У многих уехавших из-за войны россиян кроме волнения за настоящий фронт зачастую существует фронт внутренний, невидимый. Он пролегает через связь с той средой, которую они покинули — с семьей и друзьями. Различие во взглядах на войну в Украине создало тектонический разлом между людьми. Кто внимает государственной пропаганде, не верит ни одному человеку другой позиции, даже если это родной человек.
Они отрекаются от детей, перестают разговаривать с друзьями и доверяют только навязанным им мифам о великой державе, русском мире и особом пути. Глобальная проблема отражается во множестве маленьких трагедий, в которых семья проигрывает телевизору.
Полина переехала в Вильнюс из Санкт-Петербурга в марте, вскоре после начала войны. Компания, в которой работал ее муж, Антон, уходила из России и предлагала релокацию своим сотрудникам. Поскольку он является гражданином Литвы, а у компании есть здесь офис, то выбор страны для переезда был очевиден.
«Когда мы решили переезжать, мой отец был в отъезде и без связи. Я написала ему длинное сообщение в what’s app с рассказом о том, какие и почему происходят изменения в жизни. С рабочего номера он смог позвонить только на минуту из-за плохой связи. Я не стала в этот разговор вкладывать новость про переезд, чтобы он не закончился с осадком. Решила, что сделаю это позже, когда он вернётся домой. Его жене (они не были в официальном браке, но он так ее называл, чтобы всем было проще) я все рассказала, но попросила отцу пока не говорить, оставить это мне. Позже, когда мы с ней снова созванивались, выяснилось, что она написала папе: «Полина с Антоном переезжают в Литву, у них это запланировано». Я начала возмущаться этим поступком, на что мне сказали, что мы предатели», — рассказывает девушка.
фото из личного архива
До того, как Полина сообщила своему отцу новость о переезде, они общались достаточно часто, каждую неделю. Это были обычные разговоры отца и дочери, и они не касались политики, идеологии или войны напрямую. Но даже такой тон не смог пробить стену непонимания.
«Моё эмоциональное состояние было ужасным. Я рассчитывала на то, что отец получит мои сообщения в what’s app по приезду с работы, узнает правду, вспомнит, что мы не планировали никакой переезд, так как ещё в середине февраля рассматривали варианты ипотеки в Петербурге», — делится Полина.
Сообщения были прочитаны (это можно увидеть в приложении), но остались без ответа. Все дальнейшие попытки созвониться, связаться не принесли результата. Жена отца, с которой контакт сохранялся, сказала, что он не хочет общаться с дочерью, несмотря на ее уговоры. Даже в начале лета, когда Полина с мужем приехали в Петербург и встретились с ее братом. В ответ на предложение брата передать трубку в разговоре отец снова ответил отказом.
«Сначала я думала, что он обиделся на нас. Пройдет. Наступил август, мы так и не общаемся. У нас всегда были разные политические взгляды, мы спорили. С 16 лет я перестала смотреть телевизор. С 21 года стала постепенно включаться в политические новости, ходить на выборы», — вспоминает россиянка.
В конце июля, никому не сказав, отец Полины и его жена официально поженились. Обычно такие события не проходят незамеченными для всей родни, но девушка узнала об этом только по фотографиям из социальной сети, хотя говорила с избранницей отца день назад. Это стало еще одной поворотной точкой в отношениях родственников.
«Я была в шоке, потому что все это время думала, что со мной не общаются, потому что он был не в курсе, для него мы переехали «тихо», потому что он узнал обо всем этом не от меня.
Нет. В этом молчании больше, чем простая обида. Пропаганда очень обезличивает войну, все военные действия. Пропаганда не рассматривает отдельно взятую историю человека, который из-за неё страдает. Для пропаганды тысячи мертвых солдат, тысячи пострадавших мирных жителей — это цифра, не человек из соседнего подъезда, который ещё год назад строил планы на эту жизнь, а сейчас лежит в гробу или братской могиле», — говорит Полина.
фото из личного архива
Действительно, российская пропаганда значительно преуспела в своем деле, все предшествующие годы она рассказывала о «загнивающем» Западе, об Украине как несуществующем государстве, о великой роли России. Такое влияние на умы сложно переломить, даже если человек знает тебя лучше и глубже, чем какого-нибудь Соловьева.
«К сожалению, в этой истории страдают не просто люди из-за разных взгляды. Здесь страдают детско-родительские взаимоотношения. Впереди у меня день рождения. Я решила, что от его поздравления или не поздравления сделаю окончательные выводы. В каждом случае не общаться или выстраивать взаимоотношения заново — тяжелый выбор», — рассуждает Полина.
В начале августа Полине исполнилось 24 года, но поздравления от отца она так и не получила.
«Страдает ли мой отец? Думаю, да. Представьте, ваш ребенок, который рос рядом с вами, в один момент начинает придерживаться совершенно других взглядов, к тому же «предаёт» тебя, твою страну из-за влияния Запада и людей, которую твою страну хотят сломать. Таким людям сложно с этим мириться», — делится девушка.
Полина не уверена, что взгляды ее отца на эту ситуацию резко изменятся в ближайшее время. Она приводит фразу, которую много раз слышала от него:
«Придут другие и будут воровать ещё больше прежних, а к этим хотя бы уже привыкли, они наворовались». И тут же девушка вспоминает о расследованиях Навального которые приводила как контраргумент, о том, что «они» («путинская власть» — прим. автора) не перестанут воровать никогда, «им» всегда будет мало.
Со своими друзьями в России Полина старается не поднимать тему войны. Среди них есть весьма тревожные, которых новостные сводки выбивают из жизни. Но большая часть ее с мужем друзей против, констатирует девушка. У кого-то из них есть такие же сложные взаимоотношения с родителями, но они продолжают общаться друг с другом. Со знакомыми, которые обезличивают войну, расчеловечивают ее, Полина не общаться и никак не взаимодействует.
Полина первый раз выехала за пределы России. Вильнюс и Литва были для нее неизвестностью, она не представляла, к чему готовиться и чего ожидать. Обычный переезд всегда проходит напряженно, а переезд в другую страну, с другим языком, во времена, когда кажется, что весь мир рушится, увеличивает этот стресс в разы.
«Я впервые за границей оказалась именно из-за переезда. Я не представляла, что такое оказаться в другой языковой среде.
Муж уже находился в Вильнюсе, когда я на машине с собакой и вещами пересекала границу Ивангород-Нарва. Сначала было непривычно водить без интернета и навигатора, роуминг не сразу подключился, но через часа два меня отпустило. В первую неделю, когда прошла эйфория от новых ощущений, когда разобрали вещи, я отказывалась выходить из дома, говорить при прохожих на русском. Постоянное ощущение неловкости, стыда. Мне до переезда многие говорили: русофобии нет, что всё будет хорошо, не стоит волноваться. На вторую ночь на капот нашей машины целенаправленно положили кирпич. У меня была истерика, я хотела уехать и больше сюда не приезжать. Машину пришлось срочно продавать в Калининграде. Было тяжело», — делится Полина.
К происшествию с кирпичом возможно привели российские номера машины, однако после этого, никакой русофобии в свой адрес пара не встречала.
«Спустя месяц получилось выйти одной без мужа из дома. Мне помогли две поездки в Петербург за остатками вещей, встречи с друзьями, и работа с психологом.
Смело скажу: в начале лета я уже вышла из депрессивного состояния. Здесь очень много русскоговорящих людей, и благодаря этим людям я ощущаю себя здесь комфортнее», — заключает Полина.
