Недалеко от таллинской Ратушной площади, прямо в стене одной из улиц Старого города, есть высокая деревянная дверь с полукруглым навершием. Если ее толкнуть и войти внутрь, взору открывается удивительное пространство — небольшой южный дворик с галерейками, иконами, старой деревенской утварью — казанами, ухватами, топорами. За приоткрытой дверью мастерской слышны звуки плотницких работ и украинская речь. Здесь, на территории Украинской греко-католической церкви, расположился Украинский культурный центр — маленький анклав Украины в самом центре Таллинна. В нем прошла презентация документальной книги «Жить, несмотря ни на что» (укр. «Жити попре все»), которая вышла в Киеве при поддержке Восточноукраинского центра гражданских инициатив.
Авторы книги (они же — ее героини) — одиннадцать женщин из Украины, которые делятся своими историями и опытом выживания в запредельных условиях войны. Воспоминания охватывают период от 2014 до 2022 года, и в этих историях есть все — картины мирной жизни, чередующиеся с ужасами войны, потеря близких, плен, опыт сострадания и опыт предательства, насилие и самопожертвование, а еще — удивительная спокойная ирония даже посреди кромешного военного ада.
На презентацию приехали несколько авторов книги, которые сейчас живут в Эстонии. Быстро выяснилось, что одна из них — Наталья Логозинская из Мариуполя — хорошо знакома с героиней публикации «Новой газеты — Балтия» Татьяной Соколовой, мариупольской акушеркой, которая принимала роды под бомбежками и была в 2023 году удостоена премии имени Анны Политковской.
На презентации все героини книги говорят удивительно спокойно внешне, даже отстраненно. Если на мгновение отрешиться от главного в их рассказе, можно подумать, что перед нами — история жизни обычных семей, но за будничными подробностями встает чудовищный опыт выживания. В ситуации, когда человек в один миг лишается всего, что составляло его привычную жизнь: мира, дома, безопасности, опоры на близких и даже самих близких.
фото автора
Сколько таких историй мы уже узнали за войну! Но вот Наталья вспоминает, как ее мужа сдал кадыровцам сосед, как они много дней выживали в подвале роддома без связи, электричества и с минимумом еды, как чудом остались живы в пункте фильтрации — и по лицам слушателей заметно, какое сильное впечатление производят ее рассказы. А когда Олена Ниманихина рассказывает, как в их семье прятали сало от оккупантов, «потому что наша семья очень любит сало, и без сала мы не можем», как заметали следы на первом снегу во дворе, а по вечерам устраивали танцы в подвале, чтоб развеселить и отвлечь детей, — присутствующие улыбаются облегченно и благодарно, понимая, что стоит за этой шутливой интонацией, этой иронией и этим умением безмятежно усмехаться посреди ада.
Наталью Логозинскую, уроженку Западной Украины, полномасштабная война застала в поселке Широкино Донецкой области, на родине мужа, где Наталья жила вместе с семьей. Там в 1990-е Наталья открыла магазин, а Александр — мастерскую, где ремонтировал автомобили и моторные рыбацкие лодки. Зимой 2015 семья поехала на заработки в Австрию, но опыт жизни там оказался неудачным. Вернувшись в Украину, они поселились в Мариуполе, где подались на грантовые программы, и на первые полученные деньги в 2016 году открыли киоск итальянских панини. Дела сразу пошли настолько хорошо, что вскоре бизнес расширили до шести точек. Семья присоединилась к волонерской работе, помогала устраивать Дни города — Мариуполь к тому времени был цветущим городом европейского образца, и его жители старались делать все, что могло еще больше способствовать его процветанию.
Наталья Логозинская/фото автора
Вот несколько эпизодов «от первого лица» — из книги Натальи (перевод с украинского — О.Н.):
«24 февраля 2022»
Первые самолеты и бомбы. Враг не просто рядом, своим грязным копытом он еще раз вломился в наш дом. Около 5 утра. Снова, когда все спят, он стал бомбить. Нет, на этот раз не «градами». Он возмужал. Бомбами из самолетов, которые летели на Мариуполь и которые наконец полностью уничтожили его.
Все произошло в четверг. В семь утра, после взрывов, мы помчались в наше «Панини». Забрали мелкие разменные деньги, около 300 гривен, отправили домой вышедшую в смену продавщицу; помню, что торопливо схватила воду и «кока-колу» в маленьких бутылках, и на этом все.
В тот день мы увиделись со своими детьми. Мы жили в одном районе. Спросила у них, что дальше делать будем, потому что надо держаться вместе и быть на связи. Если бы тогда дети сказали «едем», мы ухали бы в тот же день. Но мы остались. Мы верили, что все будет хорошо.
…Гул самолетов и страшные взрывы тяжелой артиллерии учащались, и, казалось, звучали все ближе и ближе. Куда бы мы от них не ехали, они упрямо шли за нами. Еще пять дней была связь. Но постепенно исчезали с полок продукты, хлеб, вода. Цены стали безумными. На своей странице в Facebook я постоянно что-то писала. Все время кого-то поддерживала. Успокаивала словами типа: «Я здесь, я никуда не еду, не паникуйте…». Мне верили. Как и я верила городским властям и мэру, которые все время говорили, что все под контролем. А потом началось.
Паника. Крики и плач. Хаос. Горят дома. Самолеты, обстрелы. Казалось, не хватает воздуха. Быстро организовывались волонтеры, люди, центры. Мы уже ни домой, ни в киоск, ни в кафе не могли попасть из-за очень плотных обстрелов. Но однажды решились уехать вместе с другими волонтерами. В два автомобиля загрузили все съедобное из нашего кафе. Вокруг гудит, горит, взрывается, а мы грузим. Все, что забрали, раздали людям. С одной машины — через волонтерский штаб, с другой — детям, знакомым, своим. Все держались, и это меня держало. А может быть, и я их всех держала.
