Сана Безменова, преподаватель ораторского мастерства, экологическая и политическая активистка, начала протестную деятельность в 2006 году с акций против сооружения нефтепровода по берегу Байкала. Довольно быстро она поняла, что в России экологические требования носят политический характер. Байкал тогда удалось отстоять, но вместе с этим пришло осознание, что во главе России стоит человек, который не собирается сотрудничать с гражданским обществом и имеет огромный репрессивный аппарат для его подавления. Потом были митинги и протесты против захоронения ядерных отходов в Ангарске, протесты против фальсификаций на выборах 2011 года. Требованиями третьего митинга в защиту Байкала стала отставка Путина.

«Я помню, какой шок испытала, когда увидела, что власти пригнали бронетехнику и расставили по прилегающим к площади улицам, — вспоминает Сана. — Если и были еще какие-то сомнения, то тут их не осталось ни у кого, кто был тогда на площади».

Сана участвовала во всех митингах и протестных акциях в Иркутске. Сотрудничала с «Голосом», была наблюдателем на выборах 2018 года. Ей тогда очень помогло знание закона: так она могла отстаивать свои права и фиксировала все виды нарушений.

После переезда в Москву Сана участвовала в протестах против недопуска кандидатов в 2019 году, в акциях в поддержку Навального. Встречала Навального в аэропорту Внуково.

«Когда мы стояли в аэропорту, то получалось, что мы, как узники лагеря, стояли за ограждениями, а вдоль стояли «космонавты», полицейские в форме, с собаками, — рассказывает Сана. — Это так напомнило кадры из фашистских лагерей смерти, что стало реально страшно. Меня тогда пытались задержать, четверо полицейских схватили меня за руки и за ноги и понесли к выходу, к автозаку. Но меня отбили в толпе».

Следующее задержание было в январе 2021 года на митингах в поддержку Навального. После суда к Сане домой стали приходить полицейские и сотрудники центра «Э». Поскольку она не жила по прописке, ее не смогли найти, но звонить продолжали.

«Звонок был 11 февраля 2022 года, — говорит Сана. — Полицейский спрашивал, где я проживаю, есть ли у меня оружие, собираюсь ли я в ближайшее время выходить на протесты, пояснил, что я у них «в списке неблагонадежных» и они «присматривают» за мной. Тогда я не поняла этот звонок, но 24 февраля поняла».

По иронии судьбы, 22 февраля Сана получила туристическую визу, чтоб поехать к сыну, а 24 утром поняла, что это будет билет в один конец. Март ушел на решение вопросов, закрытие дел. Она уволилась с Высших курсов сценаристов и режиссеров, где училась, и ушла с работы. На курсах еще раз получила подтверждение, что все делает правильно, потому что большинство ее одногруппников поддержали войну.

«Я старалась им объяснить, что все происходящее — это война, российская агрессия против Украины, а они отвечали — ты не понимаешь, это не война, это спецоперация, ну там же будут базы НАТО, время подлета, — рассказывает Сана. — Я сказала, что не верю в это и вижу, что все решения в стране принимает поехавший человек, который возомнил себя владычицей морской. И я поняла, что не смогу учиться с этими людьми».

27 февраля Сана пошла на мост Немцова в день памяти, и в этот же день Путин выступал с заявлением «расчехлить и приготовить тактическое ядерное оружие». Когда на следующий день она пришла на работу со словами «вы представляете, это какой-то ужас», в ответ услышала — ну и правильно, так и надо, а как по-другому? И Сана поняла, что больше не сможет работать в этом месте. Это стало одной из причин отьезда.

«Мне, наверно, лучше, чем многим эмигрантам, потому что я ехала не в пустоту, — говорит Сана. — У меня в Эстонии живет и работает сын. В этом смысле мне было намного проще, чем людям, которые вынуждены были жить в лагерях беженцев и хостелах.

У меня был небольшой чемодан, в который я должна была уместить всю свою жизнь, а мне на момент отъезда было сорок шесть лет. Я, конечно, понимаю, что есть беженцы, которые бежали без ничего от бомбежек, буквально подхватив подмышку кошку. И, может быть, по сравнению с ними мои проблемы не так велики, но это все равно очень сложно психологически».

