«Наша цель — сократить количество россиян, участвующих в войне» — директор_ка «Движения сознательных отказчиков» Саша Белик

Откуда вы работаете?

Часть команды у нас в России, часть не в России. Больше половины команды сейчас находится в России.

Как вы помогаете сознательным отказчикам?

Мы консультируем людей, у нас есть бот в инстаграме, там есть консультация «равный — равному» — то есть сознательный отказчик консультирует сознательных отказчиков. Сюда входит и правовая поддержка, и моральная, потому что человек, обладающий подобным опытом, может помочь и другим справиться с похожими сложностями.

Мы так работаем с 2013 года. Кроме того, что мы консультируем, мы формируем сообщество сознательных отказчиков. В Telegram у нас есть форум сознательных отказчиков, в нем девятьсот участников. Есть тематические чаты, в которые тоже люди объединяются и там друг другу помогают справляться, например, чат для альтернативнослужащих, чат для квир — сознательных отказчиков, чат для школьников и студентов колледжей, а также для тех, кто участвует в войне в Украине и для их родственников. Так что мы еще занимаемся формированием сообщества.

А еще мы занимаемся адвокацией, представляем доклады о ситуации с правами сознательных отказчиков в разные международные органы, например, в Комитет прав человека Организации Объединенных Наций. В ООН был доклад в целом по ситуации с правами сознательных отказчиков в России, рапорт спецдокладчицы по России, в прошлом году мы писали доклад по московскому механизму в ОБСЕ.

Есть еще разные общественные кампании. Например, у нас есть петиция за отмену призыва в России, под ней — больше тридцати тысяч подписей. Основная задача нашего движения — отмена призыва в России.

Если говорить про международные общественные кампании, это также компания Object War — попытка воздействовать на европейских политиков с тем, чтобы они помогали сознательным отказчикам из России и дезертирам. Например, было обращение в Европейский парламент совместно с другими некоммерческими организациями, на него уже отреагировали некоторые евродепутаты и высказались в том духе, что надо поддерживать сознательных отказчиков из России.

Есть у нас и еще одна задача — просвещение. Тут можно отметить все наши соцсети. Только в Telegram у нас больше пятидесяти тысяч подписчиков. В нашем YouTube-канале — двенадцать тысяч подписчиков, во Вконтакте — больше четырнадцати тысяч. Мы сейчас думаем над тем, как более широко заниматься просвещением и большее количество людей вовлекать во что-то стратегическое.

Расскажите, насколько возможно, о ваших о сотрудниках — кто они, сколько их, как они приходят в движение?

Вся инфраструктура Движения сознательных отказчиков поддерживается волонтерами. Это по большей части люди, которые в какой-то момент у нас консультировались, а потом пришли к нам, чтобы тоже помогать сознательным отказчикам. Волонтеры консультируют в нашем боте, пишут материалы для социальных сетей и для нашего знаменитого каталога материалов, где даются инструкции, как освобождаться от военной службы.

Вы упомянули, что движение работает с 2013 года. Как оно вообще появилось?

Когда Лена Попова ушла из «Солдатских матерей Санкт-Петербурга», единственной реальной правозащитной организации солдатских матерей, они вместе с двумя другими нашими основателями создали Движение сознательных отказчиков. В целом в обществе к тому времени уже был достаточный накал, связанный с проблемой призыва и отказом от воинской службы, и создание Движения сознательных отказчиков стало его апогеем.

Скольким людям удалось помочь за это время?

Мы говорим о цифрах около тысячи человек за год, такая статистика консультаций у нас была до полномасштабного вторжения. За 2022 год точную цифру не можем назвать, потому что много консультаций в личке происходит, но только во ВКонтакте мы проконсультировали две с половиной тысячи человек. Это только те, кто писал нам в группу.

Есть множество консультаций в личных сообщения у координаторов и волонтеров, есть наши созвоны регулярные — туда после начала мобилизации больше шестисот человек за раз приходило стабильно.

Всего мы за прошлый год провели сто таких онлайн-консультаций.

Почему это важно?

Потому что сейчас, я думаю, наиболее важная история — помочь Украине в том, чтоб сократить количество людей со стороны России, которые участвуют в войне. Мне кажется, что это один из самых простых и действенных методов.

С какими трудностями сталкиваются сознательные отказчики в России?

Основная трудность — это те люди, которые уже находятся на фронте, потому что у них есть по Конституции право на сознательный отказ от военной службы, но в законе никак не прописано, как осуществляется сознательный отказ для тех, кто уже приступил к военной службе. Как собственно происходит замена на альтернативную гражданскую службу — этот механизм не прописан в законе, поэтому у них не получается реализовать свое право на сознательный отказ.

Это основная группа, с которой сложнее всего сейчас работать в сравнении с призывниками, которые максимально защищены законом. Не сложно отказаться от военной службы, если ты просто призывник, по сравнению с теми людьми, которые уже оказались на фронте и в процессе поняли, что не хотят продолжать воевать.

Из тех, кто к вам обращается, много ли таких?

