Учительница Светлана Васильевна Петровская еще ребенком застала бомбардировки Киева. 24 февраля 2022 году утро в Киеве началось с воздушной тревоги. «Все старались друг другу помочь с первых же минут. Было ощущение какой-то страшной беды и невероятного братства», — вспоминает Светлана Васильевна. В первые дни войны она записала видеообращение к российским учителям и матерям. Киевская учительница призвала российских матерей не отпускать детей на войну, а учителей — объяснять, что российские войска пришли в соседнюю страну, чтобы уничтожить независимость Украины.
Через несколько недель, проведенных в бомбоубежище, Светлана Васильевна согласилась покинуть Киев. Ей предстояла поездка на автобусе через всю Украину, потом — поезда через всю Европу, чтобы добраться до Берлина к дочери.
– Только не надо меня уговаривать. Я все равно никуда не поеду!
Шла вторая или третья неделя войны. Вторая или третья неделя, которую киевляне проводили в бомбоубежищах. Связь ловила не везде. Со Светланой Васильевной удавалось поговорить, когда она добиралась до шелтера — киевляне быстро выучили это новое для них слово.
– Ты не понимаешь! — сердилась Светлана Васильевна. — Когда я выхожу из шелтера, я иду в волонтерский центр. Раздаю продукты, лекарства. В шелтере много мам с маленькими детьми. Я беру с собой книги Корчака, читаю им. Они напуганы, их надо успокоить, подбодрить. Если я уеду, кто будет им помогать?
В очередной раз поуговаривав Светлану Васильевну уехать и получив очередной категорический отказ, задумываюсь об удивительной иронии судьбы. В ее жизни все это уже было: обстрелы, сигналы воздушной тревоги, бомбоубежища. Ребенком Светлана Васильевна успела застать бомбардировки Киева, потом была эвакуация. У Бога иногда странное чувство юмора.
Между двумя эвакуациями, июльской 1941-го и мартовской 2022-го, уместилась жизнь.
Наверное, ей трудно было не стать учителем, даже если бы Светлана Васильевна этого захотела: учителями были четыре поколения ее предков. Ее дед в начале XX века был директором варшавского приюта для глухонемых детей. Неподалеку, на соседней улице Крохмальной, располагался Дом сирот Януша Корчака.
Первая запоминающаяся встреча с историей произошла у пятилетней Светланы летом 1941-го: начало войны, бомбежки, эвакуация. В Бабьем Яру погибли ее бабушка Аня с младшей дочерью Лелей, известной киевской пианисткой. Память о них и довоенные фотографии Светлана Васильевна хранит до сих пор. Уже в 1960-е, работая учительницей в киевской школе, она вместе с мужем, известным литературоведом Мироном Петровским, и друзьями-киевлянами приходила в Бабий Яр в годовщину трагедии. Неофициальные траурные поминовения в советском Киеве были запрещены. В эти дни Бабий Яр оцепляло плотное кольцо кагэбэшников, но Светлана Васильевна упрямо пробивалась сквозь кордон со словами: «По какому праву нас не пускают к мемориальному камню? Здесь мои родные лежат, а не ваши, и я обжалую ваши действия». И ее пропускали — перечить разгневанной молодой учительнице не решались даже киевские гэбэшники.
Начало шестидесятых в Киеве — время больших ожиданий. После сталинских заморозков в городе бурлила оттепельная жизнь: новая проза, вечера молодых поэтов, выставки оттепельных художников, новые спектакли украинского театра. Дом Петровских, всегда полный гостей, был одним из эпицентров этого интеллектуального бурления.
На своих уроках Светлана Васильевна откровенно говорила с детьми о трагических страницах истории, о репрессиях, о книгах опальных писателей. В школьном театре, который она организовала, дети вместе с учительницей ежегодно ставили новые спектакли о декабристах, сюжеты которых придумывали сами после поездок по декабристским местам. Ее ученики много читали, учились задавать неудобные вопросы. По собственному почину, рискуя попасть в немилость к школьному начальству, ходили в день поминовения в Бабий Яр. В киевском Кловском лицее, где Светлана Васильевна проработала много лет, они с детьми организовали два музея — музей истории Кловского лицея и музей памяти Януша Корчака. Экскурсии в них водят учащиеся лицея.
В начале 1990-х, во время перестройки, Светлана Васильевна вместе со своими единомышленниками основала украинское Общество Януша Корчака. Оно переводит на украинский и издает корчаковские книги, проводит неформальные конференции, открыло в Киеве мемориальную доску Корчаку и добилось того, чтобы одну из городских улиц назвали его именем. Уже в перестройку, когда стало можно выезжать, Светлана Васильевна вместе с учениками каждое лето ездила в Польшу по корчаковским местам.
