Как ты решил заниматься таким форматом — читками? И какая для тебя в этом цель?

Я веду две такие программы, одну белорусскую, теперь вот и украинскую. Украинская как раз возникла из программы белоруской.

Андрей Курейчик, белорусский драматург, послал мне свою пьесу в начале сентября 2020 года, после протестов в Беларуси. Мы с Андреем были знакомы, дружили онлайн, виделись где-то.

Он прислал мне пьесу, предложил — может быть ты захочешь ее перевести, может быть, мы устроим пару читок где-то? Я перевел, и уже через месяц у нас было 50 или 60 читок по всему миру, а сейчас уже почти 250 в 32 странах, эта программа абсолютно сама по себе пошла. Она была нужна именно в этом формате, и пьеса очень хорошая, «Обиженные. Беларусь(сия)», я занимался этим проектом полтора года.

И через несколько дней я получил письмо от коллеги в Гонконге, Уильяма Вонга, который пишет мне: «Джон, что мы будем делать?». Это письмо вывело меня из какого-то ступора, я ответил ему, что прошу некоторое время, и отвечу ему уже с предложением. И я написал своим коллегам, в разных странах, и все сразу же откликнулись, и за семь месяцев у нас более 250 читок в 25 разных странах.

И до сих пор эта программа очень востребована. Эта программа в коренном смысле отличается от программы белоруской, где я давал в работу одну пьесу одного автора, а потом мы включили еще одну его же пьесу «Голоса новой Беларуси», и вот почти два года мы делали читки двух пьес Курейчика. В украинской программе возникла абсолютно другая ситуация. У нас более ста пьес, около семидесяти авторов. Для читок берут всех, интересуются всеми текстами, которые пишут в Украине сейчас.

Когда ты сказал, что тебе нужно некоторое время, чтобы переговорить с коллегами, кому ты позвонил первому?

Я написал одно письмо и разослал примерно десяти своим коллегам и в разные организации, которые работали со мной над белорусским проектом. В этот момент я написал в Словакию Роман Малити, Брайану Брауну в Великобритании, Юрию Урнову в США, Андреасу Райкову-Мерцу в Германию.

На старте эти люди включились, и у нас было примерно пять пьес, уже переведенных на английский язык.

Я связался с Молли Флин, это американка, которая жила в Москве, потом переехала в Украину, теперь она живет в Лондоне, занимается там украинскими театральными делами. Она прислала мне переводы, которые я мог сразу же предлагать для читок.

Это были пьесы Натальи Ворожбит, были пьесы Неды Нежданы. У меня были мои переводы других украинских авторов, например, Максима Курочкина, правда не новые. И тогда я написал Курочкину, потому что я знал, что он должен был создать новый театр, Театр Драматургов, но из-за войны они отложили открытие. Я знал, что у него должны были быть новые тексты, которые они собирались читать на открытии 12 марта. Я написал Максу, что мне срочно нужны эти новые пьесы, что есть большой интерес. Он ответил, что не считает возможным в это время читать пьесы, написанные до войны. Все эти тексты, написанные в то время, до нападения, до 24 февраля, может быть, они когда-то будут снова интересны, но в этот момент — нам нужно сделать совсем другую работу.

Если найдутся деньги, чтобы наши авторы написали новые тексты, уже в условиях войны, я мог бы обратиться к нашим драматургам, чтобы они написали совсем новые пьесы о происходящих событиях. Я сказал — хорошо, сделаем!

Я обратился к своему давнему партнеру Филипу Арно, в США, рассказал ему об этой идее, и он нашел грантовые деньги на пятнадцать новых текстов, а еще к этому проекту присоединился переводчик и продюсер из Лондона Ноа Биргстед-Брин, который нашел деньги на заказ одного текста. Так мы смогли получить новые тексты.

У нас в основном в программе читки пьес, было за это время несколько постановок, но немного. Спектакли пойдут потом — а сейчас время для других форматов. То, что можно сделать буквально за несколько дней. И вот у меня появилось 20 новых текстов, и я подумал — Боже мой, я же привык работать с двумя пьесами Курейчика, а тут получил такой объем!

И тогда муж Неды Нежданы, Олександр Витер, прислал мне свои пьесы, чьи-то тексты я получал через вторые и третьи руки, и тогда у меня возникли очень хорошие отношения с украинскими драматургами.

