В Эстонском музее архитектуры открылась Таллиннская триеннале иллюстрации «Сила образа». Это одна из крупнейших выставок книжной иллюстрации в мире. Мы поговорили с куратором триеннале Вийви Ноор о том, почему зависть — иногда хорошее чувство, есть ли сегодня объединяющий месседж у искусства и почему эстонские книги почти неизвестны, а эстонские иллюстрации знают во всем мире.
Предыдущая выставка 2021 года экспонировалась в Москве и пользовалась большим успехом, в ней участвовали известные российские иллюстраторы. Сейчас россиян в числе участников нет. Легко ли было принять решение об отказе от сотрудничества, ведь вас связывают многолетние профессиональные и, возможно, дружеские, отношения?
Конечно, это было трудное решение, потому что у меня много близких друзей в Москве. Моя лучшая подруга, художница Ольга Ионайтис, живет в Москве. Там и другие мои хорошие друзья — Игорь Олейников, фантастический художник. Виктория Фомина, Анастасия Архипова. Очень жаль, но что делать — хотя все они против войны, я не могу пригласить их, потому что мы приняли решение, что русские художники не принимают участие в выставке.
Правильно ли я понимаю, что, говоря «мы», вы имеете в виду решение на уровне государства?
Да, государство Эстония приняло такое решение. И это не только триеннале касается. У меня есть еще другой проект, международная выставка, которую мы готовили еще до войны. Там было пять русских участников, в том числе Игорь Олейников и Ольга Ионайтис. Эта выставка была в Эстонии, но, когда началась война, она начала путешествовать без русских работ. Очень жаль, потому что у ребят очень хорошие и важные работы, и они есть в каталоге, так как он печатался раньше. Но — что делать!
А если бы решение, кого приглашать, принимали только вы, каким бы оно было?
Таким же. До тех пор пока идет война, это будет так.
Вы со своими российскими друзьями обсуждали это? Как они отнеслись?
Да, мы говорили об этом. Они все понимают. У Игоря Олейникова, с тех пор как война началась, в Фейсбуке стоит только черная точка. Это единственный способ, которым он может показывать, что он чувствует. Они ничего не могут сделать.
Удается ли вам сейчас общаться?
Мы пишем друг другу в соцсетях. Но, честно говоря, общаться сейчас трудно. О чем писать? Ты думаешь все время об одном. Конечно, мы спрашиваем друг у друга, как дела, но все время где-то рядом присутствует война. Они себя плохо чувствуют, я себя плохо чувствую. Очень трудно разговаривать как раньше, если это сидит где-то внутри.
Вы курируете выставку иллюстраторов, и при этом вы сами иллюстратор. Это обстоятельство облегчает работу или усложняет?
В каком-то смысле облегчает, потому что для меня работают художники, которые для других не работают. Они работают именно потому, что знают, что я — художница. Если бы я была только куратором, они бы ко мне не пришли. Недавно меня спросили, как я заполучила некоторых художников — есть такие художники, которые никогда никуда свои работы не посылают, им в принципе это неинтересно. А так как я сама художница, мне они посылают. Сложность в том, что почти не остается времени для себя, для своих работ.
Куратор триеннале Вийви Ноор. Фото из личного архива
Выставка проводится уже двадцать лет. Как вообще возникла идея Таллинского триеннале?
Началось с того, что зависть иногда может быть хорошим чувством. У литовцев была такая выставка, триеннале иллюстрации, в ней участвовали Латвия, Литва и Эстония. Мне это было очень интересно, и в какой-то момент я захотела, чтобы у нас тоже было что-то подобное. В то время моя подруга была заведующей отделом выставок в Национальной библиотеке Эстонии. Я пришла к ней и сказала, что тоже хочу делать триеннале. Но триеннале Балтийских стран уже есть, поэтому нужно что-то другое. И мы вдвоем стали думать и решили, что это может быть триеннале стран вокруг Балтийского моря. Их было десять, и мы начали с них. А потом мне стало скучно, потому что я тогда уже знала, что в художественном мире творится, ходила на выставки и понимала, как много есть интересных художников. И я пригласила в гости тех художников, которых знала лично, из Италии, Испании. Беларуси, Ирана. И эта выставка оказалась очень удачной.
В прошлый раз мы делали так — брали какой-то новый девиз и приглашали художников из стран от Балтийского моря до Средиземного, и даже еще дальше. Теперь в триеннале участвуют 26 государств, и нам весь мир открыт.
Географический охват и вправду огромен, в том числе присутствуют художники из Ирана и Израиля, стран, которые сейчас на грани войны. Что вы думаете об этом? И есть ли сегодня хоть какой-то объединяющий месседж у искусства, ведь кажется, что разногласия между культурами и нациями велики как никогда?
