Совсем скоро начинается новый учебный год. Война России с Украиной продолжается. Латвия, как и другие страны Евросоюза, приняла беженцев. И значит, что в этом году, как и в прошлом, в школы придут украинские дети. Кто-то из них попадёт в школы национальных меньшинств, а кто-то — в латышские. Кто-то будет учиться в своих родных школах онлайн. Конечно, этим детям будет сложнее, чем тем, кто учится в Латвии уже давно. О том, с какими сложностями уже столкнулись украинские ученики, мы разговариваем с директором русской школы № 34 Натальей Рогалевой.
Первые ученики из Украины в этой школе появились в середине марта. Их было семь человек. Постепенно в течение апреля и мая они добавлялись. В результате учебный год в 34-й школе закончили 24 ребёнка-беженца. Но в связи с тем, что кто-то уехал, кто-то закончил 9 классов и ушёл в профессиональное учебное заведение, сейчас в школе будет учиться 16 детей из Украины.
— Преподавание для них шло так же, как для остальных детей, — говорит Наталья Рогалева, — Те предметы, которые преподавались для детей на родном языке, на русском, для них преподавались на русском. Те предметы, которые должны были преподаваться для остальных детей на латышском, преподавались на латышском. Однако украинским детям обеспечивался либо перевод, либо, если это какие-то задания и контрольные работы, учителя им готовили вариант на русском языке. Или дети, которые сидели рядом с ними, помогали перевести на русский язык. В апреле мы получили доступ к украинским учебным пособиям. И детям было предложено пользоваться и украинскими учебными пособиями, на украинском языке. Некоторые из детей-беженцев продолжили обучение онлайн в своих украинских школах, после уроков, между уроками.
Сильно ли отличаются программы по предметам?
Дело в том, что в Украине обучение в школе начинается в 6 лет, поэтому мы столкнулись с такой проблемой, что к нам в первый-второй класс пришли довольно маленькие детки, шести- и семилетки. У нас же основная масса детей в первом классе это семилетки, во втором классе это восьмилетки, Конечно, по своему психофизиологическому созреванию они были такими более детскими, маленькими. Что касается, например, 9 класса и 8 класса, там не были заметны серьёзные различия. Но большинство учителей говорили, что некоторые темы украинские дети уже прошли, и они хорошо ориентируются в них. Это темы, которые мы ещё не изучали. Но в то же время были темы, которые мы уже прошли, а они ещё не изучали. Например, если мы говорим об иностранных языках, то у нас здесь в Латвии уровень изучения гораздо выше, чем у детей, которые приехали. Им приходилось довольно много усилий прилагать для того, чтобы учиться наравне со своими сверстниками из Латвии. В то же время по предметам естественно-научного цикла они по большинству тем даже опережали латвийских школьников. И, что ещё отмечали многие учителя, это то, что они были более серьёзные, более мотивированные. Учителям надо было прилагать гораздо меньше усилий для того, чтобы включить их в учебный процесс.
Не так давно я видела такую картину: подростки из Украины, беженцы, пинали пачку печенья, которое было произведено в России. И это легко объяснить. Можно ожидать, что отношения между украинскими и русскими детьми и подростками будут не самыми радужными. Как складываются отношения между украинскими и русскими детьми?
Я понимаю так, что никаких проблем вообще не возникало, потому что детей очень хорошо приняли. Школьный парламент собрал очень много канцелярских принадлежностей — всё необходимое для того, чтобы начать учёбу.
Мы ждали этих детей, ученики очень доброжелательно к ним отнеслись.
Если и были какие-то отдельные проявления конфликтности, то это не было связано с тем, что был конфликт между русскими детьми и украинскими детьми, это был конфликт между одним конкретным ребёнком и вторым конкретным ребёнком. И эти конфликты могли возникнуть точно так же между детьми, которые у нас давно учатся. То есть, никаких специфических конфликтов у нас не было. По крайней мере жалоб таких я не получала.
Процесс адаптации человека к новому месту работы или учёбы нелёгкий. В среднем адаптация происходит в течение полугода.
