logo
Новая газета. Балтия
search
ИнтервьюОбщество

«Депортация оставила след в коллективной памяти и до сих пор продолжает на нее влиять» — член совета Института исторической памяти Эстонии Рауль Ребане

«Депортация оставила след в коллективной памяти и до сих пор продолжает на нее влиять» — член совета Института исторической памяти Эстонии Рауль Ребане

Член совета Института исторической памяти Эстонии Рауль Ребане. Фото: соцсети

25 марта в Эстонии, Латвии и Литве отмечают годовщину мартовской депортации 1949 года. Во время депортации из стран Балтии в северные регионы России насильственно вывезли более 90 тысяч человек, которых советская власть считала «социально чуждыми элементами».

«Этот страх, что в любой момент может прийти солдат с оружием и сказать — «у тебя полчаса на сборы, и пошли» — остался в памяти у многих», — говорит Рауль Ребане, колумнист, преподаватель, член совета Института исторической памяти. В годовщину начала операции «Прибой» говорим с Раулем Ребане о безопасности, страхе, семейных травмах и о том, почему депортации 1940-х снова оказались в центре внимания.

25 марта отмечается день памяти жертв депортации 1949 года, когда из Эстонии выслали более 20 тысяч человек. Это один из общенациональных дней памяти. Почему он так важен?

Недавно вышла книга исторических документов «Операция «Прибой»». Так на языке спецслужб называлась депортация 25 марта, когда из трех стран Балтии — Эстонии, Латвии и Литвы — были высланы в Сибирь более 90 тысяч человек. Что интересно, это настолько сильно держали в секрете, что в местном эстонском руководстве было очень немного людей, которые знали. В России уже был опыт депортации и крымских татар, и чечено-ингушей, и эстонцев, латышей, литовцев в 1941 году, и память о депортациях была настолько сильной, что эту «операцию» до последнего держали в секрете.

В тот год 25 марта выпал снег, и некоторые умные местные руководители, получив приказ, что надо чистить дороги где-то 22–23 марта, что-то начали подозревать. И нашлись люди, которые предупреждали так называемых «кулаков», что надо уйти в лес или к соседям. И некоторые спаслись таким путем, потому что догадывались или кто-то их предупредил, что что-то странное надвигается. Ведь в 1941 году люди не понимали, когда видели пустые вагоны на разных станциях, почему эти вагоны там стоят, а теперь уже очень внимательно смотрели, есть ли какие-то знаки. Но очень многие, конечно, ничего не соображали, и их смогли увезти без проблем.

Многие так спаслись, но вместо них взяли других — пошли в соседнее село и взяли кого нашли.

Почему так важна память о депортации? У каждого народа есть свои психологические травмы. Этот термин, по-моему, впервые использовал Георгий Почепцов, украинский ученый. Эти травмы очень сильно влияют на память и создают новые модели поведения. У евреев это Холокост, у армян — геноцид 1915 года, у поляков — катынская трагедия, расстрел польских офицеров и интеллигенции в 40-м году, у украинцев это Голодомор и сейчас украинская война. Очень сильно влияет на восприятие мира у американцев «9\11», атака на башни, а в странах Балтии и во многих других постсоветских странах это, конечно, депортация.

Депортационный поезд в Эстонии. Фото: март 1949 г. Фото: ERAKOGU

Депортационный поезд в Эстонии. Фото: март 1949 г. Фото: ERAKOGU

Это была уже вторая депортация жителей стран Балтии, первую провели в 1941-м. Зачем понадобилась еще одна?

Да, депортаций в Балтии было две больших — одна за неделю до войны, 14 июня 1941 года, когда из Эстонии в Сибирь увезли примерно 11 тысяч человек, и вторая 25 марта 1949 года, когда депортировали более 20 тысяч человек.

Цели этих депортаций были разные — в 1941 году в основном увозили интеллигенцию, офицеров, полицейских. Очень много было представителей элиты, людей культуры. Вторая депортация была больше, но там было больше людей из сельской местности, детей, стариков. В это время в Эстонии, также как в Латвии и Литве, возникло движение «лесных братьев».

Это были молодые мужчины, которые не хотели служить ни в советской, ни в немецкой армии.

Они перешли на нелегальное положение, жили в лесах и осуществляли вылазки с оружием в руках. Местное население им очень помогло. И, чтобы вызвать у людей страх, было депортировано сельское население. Это повлияло очень сильно, в течение нескольких лет большинство «лесных братьев» были уничтожены, остались только небольшие группы.