Ситуация очень сложная, и я не вижу выхода из нее. Сейчас мы оказались отброшены на 50 лет назад. Раньше была надежда, что потихоньку все будет налаживаться, потому что такие вещи не делаются быстро. Но сейчас ее нет. У меня есть друзья и в Израиле, и в Иране. И вот только что на выставке произошел такой случай. Председатель нашего жюри, Али, иранец, профессор художественной академии, должен был вручать диплом победителю. Победителем оказался израильтянин. И Али сказал, что не может вручить диплом израильскому художнику. И тогда мы решили вручать дипломы поочередно — сначала он, потом я. Али прекрасно понимает, что это глупо, но, если ты хочешь жить в Иране — приходится принимать правила игры. Потому что ты можешь думать что хочешь, но ты или уезжаешь из страны, или остаешься. Это как в России сейчас. Кто-то уезжает, кто-то остается, но все не могут уехать. Потому что кто же будет потом что-то менять, если появится возможность?
Что касается объединяющего месседжа — я не вижу, что искусство может что-то менять. Но вспоминаю такую историю. Мама моей одноклассницы в юности жила в блокадном Ленинграде. И у них не было еды, совсем. Но она рассказывала, как однажды слушала в блокадном городе фортепианный концерт. И это было так важно! Ты, может быть, скоро умрешь, у тебя нет никакой надежды, но этот концерт вдруг дал тебе что-то. Хотя искусство ничего не может изменить, но, может, оно дает людям чуть больше сил терпеть. И как-то выдержать.
Архив Вийве Ноор, триеннале «Сила образа»
Чем отличается таллинская триеннале от других международных выставок книжной иллюстрации?
Я хочу, чтобы здесь были представлены разные стили, разные возрасты, и думаю, что это одна из наших сильных сторон — таллинская выставка очень многообразна. Потому что если смотреть выставку в Болонье, очень важную и известную, то там последние десять лет все художники очень похожи друг на друга, потому что туда берут то, что сегодня в моде. Всегда, подобно тому, как есть мода в одежде, есть и мода на книги. Во времена моей молодости мода была очень определенной — сегодня в моде юбка вот такой длины, завтра другой. Сейчас в одежде больше свободы, но мне кажется, что книги стали больше похожи друг на друга. А я хочу, чтоб они были максимально разными. Если смотреть, какие художники получили премии — обычно получают премию не те, которые похожи на кого-то, а те, у кого есть свой стиль. А издательства хотят печатать именно тех, кто больше в моде. Есть какие-то более модные художники. Я не хочу сказать, что это плохо. Но важно, чтоб они были не единственными, чтобы все могли выбирать разное. И для меня очень важно, чтобы дети видели разные книги, а не только одинаково оформленные и с похожими иллюстрациями.
На выставке присутствует тема войны. В иллюстрациях-коллажах художницы из Германии — две девочки, обращенные лицами друг к другу. Между ними — слова и буквы из немецкого и украинского, перемешанные, перепутанные, как и в речи, и в жизни военных беженцев. Выразительная метафора войны, хотя война здесь впрямую не названа. Можете рассказать подробнее об этой книге и об авторе работ?
На выставку художники могут присылать иллюстрации к книге, но могут делать и иллюстрации специально для выставки. Художница Джудит Клей прислала свои рисунки, сделанные не для книги. Когда началась война, она почувствовала, что не может промолчать. Она иллюстратор, и, когда я пригласила ее, она спросила, может ли она послать свои рисунки, хотя это и не иллюстрации к книге. Я согласилась, и по-моему, это очень хорошие работы. Она просто не могла эти рисунки не сделать. Я не верю, что эта книга когда-нибудь будет издана, разве что она сама ее напишет, но я очень рада, что она прислала мне эти работы. Они очень сильные.
Архив Вийве Ноор, триеннале «Сила образа»
В книжном мире известна российская школа иллюстрации с ее давними традициями. И тиражи издаваемых в России и других «больших» странах книг намного выше, чем эстонских, следовательно, шансов стать узнанными у иллюстраторов больше. Нет ли риска, что художники из стран Балтии, среди которых есть безусловно интересные и достойные внимания, потеряются на их фоне? Знают ли эстонских художников вне Эстонии?
Книги стран, где есть «большие языки», переводятся во всем мире. Существует множество переводов с английского, русского или немецкого. Это абсолютно нормально. Такие книги печатают во многих странах. Эстонский язык не такой популярный, так что нашим книгам трудно идти дальше. Но — как ни парадоксально — наших художников знают очень хорошо. Например, вчера ко мне пришла директор Болонской ярмарки, которая у нас сейчас в гостях, и, когда я назвала свое имя, она воскликнула — а, это вы тот известный художник, я давно знаю ваше имя! Наших книг, может быть, не знают, но наши выставки путешествуют по всему миру. Я делала множество выставок в Италии, в России, в Польше, в Венгрии, в Германии, в Америке. И там экспонируются не книги, а наши картинки. Так что имена эстонских художников безусловно знают.
