С начала войны тысячи украинских детей остались без родителей, сотни — погибли или были ранены, а некоторые побывали в плену. Дети, которым удалось выехать из Украины в Литву после начала боевых действий, рассказали, как пытались вступить в тероборону, хотели поменяться местами с теми, кому грозил расстрел, и прятались в подвалах во время воздушной тревоги
Имена героев изменены.
«Вставай, началась война»
«Накануне мать разрешила мне не идти в школу. И вот в четверг она меня будит рано утром, я говорю ей: «Закрой дверь, ты мне разрешила никуда не идти сегодня». А она отвечает: «Вставай, в четыре утра началась война», — вспоминает 13-летняя Саша из Харькова. Поверить в то, что это правда, удалось не сразу, а где-то через пару часов, рассказывает она.
«До войны все мои друзья паниковали, говорили: «Начнется война, уже сирены тестировали!». А я сидела и говорила, что это бред. Он что, дебил, войну начинать? Оказалось, да», — говорит Саша.
«В пять утра мама проснулась из-за взрывов, а я — из-за сигнализаций на машинах», — рассказывает 14-летняя Катя из Борисполя. «Мне начало приходить очень много сообщений на телефон. Мы вышли в подъезд, все соседи выглянули из квартир и поняли, что началась война», — вспоминает она. В тот же день ее семья стала собирать сумки, аптечку и обустраивать подвал.
15-летний Коля из Днепра 24 февраля проснулся примерно в 6:00 и планировал собираться в школу. «Первое, что я услышал, было — «Доброе утро, началась война». Первое, что я подумал, это был мат, я не знал, куда мне себя деть — все пытался понять, правда это или нет. Я посмотрел на своего дядю. Такое выражение лица у него я увидел в первый раз. Это было недопонимание и растерянность. Я не верил. Мы раньше говорили с моим друзьями о войне, и я был уверен, что они не настолько идиоты», — говорит он.
Ночи в подвалах
В первый же день семья 15-летнего Паши из города Черкассы — он, его брат, мама и бабушка — уехала из города в село по направлению на Харьков. Когда раздавалась тревога, они ехали в подвал к тете Паши, который использовали как бомбоубежище, — это был крепкий подвал из бетонных плит.
«Мы ездили и среди ночи: мама просыпалась от сирены и будила нас, как-то мы поехали в убежище в три утра», — вспоминает он. «Мой младший брат собирал для всей семьи тревожные чемоданчики с документами и медикаментами. Мама рассказывала, что он ночью просыпался, плакал и кричал. Мы решили уехать, потому что он очень паниковал», — вспоминает подросток.
Его младший брат переживал и задавал вопросы: «Мама, а что будет, если ракета?», «Мама, а мы умрем?», «Мама, мне страшно».
Саша из Харькова и ее близкие 24 февраля тоже уехали из своей квартиры — они переехали к семье ее друга, у которой были запасы еды и подвал, где можно было укрыться, если понадобится. «Мы во что-то играли вместе, а, когда прилетало, мать друга сгоняла нас всех в коридор за стену. Первые дня три было страшно, а потом как-то уже нормально, эти недели прошли не так сложно», — вспоминает она.
Последствия обстрела Харькова. Фото: ТГ-канал мэра города Игоря Терехова
Никто за всю историю Украины не смог так сильно объединить всех украинцев, как Россия сейчас, говорит Коля. «Когда началась война, у нас в городе бездомные собирали бутылки на коктейли Молотова. Ты идешь по улице и понимаешь, что каждый, кого ты встречаешь, готов тебе помочь чем угодно», — рассказывает он. Подросток вспоминает, что в Днепре «все началось» примерно в начале марта — в 4-5 утра как по расписанию срабатывала тревога.
«Мы сидели в коридоре. Мы навсегда запомнили правило двух стен (самым безопасным местом при бомбардировке считается комната без окон, которая находится через две стены от улицы — прим. редакции) и заклеили скотчем окна и стеклянные двери, чтобы при взрыве все не разлетелось», — рассказывает Коля.
Семья Кати и все соседи с 24 февраля ночевали только в подвале своего двухэтажного дома. Он не был приспособлен для того, чтобы служить убежищем, но все равно казался более безопасным местом. Как только начинало темнеть, жители выключали весь свет и спускались в подвал.