Назвать точное количество не могу, но только в нашем чате для людей, которые непосредственно на фронте находятся, тридцать человек было в пиковый момент в прошлом году. Но это только наш чат и только люди, которые туда пришли, то есть это даже не то количество людей, которое мы проконсультировали.

Если посмотреть статистику по количеству людей, которые к нам обращались в бот уже в этом году, то получается, что около 5% обращающихся — военнослужащие. А общее число обратившихся составило 1650 человек. Причем это не за полный год, а начиная с мая, когда мы начали через бот консультировать. И за эти три месяца к нам обратилось 82 военнослужащих.

Недавно был принят ряд законов, касающихся воинской службы — о повышении призывного возраста без изменения нижней границы, о штрафах за отказ от мобилизации, о повышении предельного возраста военнослужащих запаса и так далее. Как все это скажется на вашей работе?

Обращений, конечно, станет больше. Возникнет дополнительная сложность с увеличением штрафов, потому что люди начинают переживать и идут в военкомат под страхом того, что их оштрафуют. Возможно, у нас появится дополнительная задача по компенсации этих штрафов людям.

С какими трудностями вы сами сейчас сталкиваетесь в работе?

У нас в прошлом году был заблокирован сайт, с 2017 года идут безуспешные попытки заблокировать нашу страничку ВКонтакте. Мы пока отбиваемся, удаляем всю информацию, которую прокуратура в какой-то момент начинает считать противозаконной. Мы признаны иностранными агентами в России, соответственно, это тоже сказывается на нашей деятельности как дополнительный риск.

После того как вы были признаны иноагентами, насколько безопасно для россиян с вами сотрудничать?

Для россиян обращаться к нам по-прежнему безопасно. И по-прежнему безопасно нам жертвовать. Мы не нежелательная организация, не экстремистская организация.

Если же россияне захотят у нас работать, это касается тех людей, которые у нас волонтерят и еще как-то с нами взаимодействуют, то для них это аффилированность с иностранным агентом и дополнительные риски. Но это никак пока не сказывалось ни на ком, сотрудничество с иностранным агентом — это не наказуемое деяние. Это не влечет за собой уголовную или административную ответственность, просто вы оказываетесь в мониторинговых реестрах.

Реестр аффилированных с иностранными агентами закрытый, он доступен только Минюсту, Росфинмониторингу и прочим госорганам. В целом попадание в него никак не влияет на вашу жизнь, если вы не являетесь публичным лицом. А вот если вы публичный спикер, и вдруг вовлекаетесь, то дополнительный риск это, конечно, накладывает, хотя у вас и без этого риск признания иностранным агентом присутствует.

Сложно ли сознательному отказчику добиться разрешения на альтернативную гражданскую службу?

В пятидесяти процентах случаев оно удовлетворяется для обычного призыва, мы знаем эту статистику до полномасштабного вторжения.

Надеюсь, что к концу этого года мы соберем статистику и сможем какие-то данные предоставлять.

А с чем связаны отказы по второй половине случаев?

Обычно там используются два основания. Первое — что вы пропустили срок для подачи заявления, хотя согласно постановлению Конституционного суда этот срок может быть восстановлен призывной комиссией. Но тем не менее они толкуют этот срок как пресекательный и говорят о том, что, если вы подали с нарушениями срока, то вам автоматически отказывается в замене военной службы на альтернативную гражданскую.

А второе основание, наиболее часто использующееся — то, что в распоряжении призывной комиссии имеются некие доводы и материалы, которые идут вразрез с заявлением гражданина о том, что несение военной службы противоречит его убеждениям. При этом они только в исключительных случаях обосновывают это документами, которые есть в личном деле, например, что призывник, заполняя анкету, когда вставал на учет, указал, что хочет проходить военную службу. Или что у него есть лицензия на ношение оружия. Или что он в стрельбах участвовал.

Но даже эти обоснования не тянут на сколько бы то ни было аргументированные выводы, потому что убеждения могут меняться со временем. Вы не обязаны исповедовать одни и те же убеждения с детства, они могли поменяться в какой-то момент: вы могли быть жутким милитаристом, а спустя какое-то время осознали себя стопроцентным пацифистом.

Каковы особенности работы с ЛГБТ-отказчиками?

Самое большое отличие — в работе с транс-людьми, потому что у них все по-особенному происходит. Всегда так было с отказом от военной службы, а теперь тем более, когда стало невозможно менять документы. Раньше было проще — люди просто снимались с воинского учета, а теперь, когда документы нельзя поменять, это станет намного сложнее.

Теперь нужно доказывать, что у тебя есть психиатрический диагноз, потому что диагноз «транссексуализм» по-прежнему можно поставить. Пока мы не знаем, как пойдет практика. Думаю, что в следующем году, когда начнется призыв, будут первые кейсы того, как вообще работать с трансгендерными сознательными отказчиками.

Что касается гомосексуальных, бисексуальных и других негетеросексуальных сознательных отказчиков, в целом тактика работы похожа на те приемы, которые мы используем со всеми остальными, за тем исключением, что у них есть дополнительная опция — заявить о своей сексуальности на призывной комиссии и сказать, что они являются гомосексуальными людьми и поэтому не хотят идти в армию. Тогда в большинстве случаев их направляют на дополнительное медицинское обследование в ПНД, и таким образом они освобождаются от военной службы.