Что обеспечивает это узнавание? В Эстонии есть своя школа книжной иллюстрации?
Если говорить про школу — у нас ее нет. В Эстонии не учат иллюстрации. Если начать разговор о том, кто где учился… Я сама — художник по костюму. У нас есть художница по текстилю, есть керамисты, есть архитекторы. Они просто сами начали рисовать, потому что хотели.
На выставке много иллюстраций, которые можно назвать не иллюстративными. Например, Мюнхгаузен на серии рисунков вообще не имеет общих черт с героем книги. Насколько художник-иллюстратор может быть свободен в том, чтобы отклоняться от оригинала?
Лично мне не интересны «буквалистские» иллюстрации. Такие старомодные иллюстрации, дотошно воспроизводящие то, что написано в книге, могут быть, я не против них, но я сама таких книг не покупаю. Но я также не хочу, чтоб художник совсем уходил от оригинала. Чтобы получилось искусство, художник должен добавить в книгу что-то «из себя». Я думаю так — если это работа для выставки, там ты можешь делать абсолютно все. Но если это книга, ты не можешь произвольно что-то менять. Есть вещи, которые должны быть неизменными — текст и иллюстрации не могут противоречить друг другу. Если писатель пишет — «у девочки белые волосы», ты не можешь сделать волосы черными.
Но это мое мнение. Я знаю людей, которые скажут, что это абсолютно не важно, я художник и делаю что хочу. Я иногда слышу, что писатель начинает диктовать художнику, как рисовать. Вот этого не может быть совершенно точно. Если писатель поставил точку — его работа закончена. В выходных данных, где указан иллюстратор, его имени не будет, там будет имя художника. А художник делает именно так, как он понимает или видит. А это могут быть совсем другие истории.
Архив Вийве Ноор, триеннале «Сила образа»
Многие авторы с вами бы не согласились. Например, Кэрролл требовал от Тениелла переделать иллюстрации к «Алисе», а Чуковский подробно объяснял Анненкову и Конашевичу, как должны выглядеть герои его сказок.
Это было в прежние времена, сейчас так не делают. Сейчас обычно писатель видит иллюстрации, когда книга готова. Если кто и диктует художнику, то это издательство. Например, в Италии издательство имеет большую власть. Я знаю случаи, когда издатель может сказать художнику — мне эти туфли не нравятся, пожалуйста, сделайте красные туфли. Почему у них есть это право — потому что они не просили писателя писать. Если писатель просит опубликовать его книгу, то издательство дает деньги, оно же и продает книгу. Так что они единственные имеют право голоса, если им что-то не нравится. В мире капитализма это так. В Эстонии, к счастью, это не так. У нас, если писатель достаточно известный, он может сам выбирать иллюстратора.
Триеннале поддержало множество эстонских институций. Это было бы понятно, если бы речь шла о престижном кинофестивале или Национальном музее, то есть об идее, которая объединяет всех. Но здесь в фокусе — книжная иллюстрация, сюжет явно не первостепенный. При этом видно, что выставка организована на очень высоком уровне. Как вам удалось добиться такой поддержки?
У нас пишут на афише имена всех, кто хоть немного помогал, — скажем, Союз графических дизайнеров, Национальная библиотека Эстонии, Центр детской литературы — но самый большой вклад внесло Министерство культуры. И тут все просто — мы почетные гости в Болонье в 2025 году, и пространство построено специально для Болоньи. Это готовый павильон Эстонии к Болонской выставке. Поэтому в выставку были вложены такие огромные деньги, и город Таллинн также помогал. В этом пространстве «родные» только каменные стены, все остальное — рейлы, серые стены, коридоры между стендами — выстроено. Но вообще Музей архитектуры — очень подходящая площадка, и мы надеемся, что и дальше триеннале будет проходить здесь.
У вас были открытия на триеннале, или куратор всех так хорошо знает, что открытий быть не может?
У меня нет открытий. Болонья — единственная в мире огромная выставка-ярмарка детской книги. Я там бываю уже 20 лет. Я знаю лично художников со всего мира, я знаю кураторов, я знаю все, что творится в этом мире. И, если кто-то появится новый, я очень быстро об этом узнаю. Для меня есть огромная проблема. Если бы я могла пригласить всех, кого я хочу — здесь было бы 300 художников. Но есть ограничения пространственные и финансовые. Максимум, что я могу себе позволить — это 80 участников.
