В первый уикенд сентября самый восточный город Евросоюза в седьмой раз принял фестиваль музыки и городской культуры Station Narva. Последние три года он почти недоступен гостям из России, разве что кружным путем через другие страны. Событие проходит в сотне метров от российской погранзоны, и это чистый пример поговорки «видит око, да зуб неймет». Те, кто часами стоит в очереди на пеший переход, хорошо слышат, как гремит музыка во внутреннем дворе Нарвского замка. Долетает и до того берега.
После начала полномасштабного вторжения России в Украину «тот берег» каждое 9 мая устраивает патриотические концерты, адресованные тем, кого пропагандистская пресса называет «наши люди». Динамики направлены в сторону Эстонии, напоминая прямые трансляции звукозаписей на вражеские окопы во время Второй мировой войны. В ответ на стене Нарвского замка вывешивается забрызганный красным портрет Путина, портящий российским операторам всю малину.
Фестиваль Station Narva действует эффективнее: он попросту не обращает внимания на потенциально опасное соседство. Здесь достаточно своих поводов для удовлетворения. Главный из них состоит в том, что с каждой новой итерацией уровень события растет, а драйв не исчезает. «Мы все немного сумасшедшие в эти дни», — руководитель Нарвской арт-резиденции NART Йоханна Раннула имеет в виду, что фестиваль основательно встряхивает город. Это праздник коллабораций, а не только притяжение заезжих звезд.
Вступление: медитация
Шведское имя Свена Грюнберга помогало ему как одному из пионеров электронной музыки в СССР. Дефицит иностранцев мог сделать обладателя такого имени поистине всесоюзной звездой, но самому Грюнбергу это было неинтересно. Работая для кино и ставя концептуальные эксперименты, он и сейчас пишет альбомы не так часто, как мог бы. Зато под исполнение его пьес создан специальный ансамбль электронной музыки, который в этот раз открывал музыкальную программу Station Narva.
В 1974–76 годах Грюнберг собрал Mess — первую советскую группу прогрессивного рока. В 1979 году он поразил всех музыкой к первому советскому хоррору «Отель «У погибшего альпиниста»», а в 1981-м — опять-таки первым на просторах «развитóго социализма» — электронным альбомом Hingus (Дыхание) в духе великих Клауса Шульце и Вангелиса Папатанассиу.
С тех пор Грюнберг — фигура культовая, символ эзотерического творчества «не для всех», хотя и демократичного на самом деле. Такую повестку продвигает Ансамбль Эстонского Общества Электронной Музыки (короткое название — EMA). Это не просто аббревиатура, но еще и «мама» по-эстонски. Вместо «мамы» тут «папа», то есть сам Грюнберг. В конце нарвского плейлиста он сам встал за синтезатор и сыграл, что твой Жан-Мишель Жарр, бодро-патетическое болеро.
Это была идеальная настройки слуха до наступления темноты. У Грюнберга ведь то мухи мрут в полете, то лавины рушатся. Лед и пламень — такова стихия эстонского электронного авангарда, которая, как пар, тактично улетучивается. Затем слушатели перемещаются разогретыми в соседний двор с закусками, где не теряют времени у выездных киосков нарвских рестораций. Так проходит полчаса, и на сцене незаметно появляется дуэт Puuluup.
Основная сцена фестиваля в большом дворе Нарвского замка. Фото: Ян Левченко
Разминка: хоровод
После выступления на Евровидении в этом году к ним пришла широкая известность. Но эти затейники, невозмутимо называющие свой стиль «нео-зомби-постфолк», уже 10 лет играют вместе, и поездка на Евровидение для них была не более чем штрихом к профессиональной биографии, хотя и важным средством повышения узнаваемости. Puuluup («Деревянная лупа») — это мультиинструменталист и художник Рамо Тедер и культур-антрополог Марко Вейссон, бросивший докторантуру в Хельсинки ради занятий музыкой.
Дуэт Puuluup. Фото: Ян Левченко
На хребет электронного бита они нанизывают гипнотический звон шведского фидла с острова Хийумаа. Получается так, будто великая нео-фолк-группа Hedningarna взяла и выкинула все свои инструменты, оставив пару деревенских скрипок, и ушла в долгий галлюциногенный трип. В этом путешествии нет жесткой границы между мирами, а смерть — такая же домашняя зверушка, что и для швейцарских фолкеров Dead Brothers. Только, в отличие от их сонного шатания, Puuluup пришпоривают ритм так, что экстаз и эйфория накрывают без всяких «спидов».
Тедер ведет музыкальную линию, а Вейссон — еще и блестящий конферансье, который умудряется шутить по-русски.
Такая вежливость в русскоговорящем регионе очень (само)иронична: ученый-антрополог знает, как сделать перформанс из несовершенного знания чужого языка. «Кто знает веселый эстонский танец Kaera-Jaan? — спрашивает Вейссон, вызывая одобрительный гомон. — Это значит «Иван с овсом»». Но у нас будет грустная история, которая называется Jaan kaerata, то есть «Иван без овса»». И под вновь завертевшееся угарное колесо смелые зрители хватают робких и несутся ручейком, наслаивая круги хоровода.
Ручеек, переходящий в хоровод. На концерте Puuluup. Фото: Ян Левченко
«Ты идешь на этих, как их…? — говорит запыхавшаяся знакомая, имея в виду великих британцев Spiritualized. — Я послушала, мне не очень зашло». Ее подруга не согласна: «Ну, это же такие имена!». В ответ сомнение: «Ну, я вот этих наших знаю, а тех совсем не знаю. Ты, наверное, знаешь, это твоя работа». Я соглашаюсь и признаю, что даже помню, как в 1997-м они опередили в альбомном рейтинге New Musical Express легендарный OK Computer группы Radiohead.