«Мы принесли матрасы, поубирали немножко. Все стали приносить туда еду. Все друг другу помогали, мои мама с тетей готовили на всех», — вспоминает Катя. Она рассказывает, что местные жители поснимали с домов все таблички с адресами, чтобы чужакам было сложнее ориентироваться в городе.
«Боялась, что больше никогда не вернусь»
Катя не ожидала, что уедет, и очень не хотела этого. Девушка плакала, покидая Борисполь с мамой и тетей в свой день рождения — 4 марта. Она рассказывает, что из ее соседей уехали немногие: у кого-то не было возможности уехать, кто-то не хотел оставлять близких, и никто не хотел оставлять свои дома. «Меня это тоже очень сильно пугало — оставить свой дом, где я прожила всю жизнь. Меня пугало, что с ним может что-то произойти, и я боялась, что больше никогда не вернусь туда. И что, если что-то случится с моими знакомыми, друзьями, соседями, я буду винить себя. Я думала, что, может быть, если бы я осталась, то расстреляли бы меня, а не кого-то другого», — говорит 14-летняя Катя. В ответ на вопрос, устроил ли бы ее такой вариант, она кивает.
Уезжать не хотела и Саша, которой в начале войны казалось, что все закончится быстро.
«Я боялась, что мы еще долго после войны не вернемся в Харьков. Мне казалось, что лучше заранее остаться там, чтобы к тому моменту, как все закончится, уже быть дома. Тогда мне казалось, что это все несерьезно — полетает и пройдет. Сейчас я понимаю, что прилететь может куда угодно. Сейчас мне реально страшно за мой город, за мой дом, за друзей», — говорит она.
Коля после начала войны тоже не собирался никуда уезжать: в его планах было вступить в тероборону.
«Мне 15 лет, в тероборону меня, естественно, никто не брал. Очень много парней моего возраста всеми силами пытались туда пробиться. И я тоже. И хотел найти какой-то способ, сказал об этом своему опекуну. На следующий день он сказал, что мы едем в Литву», — говорит подросток.
Митинг в поддержку Украины в Вильнюсе. Фото: BNS
Он рассказал, что, если бы удалось остаться, то стал бы волонтером, а, если бы чужие войска пришли в город, то взял бы в руки оружие. «До войны я говорил, что найду любые способы не пойти в армию. А потом я понял, что хочу взять автомат в руки и пойти воевать. На твою страну напали, убивают твоих братьев и сестер. Что ты захочешь сделать в такой ситуации? Захочешь убежать? Сдаться? Нет. Ты захочешь взять в руки оружие и, если и умереть, то с гордостью, с пониманием того, что ты поможешь, и эта жертва будет ненапрасной», — объяснил Коля.
Он отправился в Вильнюс в середине марта с женой своего дяди, который назначен его опекуном, двумя двоюродными сестрами и котом-сфинксом.
«Кот перенес дорогу очень трудно, он кот-интроверт, ему не очень нравится путешествовать», — рассказал Коля. Они добирались из Днепра на одном из эвакуационных поездов примерно трое суток. «Был очень страшный момент, когда мы ехали мимо Киева: погасло все электричество, и мы услышали воздушную тревогу. Нам сказали выключить весь свет, мы остановились на станции, забрали людей, поехали дальше. Снова услышали тревогу, но уже где-то подальше. Было очень страшно думать о том, что попадет куда-то в вагон», — вспоминает Коля.
Он рассказал, что примерно неделю после того, как уехал из Украины, ощущал себя ужасно. «Я понимал, что, пока я сижу под теплым одеялом, такой же парень, как и я, в Херсоне, Харькове или Мариуполе сейчас сидит грязный, может, в окопе, может, под развалинами, и молится о своей жизни. Это было очень трудно перенести», — вспоминает он. Коля стал волонтером в Вильнюсе, где помогает беженцам из Украины. «Для украинцев, таких подростков, как я, это как очищение совести, потому что ты уехал из страны в столь тяжелое время. Чтобы не чувствовать себя редкостной мразью, я помогаю своему народу, своим людям. Сейчас я понимаю, что я полезен и здесь», — говорит подросток.
