз пишет, что уже к 1922 году совокупное состояние США превосходило совокупное состояние остальных великих держав вместе взятых (!), причем практически все эти державы были Штатам еще и должны.
Фото: U.S. Army
По итогам войны Соединенные Штаты Америки превратились в главного кредитора и самую богатую страну планеты, располагавшую 50% мировых запасов золота. Из экономического влияния вытекало влияние политическое — именно под американскую диктовку писались мирные договоры, именно американский президент формулировал основные положения устава Лиги Наций, именно по американским лекалам строились возникшие на обломках былых империй республики вроде Чехословакии или Австрии. Ну а следом подтянулась и soft power — мир подсел на Голливуд и пересел на дешевые «Форды», а вместо французского начал учить английский.
Все это привело к росту популярности США и американского образа жизни, что позже было только упрочено итогами Второй мировой.
Конец аристократии и демократизация
Среднестатистический европеец, достигший совершеннолетия, время от времени посещает избирательный участок. Это его неотъемлемое право, которое он считает чем-то само собой разумеющимся и где-то даже обременительным.
Однако так тоже было не всегда. К началу Великой войны в Европе насчитывалось 26 государств, 22 из которых были монархиями. Излишне уточнять, что все монархические государства были так или иначе построены на сословных принципах — даже в продвинутой Великобритании аристократия имела колоссальные преимущества перед представителями мелкого бизнеса, не говоря уже о простонародье. Что-то сделать с заведомо несправедливым общественным устройством было невозможно — во всяком случае, законным путем, ведь право голоса в подавляющем большинстве государств принадлежало лишь тем, кто удовлетворял соответствующему имущественному цензу. Ну или вообще никому не принадлежало.
Исторически привилегии аристократии объяснялись тем, что в случае войны именно дворяне будут рисковать жизнью, защищая общину. Такое положение дел действительно оставалось актуальным довольно долго, однако Первая мировая изменила само представление о войне.
За четыре года было мобилизовано свыше 73 млн человек, более 10 млн из них не вернулись с полей сражений, а еще 20 млн вернулись ранеными и искалеченными (кстати, дав огромный толчок развитию пластической медицины — еще одно неочевидное последствие Великой войны).
В 1918 году для многих было очевидно, что аристократия утратила монополию на военную доблесть — а значит, должна утратить и свои привилегии. Если кто-то достаточно хорош, чтобы умереть за свою страну в окопе, почему он недостаточно хорош, чтобы в этой стране голосовать?
Еще одним ударом по аристократии стало то, что в европейском общественном мнении довольно быстро утвердилось представление о Великой войне как войне бессмысленной, не имеющей внятных причин и начавшейся лишь из-за грубых ошибок монархов и генералов.
Апокалиптический масштаб разразившейся бойни не позволял «понять и простить» такие ошибки, поэтому в обществе возник запрос на полный демонтаж старого порядка. Бороться с такими взглядами зачастую было уже и некому, ведь в начале войны активнее всех записывались в добровольцы как раз представители аристократии, которые, соответственно, первыми и гибли.
Результатом всего перечисленного стала масштабная демократизация европейского политического ландшафта, активно поддержанная новым гегемоном в лице США. С карты континента исчезли сразу несколько крупных монархий, среди которых выделяются Германия, Австро-Венгрия и Россия. Практически во всех странах, принявших участие в Великой войне, были проведены реформы избирательной системы. В Великобритании впервые в истории страны избирательное право было предоставлено всем взрослым мужчинам, что привело к приходу к власти партии лейбористов. В Австрии и Венгрии избирательное право было распространено на всех граждан, включая женщин. В Италии в 1918 году право голоса было предоставлено всем мужчинам старше 21 года (до этого было старше 30).
Практически во всех новообразованных республиках (в том числе в Литве, Латвии и Эстонии) сходу вводилось избирательное право для всех совершеннолетних граждан.
Правительства, избранные широкими народными массами, проводили важные социальные реформы: именно с послевоенной волной демократизации связано введение в большинстве стран законов о максимальной продолжительности рабочего дня, минимальной зарплате, запрете детского труда и базовом социальном страховании.