И для этих детей этот срок не будет меньше. А подростки вообще очень специфические, они очень направлены на отношения. Очень тревожно они относятся к малейшим проявления неприятия. Поэтому им приходится прилагать много усилий для того, чтобы адаптироваться. И не только им, но и тем детям, что уже находятся в классе, потому что это двухсторонний процесс. Им приходится видеть, что пришли новые дети, с новыми взглядами, что эти дети иногда превосходят их в чём-то, что-то лучше умеют или чего-то лучше знают. Возникает определённая конкуренция, здоровая конкуренция, я считаю. Возникает чувство и желание помочь этим детям, например, на английском, на латышском языке они как раз не так хорошо справляются с заданиями, и тут дети класса должны адаптироваться к тому, что учитель должен потратить какое-то дополнительное время для того, чтобы эти дети были включены в процесс. Частично одноклассники берут на себя эту задачу — включить этих детей в учебный процесс. Помогают, переводят.
Получается, это даже на пользу, что ли?
Я вообще считаю, что разные люди в классе — это всегда на пользу всему классу. Чем более разнообразные проявления человеческого характера, человеческой личности мы видим, чем больше мы способны принять, понять, адаптироваться к таким проявлениям, тем больше у нас инструментария нормально коммуницировать уже за стенами школы, где будет не такая рафинированная среда, с коллегами на работе, с соучениками в институте, просто с соседями по дому. Это примерно так, как наши дети едут по проекту «Эрасмус» в разные страны знакомиться с культурами этих стран, знакомятся, как люди там живут, что для них важно, какие у них приоритеты, как они себя ведут, и что-то они берут для себя. Тут «Эрасмус» приехал к нам, надолго.
Конечно, это печально, что оно так случилось, но в этом смысле я думаю, что дети Латвии ни в коем случае не ничего не потеряли от того, что приехали украинские дети, они скорее приобрели.
Как правило, мы наблюдали такую картину: даже там, где мы в один класс записали нескольких украинцев, двоих или троих, они не остаются своей замкнутой диаспорой, а находят себе друзей за пределами своей национальной группы, так скажем. Они, как и любые подростки, любые дети, ищут себе друзей по интересам, по каким-то другим признакам, но никак не по национальности. Например, девочки украинские предпочитают больше дружить в подростковом возрасте с девочками, а не с украинскими мальчиками. В то же самое время украинские мальчики более охотно проводят время просто с мальчиками, а не с украинскими девочками.
Рижская школа номер 34
Дети находят себе друзей по интересам. Другой вопрос, что это требует некоторого времени, чтобы они познакомились, и помощи классного руководителя, который может обратить их внимание на то, что вот посмотри, там Игорь, он интересуется тем-то, если тебе интересно, может с тобой поделиться. Но дети и сами видят, чем на перемене занимаются другие школьники. Одним нравится бегать, веселиться и играть в какие-то подвижные игры, другим нравится играть в какие-то игры, в том числе настольные, некоторым — просто стоять и разговаривать. И ребёнок находит себе компанию из тех детей, которые ему в данное время доступны.
А какие, может быть, дополнительные навыки требуются от учителя при работе с такими детьми?
Все те же самые, которые требуются от учителя, когда к нему в класс приходит ребёнок с учебными трудностями, или когда к нему в класс приходит ребёнок, который до 6 класса учился в Англии, а теперь он вернулся, репатриант на родину, и он, например, не знает латышского языка. На самом деле нет никаких таких специфических навыков, это всё те же навыки, которые позволяют учителю работать в неоднородной детской группе. Потому что то, что хорошо и подходит одному ребёнку, не всегда подходит другому. И если учитель хочет, чтобы процесс происходил эффективно, ему волей-неволей приходится ориентироваться если не на каждого ребёнка в отдельности, то хотя бы на какие-то базовые группы. И если мы говорим об украинцах, это та группа, которая не владеет латышским языком, и поэтому предметы надо изучать таким образом, чтобы компенсировать это невладение языком. Чтобы помочь им: овладеть языком и при этом никак не потерять сам предмет, математику, или литературу, или ещё что-нибудь.
Сейчас ведь будут сложности и с русским языком? Все предметы будут на латышском?
С 2023 года по плану должны перейти на латышский язык 1-е, 4-е, 7-е классы. В 2024 году добавятся соответственно 1-е, 2-е, 4-е, 5-е и 7-е, 8-е. И в 2025 году это будут уже все — вся основная школа должна перейти на латышский язык за три года.
Как вы думаете, готова система образования?
Ну, система образования сейчас, как ни печально, довольно мало к чему готова. Это связано в первую очередь с тем, что мы в системе образования не имеем достаточного количества специалистов. У нас мало педагогов, и хороших педагогов мало.