Пришлось оставить все и начинать с нуля, без надежды вернуться хотя бы в ближайший год. Приехав в Эстонию, Сана попросила международную защиту. Спустя полгода было получено разрешение на работу. Сейчас Сана с сыном живут на съемной квартире. Сын оплачивает расходы, связанные с арендой, с коммунальными, с питанием. Сана ведет активную политическую жизнь, ходит на антивоенные митинги и митинги в поддержку политзаключенных, помогает с их организацией, пишет сценарии для политических ютуб-каналов и занимается перепиской с политзаключенными.

«Когда ты приезжаешь сюда и понимаешь, что можно открыто высказывать свое мнение, первое время, конечно, это шок, — делится она. — Мы приходим на митинг, там стоит полиция, и они нас охраняют».

Сана говорит, что здесь она может спокойно жить, заниматься тем, чем ей нравится. Но она хочет, чтобы мир видел, что не все россияне за войну. Для нее важно, что есть возможность говорить, и она понимает, насколько это ценно и как надо беречь эту возможность и пользоваться ей.

Главной сложностью, с которой столкнулась Сана, оказалась семейная медицина. Непросто найти семейного врача, к которому можно приписаться, ведь он должен быть русскоязычным или как минимум англоязычным. И лекарства просто так купить нельзя, почти все они рецептурные.

В Эстонии Сане нравится очень многое, прежде всего — большая ориентированность на людей. Она понимает, что здесь есть и бюрократия, и проблемы, но она лично сталкивалась с этим по минимуму.

«В Иркутске, где я родилась, доступная среда — какое-то запретное слово, — объясняет женщина. — Там нет ни одного пандуса, который не заканчивался бы бордюром со ступенькой. Дойти до поликлиники с детьми с коляской — это квест, часто непреодолимый. В электричке я тоже удивилась, что ее тамбур и платформа станции вровень, и можно просто шагнуть туда. В том же Иркутске запрыгнуть в электричку — часто квест.

Я как человек, пришедший в политику из экологии, плакала, когда увидела, что в любой праздник в парках, на площадях устанавливают временные раздельные контейнеры. На каждом все написано, нарисованы смайлики, чтоб любой мог понять, куда кинуть стаканчик бумажный, куда огрызок, куда стекло».

Вера Волна, врач-нейрохирург, выпускница Московской медицинской академии, окончила ординатуру и работала врачом-нейрохирургом в государственных и частных клиниках. Вера прошла много обучающих программ в европейских странах, США, ОАЭ, у нее есть опыт преподавания на международных курсах в России и европейских странах.

Муж Веры, Андрей Волна, известный в России и в мире травматолог-ортопед, помимо хирургической деятельности, руководил ортопедо-травматологической и нейрохирургической службой в нескольких муниципальных и частных стационарах.

В первые годы после прихода Путина к власти супруги верили, что долго это не продлится и ему на смену придет умный, сильный и порядочный политик — например, Борис Немцов. Но после аннексии Крыма и убийства Немцова иллюзий не осталось. Вера и Андрей Волна никогда не скрывали своей антипутинской и антивоенной позиции, говорили об этом в соцсетях, в своих коллективах, участвовали в оппозиционных митингах. Помимо этого, Андрей Волна анализировал первичную и исправленную истории болезни после отравления Алексея Навального, указывал на свидетельства отравления и на то, как власти и сотрудничавшие с ними врачи пытались это скрыть. В конце весны 2022 года до них дошли угрозы от силовых структур. Параллельно у Веры появились проблемы на работе, связанные с политической позицией. Из-за вероятности быть арестованными и лишиться детей семья приняла решение уехать из РФ.

Сейчас Вера с мужем и тремя детьми живут в Таллинне. Старшие дочери, одиннадцати и четырнадцати лет, ходят в эстонскую школу. Младшая уже несколько месяцев ходит в детский сад. Самой Вере и ее супругу сложнее, потому что их медицинские дипломы и специализация в Евросоюзе не очень-то признаются. Вера подавала документы в компанию, которая занимается признанием диплома. В российской базе данных ее диплома нет, и теперь она ждет ответа от вуза.