Взлет: невесомость
Бессменный лидер Spiritualized Джейсон Пирс, которому в будущем году исполнится 60, сидит на сцене заправским гуру. За ним на подпевках женщины, перед — мужчины с усердно опущенными головами. В 1980-е дублинская группа My Bloody Valentine сделала ставку на перегруженные гитары. Это заставляло музыкантов неотрывно смотреть на педали приставок, чтобы успевать их переключать. Так в британской прессе появился термин «шугейз» (shoegaze — пристальный взгляд на обувь).
Джейсон Пирс, Spiritualuzed. Фото: Ян Левченко
Spiritualized тоже захлебываются гитарными переливами, но их принято считать веткой психоделического дерева. Пирс — дремотный, неземной, глаз никогда не видно, тянет свои космические темы, ему не надоедает. Но это так сделано, что и не может надоесть — повторы вгоняют в подобие транса. Только барабанщик здесь так хорошо выведен по сравнению со студийными альбомами, что начинаешь сразу ощущать телом, как властно качает нас уже более полувека нетленная психоделия.
Концерт Spiritualuzed. Фото: Ян Левченко
Группа такого уровня — гвоздь программы любого фестиваля. На нее съезжаются фанаты, подпевающие песням и аплодирующие на первых риффах. Именно поэтому публики сравнительно немного. В нынешней культуре плейлистов и рекомендаций от сервисов громоздкие опусы концептуального рока — сугубо нишевый продукт, а в Эстонии и так немного народу.
Обиделись бы Spiritualized, увидев, что двор замка вовсе не ломится от жаркой массы, как принято на больших площадках? Нет, конечно: группы из старой обоймы — не Тейлор Свифт с ее новыми приемами и подкупающими заманухами. Они знают, что времена не просто меняются, как пел в 1964 году Боб Дилан. Они видят, что времена уже изменились, и у них уже другие герои.
«В прошлые годы сюда ездили из Питера на Монеточку и Echo and the Bunnymen, но все затевалось не ради этого, — комментирует Дан Ротарь. — На самом деле мы задумывали фестиваль, чтобы регион, привыкший считать себя в чем-то обделенным, наконец ожил. А сейчас я вижу, что и те, кто с опаской смотрели раньше в сторону русскоговорящего северо-востока, расслабились и спокойно приезжают сюда».
Город: форте-пиано
Эти перемены перекликаются с концом эпохи грандиозных open airs, где капризные звезды соревнуются в запредельных гонорарах. Мир, который формируется сейчас в ходе борьбы старых сил за власть, будет лишен центра и жестких иерархий.
Фестивали на глазах усложняются: некогда крепкая сердцевина, на которую нанизывались менее значимые истории, уступает блуждающим сгусткам равнозначной активности.
Уходят и мгновенные дивиденды, которых ждут продюсеры коммерческих событий. Ротарь спокойно признает, что фестивалю помогают фонды, которые готовы к тому, что инвестиции не отобьются напрямую. «Мы хотим поменять отношение региона к себе, — говорит он. — Это не столичная движуха, а совместная. Дискуссия, собирающая большой зал, презентация проектов в городском коворкинге OBJEKT, нарвский музей, где проходят экскурсии и выставка местных художников Black and white gold — это региональные силы», — перечисляет организатор.
Понятие звездного артиста тоже теряет свою прежнюю одномерность.
Одно из моих персональных открытий — приехавшая из Лондона пианистка Belle Chen.
Она родилась в Тайване и выросла в Австралии. Выйдя в финал национального конкурса пианистов, она переехала в 22 года на другой конец англоязычного мира, чтобы продолжить обучение в Королевской Академии Музыки. В 2011 году Брайан Ино назвал ее живые выступления «оригинальными и провокационными».
Белль Чэнь много и продуманно говорит с публикой. Фото: Ян Левченко
Белль Чэнь — обладательница множества титулов, записавшая с десяток альбомов. Но даже важнее этой материальности то плотное звучание, какое она способна извлечь из инструмента. Акустикой Чэнь не ограничивается, свободно обращаясь с сэмплами. Ее скромно, даже аскетично преподносимая виртуозность будто говорит нам, что норма во владении инструментом шагнула далеко. Это произошло благодаря технологиям, которые не убивают «все живое», а наоборот — тащат человека за собой и делают его сильнее. Технологии высвобождают экстаз. Выход тела из своих границ становится естественным.
Нарвская художница-керамист Ольга Тойвонен зовет на мероприятия в резиденцию — там запланированы экскурсия и «украинский обед», а на «даче-резиденции» в речном порту на окраине города — лодочная прогулка. Люди с фестивальными браслетами намечают на карте города хаотичные траектории, кое-где даже по воде — вплотную к незримой линии, разделяющей страны. Эстония проходит катером почти по кромке. Россия в ответ молчит — 9 мая нескоро.
Легкий налет авантюризма, который придает фестивалю его соседство с такой хмурой институцией, как государственная граница, Нарву вполне устраивает. Здесь проходит воображаемый разлом, откуда пульсирует энергия. Город, который советская армия разрушила во время войны, а советская власть затем доломала и застроила бог знает чем, живет силой воображения. И фестиваль Station Narva — одно из порождений этой силы.