«Мерзко, что люди такое делают»
«Я никогда не видел войну, не знал, что это такое. И не думал, что это так страшно. Но это до безумия страшно. И мерзко. Тебя просто тошнит от того, что делают эти люди. Мерзко осознавать, что это люди такое делают. Стоит только вспомнить Мариуполь, Бучу, Херсон, Азовсталь», — говорит Коля.
Катя рассказала, что до 24 февраля думала, что война — это «когда танки ездят по головам, разрушают дома». «Теперь я знаю, что так и есть. Я не видела этого своими глазами, но слышала взрывы, смотрела фотки и читала новости. Было страшно. Страшнее, чем об этом пишут в учебниках», — говорит девушка.
Паша считает, что до сих пор не видит полную картину войны, не осознает, «насколько это все ужасно». «В моем представлении было так, что война — это когда вся страна в таком же состоянии, как Мариуполь, Харьков. В моем представлении это было в разы страшнее. Я думал, что все будет в руинах и ничего, кроме этого», — вспоминает он.
Подростки рассказали, что в Украине у них остались близкие, за которых они очень переживают. Папа Кати продолжает работать, как и до войны, отец Саши — волонтер, который привозит гуманитарную помощь. Опекун Коли защищает страну в рядах теробороны, как и отец Паши, который вступил в тероборону в начале войны.
Созвон с близкими стал семейной традицией, рассказывают дети. Они стараются созваниваться с отцами каждый день. Коля говорит, что, так как его опекун в теробороне, созваниваться с ним удается только когда он приезжает домой — примерно раз в две-три недели. «Тогда мы с ним созваниваемся по видео. Мы все садимся — он там, а мы — тут», — говорит Коля. Он не поддерживает связь с родителями — их лишили родительских прав.
Адекватным россиянам пожму руку
«Я не до конца понимаю мотивы РФ, если честно», — говорит Коля. «До войны я нормально относился к адекватным русским, которые понимают, что война — это плохо, что конфликт на Донбассе начала не Украина, что это захват территорий. После войны я начал ненавидеть всех русских, которые живут в России. На их налоги покупается оружие, пули, снаряды, которые потом летят в мою страну. Их деньги тратятся на войну», — пояснил подросток.
Коля добавляет, что не имеет ничего против русских, которые сейчас не в России и пытаются чем-то помочь украинцам. «У меня нет к ним никаких претензий. Наоборот я готов пожать им руку», — заявил Коля.
«Раньше я никогда не говорил про Украину отдельно, я говорил про СНГ. Я очень часто смешивал понятия русских и украинцев. А сейчас для меня Украина — это мы, не СНГ. У меня появилось ощущение, что люди из моей страны стали мне роднее, что мы как-то сплотились. Раньше, наверно, для этого не было повода», — рассказал Паша. Он добавил, что к русским, которые адекватно оценивают ситуацию, относится нормально и понимает, что «никто ничего не говорит из-за банального страха».
Российские активисты у посольства РФ в Вильнюсе. Фото: Facebook
У Саши же никогда не было ощущения, что русские — близкие украинцам люди. До войны она считала, что россияне в основном «нормальные», но понимала, что есть и «вот эти, которые за Путина».
«К Путину у меня было сразу негативное отношение, но мне нравились люди в России. Мне очень нравился Питер. Мне очень хотелось туда поехать», — вспоминает девушка. Она рассказала, что Петербург ей близок еще и из-за Достоевского, ее любимого фильма «Майор Гром: Чумной Доктор», который снимался там, кроме того, в Петербурге живет ее любимый исполнитель — «Радиопомехи».
«Русское правительство, русская пропаганда часто говорила, что украинцы и русские братья. У меня нет ощущения, что мы родственные нации», — говорит Коля.
Катя рассказала, что до войны относилась ко всем русским людям нейтрально — к некоторым хорошо, к некоторым плохо — «как и ко всем». «А сейчас мне попадается очень мало адекватных русских людей. Я бы хотела призвать русских выходить на улицы против войны. С одной стороны я понимаю, что, если выйдет не так много людей, как выходило на майдан, то их просто побьют и посадят. Но мне кажется странным, что люди не выходят против войны», — говорит она.
«Я не понимаю, почему русские, которые живут в России, прячутся по домам, а не выходят на улицы и не делают того, что должны делать. Если вы не хотите жить как в Советском союзе, как в Северной Корее — под закрытым куполом, так сделайте что-то. Само собой все не рассосется», — призывает Коля.
