Безыменцы не смогли достучаться ни до кого из местных властей и на днях обратились к президенту России Владимиру Путину. Администрация главы государства попросила подождать ответа до сентября.

«России до нас нет дела, — сделали вывод жители села. — Мы брошены. Один на один со своими бедами. А мы — русские. Мы можем терпеть всё что угодно, только не безразличие. Власть сама своим отношением настраивает людей против себя. Это страшно».

— А нам не мешал украинский флаг. Хай висит ради бога. Лишь бы нас не бомбили! И пусть что угодно висит, — говорит Галина, жительница села Безымено Грайворонского района Белгородской области, и с ней соглашаются все односельчане.

Сине-желтое полотно месяц назад с помощью дрона водрузили на вышку связи в Безымено украинские военные.

— А наши горячие парни сначала стреляли по флагу из автоматов, потом пытались флаг сжечь. Но в итоге сожгли вышку, и теперь всё село без связи, — разводит руками женщина.

Эти люди очень устали от войны. Ежедневные прилеты и обстрелы со стороны Украины, горящие и разрушенные дома, раненые и убитые мирные жители — таковы будни приграничных сел Белгородской области на протяжении трех последних месяцев (с тех пор как российские войска решили продвигаться на харьковском направлении, здесь — в 60 км от Харькова — жить стало еще опаснее). Люди просили защиты с мая — у руководства района, области, Минобороны. Не допросились.

«Сколько нужно человеческой крови, чтобы нас услышала Москва? Дети гибнут, а Москве плевать? Где защита всей территории области? Где безопасность людей? Почему убивают мирных граждан? Путин нам наврал, когда вступал в должность президента РФ?» — задает вопросы местная жительница Лариса. Ее соседи по селу вздыхают. Все хотели бы знать ответы.

Доведенные до крайней степени отчаяния, потерявшие надежду быть услышанными и получить помощь жители Грайворонского района Белгородской области 12 июля напрямую обратились к президенту России Владимиру Путину. Из президентской администрации им пообещали рассмотреть обращение в сентябре.

Вместо ответа, защиты и помощи авторы петиции, а с ними и все остальные, дождались другой реакции со стороны местных властей. В 14 населенных пунктов Белгородской области на границе России и Украины из-за «крайне сложной оперативной ситуации» с 23 июля по решению оперативного штаба региона ограничили въезд. Режим ЧС не объявляли. Никого не переселяли. Не обеспечивали новое жилье. Не заботились о людях. Просто отрезали от мира жителей 14 сел и поселков, которые и так не могли ни до кого докричаться и рассказать о своих бедах. Теперь их шансы быть услышанными еще меньше.

За несколько дней до ограничения въезда корреспондент «Новой газеты — Балтия» побывал в одном из приграничных сел — Безымено.

Серая зона

Безымено — маленькое село на границе России и Украины. Самое дальнее расстояние до сопредельного государства здесь — 7 км, самое малое — 300 метров. Граница так близко, что с российскими военными гражданское население видится каждый день.

— Военные говорят: нам стыдно. Стыдно, что село горит, вас бьют, палят, а мы ничего не можем сделать, — рассказывает Галина.

— Запрещает военное командование, — объясняет пенсионер Петр. — Нам подробности не разглашают. Но мы думаем: нельзя воякам обнаружить себя, а то потом сильнее на село прилетит.

— Нас никто не защищает! Никто! Никого у нас нет! — причитает пожилая сельчанка Татьяна.

— Не, — возражает ей такой же пожилой мужчина Владимир, —– вояки есть, но они не отвечают. Военные говорили: летят беспилотники с территории Украины, а нам их нечем сбить. Ну что это такое?

— Мы все охотники тут, у нас есть ружья, мы можем их передать военным, — добавляет Петр.

— Мы же с первого дня войны помогаем нашим бойцам, — продолжает Галина. — Мы знаем, что им то патронов не хватает, то хлеба, то воды…

Две конкурирующие версии «нет приказа» и «нет боеприпасов» обсуждаются при каждом споре сельчан об отсутствии защиты. Жаркие дискуссии заканчиваются единственным выводом, в этот раз его делает Галина:

— В общем, бросили население. Бросили село. Да и район…

В Безымено всего две длинных улицы, они идут параллельно — Октябрьская (чуть дальше от линии фронта) и Первомайская (ближе к линии огня). Полвека назад здесь проживали около трех тысяч человек. При советской власти, как хвалятся жители, «село процветало» и «кормило страну».