«В Эстонии положено, чтобы нейрохирург учился пять лет, а в России у меня была ординатура два года, поэтому, несмотря на стаж почти двадцать лет по специальности, моя специализация может быть здесь не признана, и придется работать кем-то вроде врача общей практики, — объясняет Вера. — Для работы врачом в Эстонии нужен уровень владения эстонским не меньше С1, поэтому мне предстоит еще долгий путь. Я интенсивно учу язык. Я много вложила в свое образование, и помимо медицинского диплома и сертификата специалиста у меня множество всевозможных обучений, и я не могу так легко от этого отказаться».

Вера считает, что может быть полезной в Эстонии. Она планирует подтверждать специализацию и после этого искать работу по специальности. Пока они с мужем решили проводить информационные трансляции в YouTube на актуальные медицинские темы, чтобы люди лучше понимали, как действовать в случаях проблем со здоровьем, а иногда и могли предотвратить их возникновение.

Приехав в сентябре, Вера и ее муж подали документы на международную защиту, но хотя в полиции их заверили, что детей в любом случае должны взять в школу, в департаменте образования им дважды отказали, сославшись на отсутствие регистрации в едином регистре народонаселения. В итоге детей зачислили в школу Randvere Kool в Виймси. Это государственная эстонская школа, обучение здесь бесплатное. Вера говорит, что школа замечательная, к детям очень внимательно относятся, помогают в изучении эстонского, у них есть дополнительные индивидуальные занятия. Младшая дочь после получения статуса защиты в апреле смогла пойти в детский сад.

Сейчас семья арендует квартиру, проживая средства, которые остались после продажи части вещей. Но это не бесконечно — надо устраиваться на работу.

По словам Веры, в последнее время перед отъездом у нее было очень тревожное состояние, страх, что не успеют уехать, ее или мужа арестуют, детей отправят в детский дом. Как только уехали и подали документы, хотя еще никаких гарантий не было, стало психологически намного легче.

«Эстония — красивая спокойная страна, и это тоже внесло вклад в наше психологическое спокойствие, — говорит Вера. — Здесь мои дети свободно перемещаются. В России я даже в пределах своего поселка боялась отпустить их в магазин. Мы сами давно не выбирались в центр города ни на какие мероприятия, кроме как на митинги. Москва — полицейский город, за десять-пятнадцать лет она перестала быть живой. Здесь совершенно другое ощущение от города и от страны».

У детей появился круг общения. В Москве Вера не могла представить, что к школьной подружке отпустит десятилетнюю Полину, и она поедет общественным транспортом. Но в Эстонии настолько безопасно, что она чувствует, что ребенка можно отпустить.

«Мы с мужем и детьми были во многих странах, но в Эстонии уровень безопасности удивительный даже по сравнению с другими европейскими странами, — говорит она. — Возможно, это связано с тем, что плотность населения не очень высокая, и не так много мигрантов. Еще недавно мы с Эстонией были одной страной, но как далеко они ушли вперед!»

Вера с семьей и раньше бывали в Эстонии, и в предыдущие поездки ей очень понравился Таллинн. У Андрея Волны первые международные лекции были именно в Эстонии много лет назад. У них остались самые лучшие впечатления об этой стране, и, по словам Веры, они становятся чем дальше, тем лучше.

У бизнесмена Алексея Павлова нелинейная история переезда. До 2021 года он жил в России, занимался бизнес-продажами и поддерживал Алексея Навального. После ареста Навального и общего усиления репрессий в стране понял, что «что-то будет происходить», и уехал в Эстонию. Но для переезда понадобились две попытки.

Первый раз он приехал устраиваться на работу в конце октября 2021 года. К тому времени уже начались аресты, и он понял, что надо уезжать. Отучился на водителя автобуса, приехал в Эстонию и попробовал поработать в одной из компаний. В конце декабря подал документы на вид на жительство по работе. Но на первой работе не получилось, и 17 февраля 2022 года он устроился на другую работу, на которой продолжает работать и сейчас.