Несколько лет назад Светлану Васильевну наградили международным Орденом Улыбки. Этот орден, учрежденный в Польше в 1968 году, вручают людям, которые делают детей счастливее. Орден Улыбки — единственная в мире награда, в присуждении которой участвуют дети. До Светланы Петровской кавалерами ордена становились Астрид Линдгрен, Иоанн Павел II, Стивен Спилберг, Далай-лама XIV и Джоан Роулинг.
Утро 24 февраля в Киеве началось с воздушной тревоги. Светлана Васильевна вспоминает, что страха не было. Было какое-то удивительное спокойствие и недоумение. Она взяла заранее подготовленный рюкзачок с документами и самым необходимым и спустилась в бомбоубежище, расположенное в соседней школе. Там уже начали собираться люди.
«Все старались друг другу помочь с первых же минут. Не было ни скандалов за место, ни недовольства, ни упреков, что ребенок кричит — наоборот, было ощущение какой-то страшной беды и невероятного братства.
Школа моментально организовала для мужчин теробороны столовую. Я возвращалась домой, собирала кое-какие крупы, продукты, деньги, чтобы покормить мужчин, потому что все они разбежались по району, чтобы охранять улицы, подъезды, помогать старикам.
У меня не было ни волнения, ни эмоций. Я как бы замерзла внутри,
делала все механически. Соображала, когда нужно. У нас в парадном лежачие старики, которые боятся выйти и не хотят ни в какое бомбоубежище. Нужно было организовать какую-то помощь. На правом берегу сразу появился большой волонтерский центр с продуктами и лекарствами, потом они возникли в каждом районе. Было несколько телефонов, куда можно было позвонить. Они мгновенно привозили продукты, и я разносила их нашим старикам» (Из интервью Светланы Петровской).
В первые дни войны Светлана Васильевна записала видеообращение к российским учителям истории и матерям. Она просила их, следуя традициям русского просветительства, объяснить россиянам, что русские войска пришли в Украину, чтобы уничтожить украинскую независимость, рассказывала о том, как выглядит российское вторжение глазами киевлянки, и призывала российских матерей не отпускать своих детей на войну.
После нескольких недель, проведенных в бомбоубежище, Светлана Васильевна наконец согласилась покинуть Киев. Вместе с помощницей Леной (Светлана Васильевна плохо ходит, ей трудно передвигаться самостоятельно) она собралась ехать в Берлин, куда ее давно звала дочь Катя. Предстояло многодневное путешествие на автобусе через всю Украину, а потом поездами через всю Европу. Я волновалась, что в дороге не будет связи, но, к счастью, украинцам продлили пользование сим-картами, и я выслушивала удивительные подробности ее путешествия из разных европейских городов. Подробности иногда тревожные, иногда напоминающие волшебную сказку.
В Европе бывшие ученики Светланы Васильевны, ее товарищи по корчаковскому сообществу, коллеги сына Йоханана, друзья дочери Кати встречали ее в разных городах и странах, подхватывали и передавали с рук на руки.
«В Будапеште мы попали в гостиницу, в которую каждый день приезжали по два-три автобуса. Там были люди из разных мест. Тяжелее всего было детям. Они ничего не понимали, только все время плакали — «хочу додому». Я была очень измучена, но утром, увидев эту кричащую массу, поняла, что ни к какой Кате не поеду. Когда я приехала, там было около 400 человек, и не было никого, кто бы понимал, что нужно делать. И я решила, что я этим займусь. Утром я начала собирать родителей…» (Из интервью Светланы Петровской).
Пока Светлана Васильевна жила в гостинице для беженцев, она успела организовать занятия английским и игры с детьми и найти психолога, который смог оказать профессиональную помощь родителям. Украинские дети не знают венгерского, поэтому нужно было найти такое совместное занятие, где все понимали бы друг друга независимо от языка. А это — только музыка, игра и цирк. Остановились на цирке. Будапештские знакомые помогли найти телефон директора.
Фото из архива Светланы Петровской
«И мы начали бомбить директора цирка. Сначала звонили, потом я приехала в цирк. Первый раз нам дали 30 билетов бесплатно. Но мне нужно еще, у людей же нет денег.
Я опять поехала в цирк, поговорила с администратором и объяснила, что 30 билетов мало, мне нужно в цирк каждый день. А там в это время гастролировал какой-то цирк в течение 10 дней. И мне удалось каждый день водить туда от 20 до 30 человек. Я с палками, первый раз ходила пешком, у меня не было сил, я плакала втихомолку, но пять или шесть раз в неделю мы ходили с детьми в цирк. Через два дня дети перестали плакать» (Из интервью Светланы Петровской).