— У нас был огромный колхоз «Дружба»: коровники, телятники, свинофермы, овцеферма, две птицефермы, — перечисляет старожил Алексей. — Тракторные бригады имелись. В автопарке, где я работал, было 254 машины на ходу. В девяностые в село провели газ. Здесь тогда жили много молодых семей. Работали две школы, четыре детских сада.

Колхоз прекратил существование в начале нулевых. С его гибелью началось и увядание села. Та же картина, что везде в России.

Тем не менее до февраля 2022 года — до начала полномасштабной войны в Украине — Безымено жило совсем неплохо: больше трехсот частных домов (каждый с огромным приусадебным участком и подсобным хозяйством) и одна трехэтажка, дом культуры, большая школа, детский сад, медпункт, три магазина, сельсовет и церковь. Сегодня из трехсот домов уже свыше сотни сгорели полностью. Еще больше разбито. А из объектов инфраструктуры в селе уцелела только церковь. Но в ней больше не проходят службы. В ночь на 14 июля два дрона разбили дом настоятеля храма — отца Романа, и вместе с семьей он вынужден был покинуть и разрушенное жилище, и приход. 5 июля в Безымено закрылся последний магазин (два других сгорели раньше): закончился товар, а привозить в село свежие продукты невозможно.

— Страшно, — признается хозяйка магазина. — Мы сколько могли, до последнего, хлеб сюда возили. Но если раньше где-то в 10–11 утра начинали летать дроны, то сейчас уже в 5–6 часов летают. И по ночамтоже.

Голод в селе пока не наступил, но хлеб, молоко и мясо — уже в дефиците. Секреты выживания безыменцев просты:

— Питаемся тем, что растет на земле. Тем, что купить успели в магазине до закрытия.

— У кого какие запасы есть. У кого-то — хозяйство. У всех — огороды.

Хозяйство — это куры и утки. Почти никто в селе больше не держит свиней и коров. Пасти невозможно, потерять в один миг легко.

— Посдавали всю свою худобу на мясо за копейки, — жалуется местная жительница Наталья. — Лишь бы сдать. Пасти-то негде. Везде летают дроны. А еще, может, тика́ть в любой момент сами будем.

Во многих приграничных селах люди говорят на суржике — смешанном русско-украинском языке. Столетиями два народа жили рядом и не просто ездили в гости, а вместе учились, дружили, женились, встречали беды и праздники.

До полномасштабного вторжения в Безымено проживали более 800 человек. К июню этого года (когда жители Грайворонского района отправляли письмо с мольбами о помощи в Минобороны РФ) население села сократилось до 300. На 10 июля в Безымено остались 130 человек, к 15 июля — уже 106.

— Просто выживают людей отсюда, — выражает общее мнение жительница Безымено Марина. — Ждут, когда всех пережгут, перебьют — или от безысходности жители сами выедут.

— Когда Путин говорил: «Будем делать серую зону», — мы думали, что она будет на территории Украины, — добавляет спутник Марины Дмитрий, — а оказалось, серую зону делают из нас.

«А мы не Россия?»

В последние месяцы попасть в Безымено можно только рано утром, часа в четыре, пока еще не рассвело, или поздно вечером, когда уже стемнело. И то лишь в том случае, если найдется смельчак, готовый отвезти, и если дроны уже отлетали и в селе тихо. Это мера предосторожности, но не гарантия. Почти в любое время на дороге может настигнуть беспилотник или снайпер. Люди из Безымено в Грайворон на машинах выезжают в случае крайней необходимости — если кого-то тяжело ранило, когда совсем нечего есть и т. п.

В машинах никто не пристегивается ремнями безопасности: они здесь не спасают, а мешают. Когда грозит опасность, выпрыгивать из салона нужно быстро, за 1–2 секунды, а ремни задерживают. Гаишники это понимают и за ремни не наказывают. Если автомобиль догоняет дрон, местные водители до предела увеличивают скорость. За превышение штрафуют, но жизнь дороже.

В Белгороде люди ездят на машинах, автобусах, троллейбусах, маршрутках, в области — всё иначе. Даже в Грайвороне на дорогах пусто. А все жители приграничных районов Белгородской области от дошколят (хотя детей здесь встречаешь крайне редко) вплоть до 70–80-летних стариков пересели на велосипеды.

В лес на краю села, где я встречаюсь с безыменцами, почти все они, человек тридцать, тоже прикатили на велосипедах. Достали из гаражей и сараев старенькие, ржавые, иным по 30–40 лет, казалось, уже никогда не пригодятся.