А как вы сами пришли в движение?

Я участвую в Движении сознательных отказчиков с 2016 года. Я тогда училась на юрфаке СПбГУ, и мне нужно было где-то применять свои знания. Как раз тогда Движение сознательных отказчиков проводило очные встречи на «Радужных кофепитиях». Вообще ДСО всегда было онлайн-организацией, и проводить офлайн-встречи довольно странно было изначально. Я пришел на одну из таких встреч. Поскольку я был единственным, кто туда пришел, у нас состоялся долгий разговор-знакомство с Леной Поповой. В итоге я начал волонтерить в движении и достаточно быстро стал одним из его координаторов, и дальше мы уже вместе строили Движение сознательных отказчиков.

Можете рассказать о ваших партнерах, спонсорской поддержке?

С нами сотрудничают спонсоры, которые поддерживают нас в Telegram. На нашем канале есть кнопка «Пожертвовать нам денег», и люди там жертвуют. Также мы собираем донаты в криптовалюте, в Telegram можно найти данные наших криптокошельков, куда нам можно пожертвовать денег.

Из международных партнеров на сегодняшний день я могу назвать Европейское бюро сознательного отказа от военной службы, которое объединяет организации, помогающие сознательным отказчикам на территории Совета Европы. Мы в нем состоим, и они нам много помогают в адвокационном плане.

Отмечу и Международный интернационал противников войн (War Resisters' International), международное объединение, которое помогает антивоенным активистам и активисткам. Это антивоенная международная организация, которая с прошлого века существует и объединяет антивоенные организации из Африки, Азии, Америки и так далее. Такое антивоенное ООН. Мы являемся единственной его секцией на территории Российской Федерации.

Как стать вашим волонтером?

У нас в структуре Движения написано, что любой участник Движения сознательных отказчиков, который хочет помогать сознательным отказчикам, может заявить о том, что он хочет вступить в волонтеры, любому известному ему координатору или написав в наш бот. Поэтому, если вы хотите стать нашим волонтером, то написать нам в бот — наиболее простой способ. У нас есть еще чат участников, это люди, которые состоят в Движении сознательных отказчиков и в форуме. Чтобы стать участником и присоединиться к нам, тоже можно написать в бот.

Вы упомянули о сотрудничестве с европейскими структурами. Как вы полагаете, достаточна ли консолидация российского и европейского гражданского общества в вопросах поддержки сознательных отказчиков?

Уже упоминавшееся совместное обращение с другими организациями, например c Платформой антивоенных инициатив, и сама петиция, запущенная в рамках кампании Object War, изначально не только про наших сознательных отказчиков, она в целом про сознательных отказчиков из России, Украины, Беларуси. Она была запущена Европейским бюро сознательного отказа и Международным интернационалом противников войны, и мы тоже ее поддержали, участвовали в ее распространении, там больше пятидесяти тысяч подписей.

Это как раз про помощь сознательным отказчикам. Про то, что нужно оказывать ее всем, давать убежище и визовую поддержку. В петиции компании Object War мы видим консолидацию усилий и европейских организаций, и российских, в том, чтобы помогать сознательным отказчикам, возможно, в дальнейшем пути в Европейский союз.

Наша задача — помочь людям, остающимся в России, находить возможности для того, чтобы отказаться от военной службы, поэтому в наш мандат не входит помощь сознательным отказчикам в Европейском союзе. Но в целом мы видим, что страны Европейского союза сейчас не находят единого подхода к тому, как работать с сознательными отказчиками. В Финляндии, например, запрашивают в Еврокомиссии разъяснение о том, что делать с теми, кажется, полутора тысячами сознательных отказчиков, которых они обнаружили на своей территории после начала полномасштабного вторжения.

Есть французское решение недавнее о том, что сознательным отказчикам положено убежище на территории Франции, но с ним тоже всё не однозначно.

Мы видим, что с D-визами на текущий момент для оппозиционных активистов все более-менее понятно, прозрачно, и есть работающие программы,

Очень часто это не политические активисты, они не высказывались публично против войны, не выходили на акции, не участвовали в работе некоммерческих организаций. Это просто люди, сознательно отказывающиеся от военной службы. И, к сожалению, они не подпадают под критерии по D-визам, существующие на текущий момент. И в этом суть обращения нашего к Европарламенту и Еврокомиссии — с просьбой дать общие разъяснения того, как они видят эту ситуацию.

На днях появилось сообщение о возможном выдвижении Движения сознательных отказчиков на Нобелевскую премию мира 2024. Насколько это для вас было неожиданным или ожидаемым?

Нас предупреждали, что это произойдет, это было с нами согласовано. Мы рады этому, но мы понимаем, что номинантов на премию может быть достаточно много. Но мы безусловно горды тем, что нас таким образом поддержали. Это свидетельствует о том, что мы вносим большой вклад в развитие идеи сознательного отказа и в целом гражданского общества в России.

Ольга Надеждина