Эта депортация оставила большой след в коллективной памяти и до сих пор продолжает на нее влиять. Каждый год мы ее вспоминаем и проводим разные памятные мероприятия. На площади Свободы в этот день каждый год зажигают 25 тысяч свечей. В темноте это очень красиво. Люди их видят и думают о том, что тогда произошло.

Конечно, поколения уходят, но новые поколения благодаря родителям не теряют прямую связь с прошлым. Хотя для молодых людей эти события остались где-то далеко в прошлом, но все равно забыть это невозможно. Моя мама, когда объясняет, почему все это случилось в 1940 году, говорит, что люди не понимали, что гитлеровская Германия и Советский Союз собираются напасть и оккупировать маленькие страны. И в течение 20 лет у людей уходит страх, они думают, что вся нынешняя безопасность — это навечно. Но когда у тебя такой сосед, то ничего вечного нет, как мы видим сейчас по ситуации в Украине. И этот страх продолжает жить в душах людей.

Колонна военных грузовиков, на которых вывозились депортированные. Эстония, 25 марта 1949 г. Фото: Järvamaa Muuseum

Колонна военных грузовиков, на которых вывозились депортированные. Эстония, 25 марта 1949 г. Фото: Järvamaa Muuseum

Трагедия депортации затронула огромное количество эстонских семей. У вас тоже есть семейная история, с этим связанная?

Знаете, я лично никогда в Сибири не был, но благодаря семейным рассказам я как будто никогда не возвращался оттуда. Потому что всех моих родственников 14 июня 1941 года сослали — и дедушку, и троих его братьев, и бабушку, и дядей моих — одному тогда было 11 лет, другому 14. Потом и другие родственники были в лесах, их преследовали чекисты.

И вот этот страх, что в любой момент может прийти солдат с оружием и сказать — «у тебя полчаса на сборы, и пошли» — остался в памяти у многих.

Что в Эстонии делают для сохранения памяти о депортации?

Конечно, самое главное, что эта память остается. В Эстонии, особенно в последние годы, очень много сделали для этого. В Таллинне у моря в районе Пирита стоит очень красивый мемориальный комплекс с именами и фамилиями эстонцев, погибших и депортированных. Это крупнейший мемориальный комплекс, он постоянно дополняется новыми фамилиями. Тех, кого увезли в депортацию, особенно в первую, остается все меньше и меньше. Например, один мой дядя еще жив, ему сейчас будет 94. Ему было 11, когда его везли в Сибирь, потом он сбежал в 47-м, прошел все тюрьмы за два года — медные рудники, Кенгир, Джезказган, год сидел в Семипалатинске, в одиночной камере.

Как он жив, не понимаю, но он жив.

И таких как он очень мало осталось. Тех, кого везли в 49-м, кто был детьми тогда, особенно женщин, намного больше. Но время делает свое дело, и нам нужно успеть собрать эту историю, нужно рассказывать о ней. Очень важно писать книги и делать фильмы на эту тему.

В каждой из стран Балтии снят как минимум один художественный фильм о депортации, но у меня есть мечта, что однажды где-то кто-то сделает такой крупный эпический кинорассказ о том, что же в действительности тогда случилось, типа фильма «Катынь», потому что эти национально-психологические травмы невозможно забыть.

Мемориал жертвам коммунизма в Таллинне. Фото: Институт исторической памяти

Мемориал жертвам коммунизма в Таллинне. Фото: Институт исторической памяти

В Таллинне у моря есть очень красивое место, старая крепость Батарея, она существует еще с царского времени. В одной из ее частей будет музей памяти о тоталитарных режимах. Сейчас Институт памяти совместно с учеными-историками и государством готовят для него экспозицию. Думаю, что через несколько лет она будет готова, и музей в Батарее станет одним из тех мест, которое надо во время визита в Таллинн обязательно посетить. Я там был много раз, там сидели очень многие мои родственники, потому что во время советской власти это была страшная тюрьма, но скоро там будет музей, центр культуры и исследовательский комплекс, посвященный памяти о тоталитарных режимах двадцатого века.

Для народа, пережившего оккупацию, сохранение памяти о политических репрессиях — еще и знак того, что общество готово не допустить подобных событий в будущем?

Почему это все нужно — чтоб это не повторилось, это самое главное! Как мы видим, вариант повторения возможен. До украинской войны никто реально не верил, что Россия нападет на Украину, большую европейскую страну с миллионным населением. И, как мы теперь видим, к этому нужно быть готовым. После того, что случилось 24 февраля, никто уже не поверит, что это невозможно.