«Смелый ты. Ни один журналист сюда еще не приезжал», — говорят жители Безымено и через одного благодарят — не за помощь, а за надежду, что их услышат, на них обратят внимание.

— Можно вопрос задать? — стеснительно спрашивает старичок в рубашке с жилетом и шляпе. — Почему наши проблемы не поднимаются на центральном телевидении? Там везде всё хорошо. Очень хорошо. Противно смотреть. Когда в Севастополь прилетело, по всем каналам показали, но в тот же день и к нам прилетело, и тоже были погибшие, но на телевидении никто ничего не сказал про Белгород. Всё время говорят про Россию, а мы не Россия?

— Занижаются все цифры, все данные, — подхватывает молодой мужчина с блокнотом. — Даже наш губернатор Гладков говорит: повреждено два-три дома, пострадавших нет, а на деле — пять-семь домов сгорело и есть раненые. И так все время: информация в СМИ выдается совсем другая. Не та, что есть.

То, что в Безымено не приезжают местные журналисты, понять еще можно. Белгородская администрация с помощью силовых структур старается держать под контролем все вылазки СМИ в приграничье. Это — первое. Второе: страх за свою жизнь никто не отменял.

Непостижимо другое: с мая в Безымено не выезжают на вызовы ни скорая помощь, ни МЧС, ни пожарные, ни полиция — ни одна из экстренных служб.

В середине мая разбомбили единственный в селе медпункт. Фельдшер сразу уехала из Безымено. А скорую не дозваться даже на инфаркты и тяжелые ранения. Уже не раз люди с кровотечениями сами добирались до Грайворона.

— Как только у нас спалили первый дом, в село перестали ездить пожарные. Сами тушим всё! — решительным взмахом руки Галина показывает, что нет надежд ни на кого. — Они нам прямо по телефону отвечают: «Ребята, мы не имеем права выезжать».

— Когда горели медпункт и сельсовет, их бомбили одновременно, — вспоминает Дмитрий. — Я два раза звонил в «112», и мне говорили: все службы оповещены, но в связи с таким сложным положением пожарные приехать не смогут.

— Ехали сюда, видели пшеницу сгоревшую и поля горящие? — спрашивает пожилой житель села Иван. — Везде в районе поля горят. Палят украинцы. И где наши пожарные?

— Пожарники нам сказали: если будут требовать, чтобы мы ездили сюда, сразу подадим на увольнение, но ездить не будем, — подытоживает жительница села Валентина.

В июне каждому здешнему жителю выдали по огнетушителю, в июле на село привезли два комплекта пожарной экипировки. На этом областные власти успокоились: всё есть — со взрывами, обрушениями, огнем справляйтесь сами.

— А на хрена нам это всё? — возмущается Иван. — Ни брандспойта нет, ни воды. Чем тушить, огнетушителем?! Попробуй залезь на крышу, когда пожар. Дом подожгли, сколько минут он горит? Что ты успеешь? Что ты сможешь? Это — война. Это война, — со вздохом повторяет он. — А раз война, значит, вояки должны нас защищать. Должны быть рядом и пожарные, и врачи. Но никого нет. Все боятся. Только мы — такие храбрые — здесь живем.

«Наш SOS все глуше, глуше»

Храбрых в приграничье остается все меньше. Если это цель власти, то она ее добивается жестоко, но верно. С мая, по словам местных жителей, ВСУ за Безымено взялись конкретно: не бывает дня без прилетов и обстрелов. Порой за сутки в селе сжигают по пять-семь домов. Бездомными и нищими сразу становятся несколько семей.