Поэтому представить себе, что мы каким-то чудесным образом найдём массу педагогов, которые готовы преподавать детям, для которых латышский язык не родной, разные предметы доходчиво, понятно и эффективно — ну, это из области, так сказать, розовых пони и радужных единорогов.
Мы будем пытаться сделать всё, что мы можем, в той ситуации, в какой мы оказались. Меня смущает этот процесс, он не будет лёгким, потому что он требует затрат не только от школы, не только от учителя, он требует затрат и от государства. Потому что в первом, четвёртом и седьмом классе, например, дети латышский зык будут изучать уже не как государственный язык, не как второй язык, а как родной язык. Но он им не родной, и их словарный запас не такой широкий, и их грамматика и грамматическая структура не так отлично развиты. И учитель, который к ним придёт, и должен с ними латышский изучать как родной, ему фактически не будет на что опереться, ему первым этапом надо создать эту базу, эту опору. А в какое время он её создаст? Каким образом он её создаст? Какие у нас есть для этого учебные пособия? Это огромная ответственность, объём работы огромный ложится на учителя. А их нет в природе.
Как так? Где они все?
Где они все? Знаете, как-то вымерли постепенно. На мой взгляд, а я 30 лет в педагогике. В 2011 году, когда я пришла работать в эту школу директором, после министерства, я давала объявление: нужен учитель латышского языка или нужен учитель математики, к тебе приходило десять, двенадцатьCV, постепенно их стало приходить семь, потом их стало приходить пять, потом их стало приходить два. И вот в начале года, поскольку у меня учитель латышского языка из-за отсутствия прививки не мог продолжать работать, я тоже подала объявление. И на это объявление в течение года ни один учитель не откликнулся, я ни одного CV не получила.
Министерство говорит, что функций не прибавилось — прибавилось, водить детей в столовую, ковид-мероприятия, новые стандарты, переход на латышский язык, новый компетентностный подход — это то огромное количество реформ, которые свалились на учителя, это со стороны системы образования.
Со стороны родителей мы имеем желание получить для детей хорошее образование, серьёзную требовательность. Родители не стесняются вступать в дискуссию, а иногда и в конфликты, а иногда и в достаточно агрессивные конфликты и с учителем, и со школой по поводу ребёнка. Со стороны семьи, со стороны общества учитель испытывает огромное давление, он должен-должен-должен, никто не признаётся, он просто человек, со стороны детей мы имеем, у нас выросло поколение индивидуалистов, которые знают, что им приоритетно, что им нужно, что им потом не понадобится. И то, что раньше, например, не встречалось в моей практике, ребёнок приносит контрольную, говорит: я сделал. Ты ему говоришь: у тебя не сделаны ещё два задания, он говорит: я посчитал по пунктам, тут шестёрка получается, мне хватит.
Или перед централизованными экзаменами учитель, обращаясь к детям, говорит: учись-учись, а то ты экзамен не сдашь. А тот говорит: «На 5 процентов? Сдам.» Зачем учиться?
Многие старшеклассники работают. Утром на уроках спят. Или у них нехороший график, и они не успели сделать домашнее задание. Учитель сталкивается с тем, что мало того, что он не престижная фигура, требования от общества очень большие, дети его не респектируют, у детей есть совершенно свои цели. Раньше было то, что мы могли узнать и увидеть только в школе, нам показывали учебные фильмы, у нас были в банках заспиртованные какие-то ящерицы.
Сейчас дети путешествуют по миру, Дискавери — прекрасный канал, не надо ходить на уроки географии, для того, чтобы узнать, как создана земля, какие там слои, в пять раз интереснее тебе всё покажут и расскажут. Школа перестала быть тем местом единственным, где ты реально можешь получить знания.
Школа для некоторых — это докучная обуза, социальная обязанность, которую ты должен посещать для того, чтобы в конце получить бумажку, которую тебе дают, и которая называется «Документ об образовании». И в этой во всей системе учитель чувствует себя фигурой совершенно не значимой. Кто ж пойдёт работать учителем, особенно если за это платят не страшно много? Ну, вообще, скажем, немного. Родители говорят мне: вы живёте за наши налоги. Ну что мне остаётся-то? Ну, наверно, вы платите мало налогов. Или они как-то не так распределены. Но учителей у меня нет. И не только у меня. Их нет в Латвии, я боюсь, что и в Европе их не так много.