После Венгрии Светлана Васильевна по приглашению знакомого историка остановились на несколько дней в Австрии. Побывала в Вене, заехала в Понгау, где во время войны в нацистском концлагере для военнопленных находился ее отец. Ее встретили австрийские коллеги, «просвещенные замечательные люди, которые ощущают свою вину за ту войну и за поведение своих родителей». Они объединились в историческое сообщество, которое ухаживает за могилами на военном кладбище в Понгау.
Фото из архива Светланы Петровской
«В Вене нам нужно было садиться на поезд. Я была очень уставшей, мне нужно было сесть. Мы пошли сквозь вокзал, и вдруг я вижу — ближе к тому месту, откуда мы должны уезжать, стоят накрытые столы. Угол для украинских беженцев. Ко мне навстречу бегут какие-то девочки в масках, с раскосыми глазами. Одна из них держит тарелку, а вторая читает по длинному листу бумаги — «Пригощайтесь борщиком!».
Что тут со мной случилось! Я взяла тарелку, и у меня текли слезы в этот борщик. Оказалось, что это студентки из Таиланда, они учатся в Вене. Только представить себе — девочки из Таиланда сварили мне борщ! Это совершенно растопило мой лед…» (Из интервью Светланы Петровской).
На берлинском вокзале Светлану Васильевну встречали дочь и внучки, которые волонтерят здесь с первых дней войны. Встреча была радостно-горькой. Вскоре по приезде Светлане Васильевне предложили принять участие в открытии выставки фотографий «Лица украинских беженцев», на которой экспонировались работы немецких фотографов. Фотопортрет самой Светланы Васильевны, сделанный известным фотохудожником Морисом Вайсом, стал одним из впечатляющих экспонатов выставки.
Фото из архива Светланы Петровской
«Когда меня спрашивают, кто я по крови, я отвечаю, что родилась в смешанной семье: моя мать еврейка, отец — украинец. Много лет в документах в графе «национальность» я писала, что я украинка. И это было правдой. Я так себя чувствовала. Лишь когда я стала студенткой истфака Киевского университета, многое во мне изменилось. Это случилось в январе 1953 года, когда шла травля еврейских врачей и готовилась расправа с советским еврейством, но тиран Сталин умер, не успел…
Когда я говорю об этом, я вспоминаю слова польского поэта Юлиана Тувима: «Кровь бывает разная: та, что течет в жилах, и та, что выкачивают из жил. …Обильными, глубокими ручьями сочится кровь евреев. Бурые и потемневшие, они сливаются в бурную, пенистую реку… и в этом новом Иордане я принимаю крещение — кровное, горячее, мученическое братство мое с евреями». Тувим по национальности был евреем, но считал себя поляком. Но, когда начали приходить известия из Польши о судьбе евреев, его мироощущение резко изменилось. Боль и страдания евреев стали его невыносимой болью, и он почувствовал себя евреем. Эта мысль Тувима стала для меня очень важной как для человека и учительницы истории. И я теперь всегда отвечаю так: «Когда пускают кровь украинцам, я украинка; когда пускают кровь полякам, я полька; когда пускают кровь евреям, я еврейка»… Можно продолжать до бесконечности. Нужно учить детей умению сочувствовать, чувствовать боль другого и чувствовать себя другим, тем, кому сейчас больнее всего. Я не преподавала историю, я переживала ее на глазах моих учеников и вместе с ними» (Из выступления на открытии выставки «Лица украинских беженцев»).
Накануне дня ее рождения, в конце августа, я позвонила Светлане Васильевне и услышала — перезвоню позже, сейчас иду на рынок закупать продукты к празднику. На столе должны быть перцы мясные и перцы вегетарианские, все как обычно. Гостей — новых берлинских знакомцев — на этот раз ожидалось немного, человек пятнадцать.
Недавно Светлана Васильевна начала писать мемуары, и дебют в этом жанре оказался удачным: фрагмент ее воспоминаний о неподцензурнойгородской памяти о Бабьем Яре, которую не удалось ликвидировать никакими запретами, вошел в топ-10 материалов года сайта «Уроки истории» Международного Мемориала.
…Лето, кажется, 2019-го. Знойным июльским утром я приезжаю в Киев и с вокзала, как обычно, лечу к Петровским. Дверь открывает расстроенная Светлана Васильевна.
– Ты понимаешь, — сокрушается она, — я в этом году все пропустила. Не успела заготовить вишню. Теперь сезон кончился, и зимой я не смогу угощать Мирона и гостей вишневым компотом…
Мой одесский поезд отходит только вечером, и мы попробуем урегулировать вишневый кризис. За день я успеваю обежать киевские рынки и победно возвращаюсь с пятью килограммами отборной, сочной, чуть подвяленной июльской шпанки. Этот зимний сезон, кажется, спасен.
Будут и другие. Я верю, дорогая Светлана Васильевна, что все у нас еще будет — солнечное дымчатое утро, тающая во рту притомленная вишня, июльский Киев.
Или не июльский. Но будет.