21 февраля умер его отец, и Алексей поехал в Россию. Похороны должны были быть 25-го, а 24 февраля началась война. Если до этого он еще не знал, будет ли оставаться в Эстонии, тут точно понял, что будет.

«Первые мысли были — поехать повоевать за Украину, — говорит мужчина. — Я служил в ВДВ и подумал, что пригожусь. Но у меня двое детей, и я понял, что, наверное, дети должны расти с отцом».

25 февраля Алексей пересек границу и больше не возвращался в Россию. По информации знакомых, ему теперь туда путь заказан. Сейчас Алексей вместе с семьей живет в Таллинне, работает водителем автобуса и развивает свой ютуб-канал. В Эстонии, по словам Алексея, ему очень повезло — 28 февраля, через четыре дня после начала войны, полиция одобрила его ВНЖ. После этого семья подала документы, и его жена в мае тоже получила ВНЖ по работе.

«Я сторонник Навального, в Питере участвовал во всех акциях, в Пскове вместе с моим товарищем, ныне иноагентом, мы выходили на митинги, — рассказывает Алексей. — Моих друзей повязали двадцать первого января, а меня почему-то не успели. Тогда же начала ко всем приходить полиция, и мы поняли, что это все. Я понимал, что что-то будет происходить, но не думал, что это будет война».

Алексей записывает ролики для TikTok, где «рассказывает всю правду о России». У него уже есть восемь тысяч подписчиков. Еще вместе с таллинским «Рефорумом» Алексей делает свой ютуб-канал, где «разрушает мифы пропаганды российской о том, что нас все ненавидят, запрещают русскую культуру и так далее».

«Когда я только приехал в Эстонию, то увидел, что здесь слишком много людей, которые верят в пропаганду, —объясняет он. — Возникло желание сделать проект, показывать русскоязычным в Эстонии обратную сторону. Было уже несколько выпусков. Один имел успех, десять тысяч просмотров. Собираемся дальше делать, сейчас снимаем выпуск про памятники».

Алексей считает, что ему повезло: у знакомых его знакомых оказалась квартира в центре города. Сами хозяева живут в России, сейчас им эта квартира не нужна, а Алексей с семьей как раз подыскивали жилье.

В семье из четырех человек пока работает один Алексей. Жена получает пособие по безработице. После того как она стала резидентом, то есть местным налогоплательщиком, ей полагается пособие, пока она ищет работу. Плюс, говорит Алексей, платят каждый месяц пособие восемьдесят евро на каждого ребенка до девятнадцати лет.

В семье двое детей, трех и пяти лет. Старший сын ходит в детский сад. По приезде они подавали запрос в два эстонских сада и один русский, и первым, кто ответил на запрос, был русскоязычный садик. По словам Алексея, им сейчас выбирать не приходится, и они согласились. Сад платный, по восемьдесят евро, питание оплачивает город.

Алексей уже сдал на А1 внутренний школьный экзамен. В августе пойдет учиться на А2, а в феврале следующего года хочет сдавать на В1. Это обязательный минимум для получения постоянного вида на жительство.

Жена Алексея в России работала руководителем отдела персонала в крупной компании. В Эстонии искать работу по специальности не собирается — для этого нужно знание языка на уровне С1. По специальности, считает Алексей, найти работу нереально, потому что здесь быстрее возьмут местного с идеальным эстонским. Но ее «в принципе дауншифтинг не страшит, она готова в «Максиме» выкладывать товар, еще что-то делать». Алексей полагает, что, если у него будет получаться, он сможет включить жену в какой-нибудь из своих проектов. Сейчас она тоже учит язык и собирается сдавать экзамен.

«Здесь условия лучше, — говорит Алексей. — Сын в садик нормальный начал ходить. Супруга состоит в чате садика, который был до этого в Пскове, и из него узнала, что дети там письма солдатам пишут, какие-то варежки собирают. Ребенку пять лет, зачем ему это? А в Эстонии они изучают море, океан, животных. Здесь дети как дети воспринимаются, никто их не выкладывает в букву Z».

Ольга Надеждина

Фото из архива Саны Безменовой и Веры Волны