Конечно, прошло много времени, и для четвертого или пятого поколения потомков депортированных это уже не так близко, но сейчас явно видно, что очень многие семьи интересуются корнями, пишут историю своих семей, и практически у всех кто-то есть в семье, кто пострадал, был сослан в Сибирь. Например, мой класс — я родился в 1953 году, через полгода после смерти Сталина, но у нас были ребята, которые родились в Сибири в это время. Я собирал материалы о депортации у всех родственников — у матери, у дяди, дядя даже писал книгу об этом. Народ не должен потерять память, потому что, как говорит Софи Оксанен, финская писательница, наполовину эстонка, — если люди не знают о твоем существовании, они не замечают, когда ты исчез. Это надо помнить всегда и знать об этом.

Братья Аисмаа: Mihkel, умер в Сосьве, Aleksei, расстрелян в Сосьве, Artemi , расстрелян в Норильлаге, Tõnis, бежал в Швецию, пятый брат Юрий тоже бесследно исчез в Сибири. Фото из семейного архива Рауля Ребане

Братья Аисмаа: Mihkel, умер в Сосьве, Aleksei, расстрелян в Сосьве, Artemi , расстрелян в Норильлаге, Tõnis, бежал в Швецию, пятый брат Юрий тоже бесследно исчез в Сибири. Фото из семейного архива Рауля Ребане

Сейчас во многих странах вокруг России переоценивается история, потому что стиль Москвы в свое время был — менять символы маленьких стран на свои символы. Надо было уважать совсем других людей. Например, когда мне в советское время нужно было идти на работу на эстонское ТВ, я начинал с улицы Гагарина, потом шел по Мичурина, с Мичурина поворачивал на Суворова, с Суворова на Гоголя, с Гоголя на Ломоносова 27, где находилось эстонское телевидение. В школе я учился на улице Матросова, 64, и пионерская организация была имени Горького. То есть символы меняли на русские, и это сейчас переоценивается. Переоценивается система памятников, и этому не надо удивляться.

Преступление Путина по отношению к российскому народу состоит в том, что он потерял для них Великую Отечественную. В России память о той войне очень сильна. И в России это, может быть, так и останется, но для стран вокруг России — Украина сильнее и ближе, а Вторая мировая война уже будет историей, и довольно далекой. И не надо удивляться, что к памятникам Второй мировой относятся сейчас иначе в странах, которые были объектами оккупации, как это было у нас.

Так что мы сейчас живем в невероятно сложное историческое время.

Время, где у людей потеряны иллюзии, оптимизм и вера в то, что могут быть позитивные сдвиги в России.

И обнаружилось, что все равно надо бояться, потому что никто не знает, что они придумают завтра и на кого нападут в следующий раз. Именно поэтому депортации, которые многие уже начали забывать и не так уж сильно вспоминать, опять оказались в центре внимания. И они дают нам подсказку, как себя вести в это очень сложное время, чтоб это никогда не повторилось.

Что тревожит — это системность депортаций. Мы знаем, что расстрелянные польские офицеры сначала сидели в Старобельском монастыре в Украине, и уже оттуда их везли в Катынь, где потом расстреляли. Монастырь остался пустым, но ненадолго. Туда привезли балтийских ветеранов освободительной войны 1919–20 годов, и офицеров и полицейских, включая моего деда и его трех братьев, которые остались в Сибири. На севере, в 200 км севернее Свердловска, был крупнейший лагерь Сосьва. Мой дед умер там 30 ноября 1941 года, и мне говорили, что на этом месте почти не осталось следов того, что там были лагеря. Дядя был там в 1989-м, но сейчас, наверное, уже совсем никаких следов нет. Так что здесь есть системность — где пустое место, туда и везли, и не сотнями, а десятками тысяч. И это не может не пугать.

В памятных мероприятиях ко дню депортации участвуют школьники, молодые люди?

В школах очень многое зависит от самих школ и учителей. Во многих школах дети записывают воспоминания своих прадедов, проводятся разные мероприятия, люди ходят туда с детьми, чтобы молодое поколение это не забывало. Так что депортация — это проект памяти. Человек без памяти очень быстро может стать рабом. И новое поколение, которое скоро возьмет на себя руководство страной, не должно забывать важные события своего государства, такого не может быть. На протяжении 50 лет попробовали, чтоб этого не было, и тогда были совсем другие мероприятия важны. Но сейчас я рад, что учителя и ученики сами делают очень многое. Фотография, сделанная 25 марта, когда на Вабадузе, площади Свободы, горят 25 тысяч свечей, стала символом памяти, который теперь известен во всем мире. И в этом есть простой и понятный месседж — «мы не забудем».

shareprint
Главный редактор «Новой газеты. Балтия» — Яна Лешкович. Пользовательское соглашение. Политика конфиденциальности.