2 марта благодаря друзьям мы нашли убежище в Левобережном роддоме. Он был совсем рядом с парком «Радуга», самым цветущим парком в Мариуполе. А потом исчезла связь, совершенно. И началось выживание. Мне казалось, что я схожу с ума, потому что мысли «что с моими детьми и где они» не давали покоя ни на мгновение.
Полуподвальный роддом вместил 170 человек. Среди них детей до 17 лет было тридцать восемь, а еще роженицы, новорожденные, пенсионеры, персонал и другие такие, как мы. А еще котики, собачки, морские свинки. В окнах вместо оконных стекол — матрасы. Самый адский страх — услышать звук самолета. Дрожали стены, пол и мы все. Дети от страха кричали так, что я думала, они сходят с ума. Я взяла себя в руки только для того, чтоб им быть примером и помогать.
Однажды я вышла на кухню в подвале, чтоб приготовить еду для всех 170 человек. Готовила в котле, на костре. Никогда раньше не было такого опыта — в стихийных условиях войны, между прилетами вражеских ракет, 40-литровыми выварками готовить для других людей еду. Трижды в день я вступала на свою кухонную смену, ибо роженицам надо кормить своих карапузов. Запас продуктов в роддоме уменьшался. Я пыталась экономить, потому что никто не знал, как долго мы будем еще сидеть в этом подземелье.
Мне доверяли. Меня слышали и немного успокаивались, когда я рассказывала, что уже пережила подобный ад в 2014-м в Широкино. Я не очень понимала, какое было число и какой сегодня день. То подземное время было бесконечно. Долгая ночь, день тоже был как ночь. А 16 марта в наш родильный привезли раненых людей, рожениц, детей из роддома, расположенного в центре города, куда попала рашистская ракета. Изуродованные люди, смерть еще не родившихся детей.
Где-то за три квартала западнее нас взрывается обстрелами «Азовсталь». Бои не утихали. В какой-то день на нашем костре уже был готов обед, суп из слипшихся пельменей. Но ребята никак не могли выйти и забрать его с огня, потому что стреляли беспрестанно. Вдруг прилетело что-то тяжелое, прямо в эту кастрюлю с супом. Чья-то овчарка была на улице, она не выжила, помощник на кухне был очень сильно ранен, но его спасли гинекологи, прооперировали. У меня была контузия, а моего мужа Сашка царапнуло осколком в нескольких миллиметрах от глаза. В тот день мы остались без еды. Раздали всем консервы, был немножко запас на всякий случай. Я все время хотела спать. Мне что-то капали, спасали. Дня два у меня совсем не было сил, и я лежала. А потом мы нашли другое место для нашей кухни и работали посреди ада дальше.
Тогда к нам вошли российские оккупанты. Были среди них и чеченцы. «Сникерсы» детям принесли, «спасители». Один ребенок с ними поздоровался: «Слава Украине!». Мы все замерли. Мужчин тогда всех собрали — на проверку документов. Раздевали, смотрели, есть ли патриотические татуировки.
И с того времени начали каждый день ходить. То одни, то другие у нас. С прессой. Снимали для своей, видимо, пропаганды, как они «спасли» людей, детей в родильном. Привезли из Новоазовска воду, хлеб (помню, заплесневевший однажды был), что-то еще. Меня трясло от ярости так, что я старалась не вылазить из кухни.
Одно утро будто приблизило нас к смерти. Показалось, что я за ней в очереди стою, и это было невыносимо. Наша новая кухня была обустроена прямо в одном из окон подвала. В оконном проеме горел костер, что-то варилось. А через секунду — уже два дула автоматов, направленные прямо на нас. «За нами», почему-то вдруг подумала я.
Забрали не нас, а хозяина жилища, где мы жили. Его фамилия была на табличке, висевшей на доме. Страх, которого, казалось, я еще никогда не испытывала, полностью заморозил меня. Паника. Мы ждали, когда хозяин жилья вернется, чтобы услышать какие-то новости. Весть была не слишком радостная для нас: он сказал им, что нас давно не видел, но русские оккупанты предупредили, что завтра придут в роддом искать нас. Ибо сосед, который видел моего Сашу дома в тот проклятый день, нас сдал. Сказал, что мой муж ремонтировал БТРы, а я шила форму военным (дома нашли швейную машинку и военную форму нашего младшего сына, незадолго до полномасштабной войны вернувшегося из армии).
Олена Ниманихина/фото автора
Муж тогда сам пошел «сдаваться» в ту же комендатуру. Разве мы могли поступить иначе? Нельзя было подвергать опасности всех, с кем мы были в том подвале в роддоме. Время для меня остановилось. Плакала я или нет, не знаю. Готовила еду, и это меня спасало. Все время что-то делала, бегала, варила, крошила… Теперь дети придумывали, что со мной делать, чем занять, чтобы отвлечь.
Мой Саша вернулся поздно вечером. Одному человеку удалось невероятным усилием уговорить оккупантов, чтобы его отпустили».
Выбраться из окруженного Мариуполя Наталья с Александром смогли только 15 апреля 2022 года. Они выехали в Эстонию, где живут уже два года. Наталья и здесь находит в себе силы продолжать волонтерить и помогать другим беженцам, тем, кому приходится тяжелее, чем ей. В 2022 году Наталья Лагозинская получила знак «Волонтёр 2022» от президента Эстонии Алара Кариса. В следующем, 2023-м, году «Волонтером года Эстонии» стала Олена Ниманихина.