«Есть ли шанс, что прощу? Россию — нет. Может быть, прощу русских, если включатся. Но для этого они должны что-то сделать. Я не видел, чтобы выходили на массовый митинг, сжигали шины, кидали коктейли Молотова в военных, как это было у нас в 2014 году. Я хочу, чтобы русские сделали то же самое», — говорит он.
«У меня там полжизни»
Все подростки рассказали, что очень скучают по Украине и хотят вернуться при первой же возможности.
Коля больше не думает о том, чтобы пойти в тероборону, и собирается поступить в училище, где будет учиться поварскому делу, а после планирует получить высшее образование и стать психологом.
«От одного очень хорошего человека я услышал, что психолог — это человек, у которого есть проблемы. Он пытается с ними справиться и одновременно помогает справиться с проблемами другим», — рассказал подросток. Он говорит, что у него уже есть некоторый опыт психологической помощи людям.
«Самый трудный клиент — это мой отец. Я так и не смог ему помочь. У него было две контузии, он воевал в АТО с 2015 по 2018 год, попал в плен, потом был развод с женой. Он очень трудно все это пережил, и я не смог ему помочь», — рассказал Коля. На вопрос, есть ли шанс, что его отношения с родителями восстановятся, он ответил коротко: «Нет». Коля не смог вернуться в Днепр и остался в школе в Литве, но позже все равно планирует учиться на повара.
Саша рассказала, что любит рисовать — в основном портреты, но иногда и абстракцию. При этом она планирует после девятого класса поступить в медицинский колледж и потом продолжить обучение в институте, чтобы стать патологоанатомом или хирургом.
«Меня пугает тот факт, что мне придется по первому звонку ехать на работу, отменять все свои дела, но мне это интересно. Ну, либо я продолжу рисовать и буду рисовать на заказ», — говорит она. Саша собирается вернуться домой сразу же, как только появится такая возможность — когда закончится война.
«Когда приеду, я, наверно, буду просто сидеть в своей комнате. Я так скучаю по ней. И по своему папе. И по своим котам. Наверно, буду помогать папе с волонтерством. Больше всего из того, что есть в моей комнате, мне не хватает компа. У меня там полжизни», — говорит она.
Паша поделился, что пока не строит планов на будущее — «главное, чтобы все закончилось, а все остальное потом».
«Из Украины я ни в коем случае уезжать не хочу. Это 100%. У меня есть свое хобби — электронная музыка — и я бы очень хотел, чтобы с ним все получилось. Я хочу делать аранжировки», — рассказал подросток. Он говорит, что сейчас у него нет настроения что-то писать, но, когда он был в родных Черкассах, то мог написать по 10 треков за день.
«Сейчас, дай бог, один. После начала войны я перестал писать. Я уверен, что мне очень поможет, когда я вернусь домой. У меня дома есть хорошие колонки, и настроение там совсем другое. Если придется переехать в бомбоубежище, я возьму это все с собой и продолжу писать там», — планирует Паша. Он рассказал, что очень соскучился по папе и друзьям, и в сентябре в его школе должны были начаться занятия.
«В подвале школы у нас бомбоубежище, и поэтому мы сможем учиться. Если мне придется даже жить в бомбоубежище, то я готов», — говорит молодой человек.
Позже семья Паши уехала в Украину, но выяснилось, что школа в селе, где планировалось жить, не приспособлена для того, чтобы защитить детей в случае необходимости, поэтому все обучение перевели в онлайн-режим. Из-за этого семья решила вернуться в Литву, чтобы дети могли учиться офлайн.
Катя рассказала, что не знает, чем будет заниматься, когда вернется домой, и планов на дальнейшую жизнь у нее нет. Ее мама говорила, что вряд ли разрешит ей гулять, потому что это опасно. «В любой момент может что-то прилететь, и я буду не дома, а где-то на улице. Ей страшно. Я ее понимаю, потому что это и правда страшно», — предположила девушка.
Позже Катя вернулась в родной город и рассказала, что все же выходит гулять почти каждый день, но не уезжает далеко от дома. Теперь девушка скучает по друзьям, которые у нее появились за пределами Украины, но говорит, что была очень рада вернуться домой, встретиться с близкими и кошками.