Кое-где, впрочем, у демократизации были и негативные последствия: в частности, тот факт, что право голоса получили миллионы людей без адекватного образования, сильно упростил путь во власть популистам вроде Гитлера и Муссолини, да и российские большевики выстраивали свой имидж на подчеркнутой антиэлитарности.
Феминизация
Еще одним важным последствием Первой мировой войны стала победа европейского суфражизма. В условиях тотальной мобилизации ресурсов ни одно из воюющих государств не могло отказаться от помощи доброй половины собственного населения, поэтому каждая армия использовала десятки тысяч сестер милосердия, поварих и шоферок. Кое-где женщин использовали и в бою — вспомним, например, знаменитый батальон Марии Бочкаревой. Еще более заметно изменилась роль женщин в тылу — так как всех мало-мальски здоровых мужчин забрали в окопы, женщины начали заниматься исконно «мужскими» профессиями, в том числе на фабриках и заводах. Подсчитано, что 4/5 от всего оружия, использованного во время войны британской армией, было изготовлено именно девушками.
Женщины работают на американском авиационном заводе во время Первой мировой войны. Фото: Encyclopædia Britannica, Inc.
Возник резонный вопрос наподобие того, которым мы уже задавались выше — если женщины могут вооружать свою страну и даже воевать за нее, то почему же они не могут в ней голосовать? К сожалению, патриархальные стереотипы начала века были так сильны, что даже такой бронебойный довод сработал не везде и не на сто процентов. В той же Франции женщины получили право голоса лишь в 1945 году — равно как в Болгарии и Сербии (Югославии). Зато в Великобритании женщин окончательно уравняли в правах с мужчинами в 1928 году, в США — в 1920, а проигравшие Германия и Австрии провели соответствующие реформы уже к 1919 году. В Литве, Латвии и Эстонии все совершеннолетние мужчины и женщины получили право голоса сразу после объявления независимости.
Представление о женщине как о безвольном придатке к мужу навсегда осталось где-то в 1913-м — всерьез оперировать такими образами после Великой войны не рисковали даже самые одиозные консерваторы. Изменения в стиле жизни, моде и поведении женщин стали необратимыми, что отлично заметно в том мире, в котором мы живем сейчас.
Карикатура Генри Дж. Глинтенкампа, предсказывающая последствия войны, впервые опубликованная в The Masses в 1914 году, Wikimedia
Рост популярности пацифизма
Если в наши дни кто-то начнет рассуждать о том, что война — это естественное состояние человечества и что цель жизни настоящего мужчины — погибнуть с оружием в руках, то окружающие покрутят пальцем у виска и постараются с таким оратором ничего общего не иметь.
Между тем европейская мысль до начала ХХ века во многом строилась как раз на подобных тезисах. Особенно это касается второй половины XIX века. После того, как Чарльз Дарвин сформулировал идею естественного отбора, многие философы быстро экстраполировали ее на международные отношения, придя к выводу, что на политической карте также остаются лишь самые сильные и приспособленные и что применить силу против слабого — не грех. Пацифизм же считался чем-то вроде не очень опасного душевного расстройства и всерьез элитой не воспринимался.
Ужасы войны и бессмысленная гибель целого поколения сделали такие взгляды куда менее популярными, хотя и не истребили полностью — например, идеология Третьего Рейха в значительной степени была основана именно на социал-дарвинизме. Напротив, привлекательность идей пацифизма заметно выросла, на что серьезно повлияли такие деятели культуры, как Эрих Мария Ремарк, Эрнест Хемингуэй, Анри Барбюс, Отто Дикс и другие.
Апогеем популярности пацифистской идеи стоит признать подписанный в 1928 году пакт Бриана-Келлога, согласно которому 15 государств в принципе отказались от войны как средства решения международных противоречий. Учитывая, что через 11 лет началась Вторая мировая война, многие историки относятся к пакту Бриана-Келлога как к некоему забавному казусу. Однако рост популярности пацифистских идей, которые после Холокоста и появления ядерного оружия являются магистральными, этот документ иллюстрирует прекрасно.