Андрий Бондаренко, например, который много помогает в организации читок, я до сих пор получаю по пять-шесть новых текстов, стараюсь переводить и отдаю в Лондон на перевод Джону Фарндону, который написал тысячу книг уже. Еще с нами работает Лидия Нагель в Германии, которая переводит пьесы на немецкий, Ралука Радулеску переводит на румынский, Роман Малити перевела на словацкий. Все делают по своим возможностям и способностям.

Я иногда работаю по 14 часов, перевожу, разбираю письма, их очень много, просто уйма, редактирую, иногда ребята присылают мне тексты уже на английском, но их надо обязательно перечитывать и проверять, что-то поправить. Работаю как сумасшедший, но я не считаю, что это мой проект, и когда я говорю «я», то подразумеваю эти сотни людей, которые работают все вместе.

Ты просто стал той самой точкой, от которой пошли эти большие круги по мировому океану театра?

Да, это достаточно банальный образ, когда бросаешь камень в воду, а от него поднимаются волны, и двигаются все дальше и дальше, вот именно это я делаю.

Но какая-то финансовая составляющая есть? Ты рассказал про первый грант на написание 16 пьес украинскими драматургами. А дальше? Все-таки переводы требуют вложений.

Филип Арно нашел еще два или три гранта Театру Драматургов, в том числе, чтобы они сделали вечер читок в конце июня в Киеве. Так что он находит какие-то возможности для финансирования украинских коллег, но есть еще одна очень важная часть именно украинского проекта.

Все авторы из Украины дают свои тексты бесплатно для читок, но просят всех организаторов по всему миру организовать сбор пожертвований в украинские фонды.

Вход на читки бесплатный, но зрители очень хотят поддерживать фонды в Украине. Мы пишем на афишах информацию, куда можно пожертвовать. Сейчас в Гонконге будет большая программа читок, и там продаются билеты, из этого будет покрыты расходы на организацию проекта, все остальное пошлют в Украину. Каждый участник нашей программы может решать самостоятельно, как и куда распределять ресурсы. В этом и есть главная демократическая система нашей программы — в каждом месте, в каждом событии организаторы решают все вопросы самостоятельно. Я и Джон Фарндон в Лондоне — мы работаем бесплатно, но в каждой стране переводчики могут получать какие-то гранты самостоятельно. Это уже дело каждого.

Я в конце октября буду делать тут в Риге программу читок пьес, переведенных на латышский язык, в том числе будет пьеса «Десафинадо» Андрия Бондаренко, о котором ты говорил. Эта пьеса как раз была написана в прошлом году и отобрана для программы открытия Театра Драматурга в Киеве в марте, которое отменилось. И вот теперь она будет звучать на латышском в Риге.

Я бы все-таки еще хотел рассказать о некоторых людях, без них наша программа не была такой, какая она есть. Несколько драматургов, у которых было немного пьес, и совсем мало спектаклей поставлено, они сразу превратились в очень известных авторов по всему миру.

Олена Астасьева — у нее более 50 читок по ее пьесам, Наталья Блок, более 30 читок ее пьес, Оксана Савченко, Андрий Бондаренко, их пьесы очень интересуют людей по всему миру. Это очень приятно и важно, что они чувствуют, что помогают Украине своей работой.

Я перевожу с русского, знаю польский язык, украинский для меня не чужой язык, но я бы не брался просто так переводить художественный текст с украинского на английский язык без помощи. Мы с Оксаной приняли беженцев в нашем городе на Крите, где мы живем. Двоюродная сестра Оксаны Наталья Братус работает со мной.

Я готовлю черновой перевод, потом приходит она и мы вместе читаем текст, Наталья заполняет все мои пробелы, вопросы, недочеты. Поэтому все мои переводы украинских пьес — они сделаны вместе с Натальей Братус. Для нее многие из текстов очень тяжелые, сложные.

И вот она молчит, потом собирается с силами и тогда мы снова начинаем работать.

Иногда я слышу, как она тихонько плачет.И вот эта работа, которую мы делаем вместе с ней — это бесценная работа, и какая-то глубинная связь с теми текстами, которые я перевожу.