— Наш дом стоял на улице Октябрьской, сразу при въезде в село, он попал под атаку ВСУ одним из первых и был уничтожен, — рассказывает молодая жительница Безымено Светлана. — Дома вообще не осталось, только стены горелые. 11 июня подряд случилось несколько прилетов, один из дронов сбросил зажигательную смесь. Родители в тот день, буквально за два часа до того, как все произошло, приехали ко мне в гости (мы с мужем и грудным ребенком недавно перебрались в Белгород). Позвонила соседка: ваш дом горит. А там оставалась бабушка, ей 87 лет, она инвалид-колясочница. Я кинулась в МЧС, мне сказали: сейчас мы, может, что-нибудь придумаем, а может, и нет. В итоге пожарные так и не приехали. Спас бабушку сосед. Он услышал ее крики и прибежал на помощь. Выломал дверь: внутри уже все полыхало. А родители накануне постирали ковер, он сох во дворе. Сосед замотался этим мокрым ковром, вошел в горящий дом и вынес бабушку. Потом он вбежал второй раз и вытащил ее инвалидную коляску. Затем сельские ребята сбежались и стали помогать тушить дом. Они пытались воду подключить, но из-за того, что в Безымено нет света, то нет и напора воды. А когда ребята боролись с огнем, прилетел еще один дрон, и все начали разбегаться по сторонам, чтобы не пострадать. Потушить пожар не удалось. Сгорело всё: бытовая техника, мебель, вещи, документы. Погибла кошка… Бабушку отвезли в больницу в Белгород. Она и сейчас там находится, пока нам некуда ее забрать. Мы снимаем в Белгороде студию — 27 квадратов. На этой площади нас шестеро: мои родители, мой 12-летний брат, мы с мужем и пятимесячный ребенок. Сейчас нам нужно доказать факт потери дома. Мы отправили заявление, фотографии на экспертизу, чтобы смотрели, оценивали, что-то предпринимали. Когда это произойдет, никто не говорит. У нас полностью сгоревшее жилье площадью 105 квадратов. И даже если когда-то дом будет восстановлен, то, кроме него, у нас были гараж, хозяйственные постройки, огороды (четыре сотки земли). Всё сгорело, и это никто не компенсирует. Когда я смотрю сейчас на село, где прошло мое детство, где знаком каждый уголок и где теперь не остается просто ничего, то понимаю, что уже никогда не смогу туда вернуться. Это страшно. Но главный вопрос сейчас: где нам жить? Семья большая. Еще нужно бабушку из больницы забрать, она же не будет лежать там вечно.

— Наш дом сгорел 1 июля, — делится своей бедой сельчанка Оксана, тоже уехавшая из Безымено. — Накануне мама заметила, что наблюдательные дроны по сорок минут зависают над домом. Стало понятно, что он будет атакован. Рано утром прилетел первый беспилотник и сначала пробил крышу. Второй дрон вылил зажигательную смесь на чердак. Два следующих дрона прилетели подряд и сбросили взрывчатку. После второго прилета папа схватил огнетушитель, бросился тушить дом. Смесь хорошо горела, тяжело было тушить, но более-менее папа справился. И тут два новых дрона со взрывчаткой… Только к вечеру пожар потушили полностью. Крыша сгорела целиком, пробиты стены, выбиты все окна и двери. Жить нельзя… Какое-то время родители ютились в пристройках на территории участка, готовили на костре еду. Две недели так перекантовались, а потом уехали в Грайворон.

Почти во все атакованные дома в Безымено случалось не по одному прилету, самые невезучие ловили по семь-десять в течение двух-трех дней. Люди тушат дом, а на следующий день его все равно сжигают.

У пенсионеров Абдурахмана и Хагигат нет велосипедов. Каждый день они проходят по селу 4 километра в один конец и обратно — от дома своего сына к руинам собственного.

— Наш дом восемь раз бомбили! — хватается за голову Хагигат и сползшим с нее платком вытирает мокрые глаза. — Первый день — две штуки, второй день — три штуки, третий день — три штуки. Восемь дронов упало. Остались одни развалины. Мы сейчас живем в доме сына. А сына нет, — женщина перестает прятать слезы.

Сын Абдурахмана и Хагигат погиб при атаке беспилотника в Грайвороне. В его доме все напоминает о нем — жить там престарелым родителям тяжело. Поверить в то, что больше нет их дома, еще тяжелее. Каждый день они ходят посмотреть на пепелище.

Многие безыменцы не покидают свое жилье даже после ЧП. Продолжают жить в домах, полусгоревших или разбитых беспилотниками.

— На наш дом пять раз кидали дроны. Мы пять раз его тушили, — рассказывает Татьяна, живущая недалеко от границы. — 5 июля четыре раза прилетало и 6 июля еще один раз, он и добил. Мы, как могли, спасали! Когда дроны летели и били, прятались. А потом выскакивали, тушили. Огнетушителями, водой. Прибежим, потушим и тикаем. Сгорел дом не сильно, а вот разбили его совсем… Мы сейчас перебрались в летнюю кухню, там живем. Пока не холодно. Диванчик есть, спим на нем. Света нет. Но есть водичка и газ. И то слава богу…

Татьяна каким-то чудом сумела сохранить хозяйство: во дворе гуляют куры и утки. И еще она — единственная в селе — не забила и не сдала на мясо корову.

— Прячу ее в лесу. Она там пасется. Я прихожу, дою. Пока не ушла никуда, умная скотина. Мы не голодаем, я еще трошки соседей кормлю, — улыбается Таня.