Мемориал в память о погибших в Первой мировой войны в Драгиньяне, Франция. Фото: Catherine Jouanneau
Доминирование массовой культуры
Культурные последствия Первой мировой — тема для отдельной монографии. В этой статье остановимся на одном аспекте — десакрализации творчества. Если до Великой войны деятель искусства воспринимался как некий аналог Бога-творца, а миллионы людей искренне считали слова Гюго, Диккенса или Толстого готовыми инструкциями к тому, как должно выглядеть мироздание, то после войны авторитет творца ощутимо упал. Это логично, ведь дворянско-буржуазная культура не смогла предотвратить безумной бойни, более того, часть властителей дум эту бойню еще и поддержала — вспомнить хотя бы немецкий «Манифест девяноста трех». Так как в послевоенном обществе существовал запрос на полное ниспровержение старого мира, ниспровержению подверглась и старая культура.
На ее место пришла новая — не претендующая на генерирование вселенских смыслов и направленная, в первую очередь, на коммерческий успех. Еще раз вспомним, что на первый план после войны выходят массы, а вот аристократия как таковая исчезает — соответственно, меняется и целевая аудитория деятелей культуры. Больше нет смысла потакать утонченным вкусам немногочисленных покровителей, теперь мерилом успеха является количество проданных книг (картин, альбомов). Значит, нужно находить общий язык с массами. Отсюда и вытекает тренд на массовую культуру, кое-где вырождающуюся в откровенный китч.
В противовес ей достаточно быстро появилась малопонятная для обывателя культура элитарная, а противостояние двух этих видов культуры продолжается до сих пор.
Дехристианизация Европы
В 1910 году в мире насчитывалось 600 миллионов христиан. Это означает, что христианами были 34,7% населения Земли — и это пик распространения данной религии. При этом около 70% всех христиан мира проживали в Европе. Среди европейцев к христианам себя причисляли 92-93% жителей.
Если брать статистику за 2024 год, то христианство за последние сто лет не так уж и просело — сейчас христианами называют себя 32% населения планеты. Однако уровень держится за счет США и Латинской Америки, тогда как в Европе христиан заметно поубавилось. Даже в такой традиционно католической стране как Польша количество людей, называющих себя верующими, к 2023 году упало до 71,3%. Что тут говорить о традиционно более светских странах вроде Франции — там по последним данным на вопрос «Посещаете ли вы церковь?» положительно ответили… 4,5% респондентов. У протестантов дела еще хуже — например, Церковь Шотландии в начале лета объявила о распродаже недвижимости, в том числе и культового характера. Причина? «Резкое сокращение числа прихожан». Как установил профессор Рональд Инглхарт, количество верующих за последние 12 лет ощутимо сократилось в 43 из 49 ведущих стран мира. Согласно данным The Telegraph, в топ-10 самых нерелигиозных стран мира 6 представляют Европу.
Дехристианизация, начавшаяся после Первой мировой — это интересный эффект, ведь обычно считается, что «в окопах атеистов нет» и что войны как раз-таки способствуют подъему религиозности. Возможно, это и так, если говорить об обычных войнах — но Великая война обычной не была. Невероятный уровень потерь, запредельный уровень жестокости, появление отравляющих газов, боевых самолетов и танков, а также очевидная для многих фронтовиков бессмысленность бойни привели к постепенному осознанию многими того, что Бог бы всего этого не допустил — если бы только существовал.
Характерна фраза малограмотного российского призывника из сборника «Письма с войны»: «Я уже проклял эту войну… это разве от Бога дано что я убивал и также меня это не от Бога, Бог дал нам жизнь чтобы мы жили друг друга не убивали чтобы помнили шестую заповедь».
Не добавляло уважения к религиозным институтам и поведение армейских капелланов. Дневники фронтовиков пестрят воспоминаниями о трусости и подлости армейских священников.
Характерный пассаж из работы Владислава Аксенова: «Поп мой такое золото, что лучше бы он и на свете не родился… Все священники, сколько я знаю их здесь, все поголовно играют в карты и при случае выпивахом. А тут же рядом с ними за спиной мучается и умирает без исповеди и причастия раненый, серый герой, который теперь становится уже никому и не нужным. А дома остаются сироты».
Хватает антиклерикальных пассажей и в великих художественных произведениях о Первой мировой, например, у Эриха Марии Ремарка и Луи-Фердинанда Селина.
Показательно, что одной из наиболее религиозных стран современной Европы остается Испания, которая в Великой войне не участвовала.
