В потоке новостей нас уже не так удивляют истории беженцев: еще одна сломанная судьба. Война оставляет отметины в наших душах, а мы грубеем и учимся не замечать. Чужая человеческая трагедия становится обыденностью, делом привычным и будничным. Мама и сын бежали от российских обстрелов. В Литве, найдя жилье и работу, они попросту живы. И уже одно это по нынешним временам — удача. Понятие успеха, бытовавшее в прежней мирной жизни, теперь стало иным.
Выжить и бежать
– Если ракета летит днем, ее прямо видно в небе, а ночью ты слышишь свист, и не знаешь ее направления, и это еще страшнее, — рассказывает Яна.
Мы сидим в вильнюсской пиццерии, где Яна сейчас работает. Клиента манят рекламные щиты над прилавком: десятки пицц всех мастей и сортов, словно это окно в отдельный сытный мир, где не бывает горестей. Над нами витает аромат сырно-грибных изысков с нотками копченой курятины. Кажется, мы уселись поболтать о тонкостях литовской кулинарии. Но война все равно горчит на языке, как ни обсуждай температуру теста. Картина первых дней войны стоит у Яны перед глазами и тянет туда, в 24 февраля, когда украинский город Черкассы проснулся с новостью: Россия бомбит.
– Я поняла все сразу, моментально, а многие вокруг еще не верили: мол, не может такого быть, — вспоминает Яна.
В тот же день была воздушная атака на воинскую часть и склады около села Россошки Черкасской области. Тогда же упал снаряд в городе Умань, убивший несколько мирных человек, случайно оказавшихся рядом. Яна вспоминает, как в Черкассах объявили воздушную тревогу и люди с перепуганными лицами метались по лестницам и дворам, ничего не понимая. А потом стали привыкать, что бомбоубежище теперь часть повседневности.
Она раздумывала, надо ли уезжать: в конце концов, снаряд может и не попасть в дом. Яна родилась и выросла в украинском селе, и в свои тридцать с небольшим эта сельская девушка привыкла к трудностям. В Черкассах то работала поварихой, то вела небольшой бизнес по продаже орехов, то расписывала керамику. Но шестнадцатилетний сын Ярослав оказался крепким орешком: по-мужски постановил, что жизнь дороже расписной керамики, а потому от обстрелов надо бежать.
Ярослав
27 февраля мама и сын сели на поезд, который местные власти бесплатно выделили для эвакуации. Вернее, не сели, а втиснулись силой, потому что пассажиры едва помещались в вагонах. И пока по российскому ТВ лились победные потоки военной пропаганды, эти два человечка ехали, сидя на вагонном полу и задыхаясь. Без сна и еды, без денег и будущего, просто с желанием жить.
Был Львов, а потом польская граница. В Польше для беженцев выделили торговый центр: ряды кроватей стояли прямо в торговом зале. Реалии военного времени вторгались в мирную жизнь на глазах, рассекали ее своей безжалостной правдой. И Польша приняла вызов. С особой теплотой Яна вспоминает польских волонтеров, которые приносили одеяла и еду.
Через несколько дней беженцев на бесплатном автобусе отвезли в Варшаву, выдав продуктов про запас. На варшавском вокзале их встретили палатки, в которых были горячие обеды, врачи, лекарства и человеческое понимание. Почти месяц Яна с сыном прожили в двухместном гостиничном номере с бесплатным питанием. Проведя недели в раздумьях, семья решила ехать в Литву.
– Почему в Литву? Сердце подсказало, иначе объяснить не могу. Я тут была год назад, Вильнюс очень понравился, — рассказывает Яна.
В двадцатых числах апреля их на бесплатном автобусе отвезли в литовский миграционный центр, название которого она не помнит. А через сутки ее с сыном поселили в одной из гостиниц Вильнюса. Так окончился путь из войны в мир.
Существительные с ветчиной
Литовский язык пришел в ее жизнь через пиццу. Да, бывает и так. Когда-то давно в украинском поселке Капитановка Яна училась на повара. В новой литовской жизни она вспомнила, что отлично готовит, и позвонила в пиццерию.
– Меня пригласили сразу же, хорошо встретили, стали учить, как готовить пиццу. Но у меня началась паника: названия пицц литовские, я ни одного не знаю! Это был стресс.
Через несколько дней новая литовская жительница уже знала, чем пицца Gardžioji (Аппетитная) отличается от Egzotiška (Экзотической) и что «с ветчиной» это значит «su kumpiu», а вместо фразы «копченая курица» можно говорить «rūkyta vištiena». Сейчас, когда ей говорят по-русски, Яна просит все же по-литовски: теперь ей так удобнее.
Но, легко найдя работу, жилье украинская беженка отыскала с трудом. В гостинице можно бесплатно жить три месяца, и на исходе второго Яна и сын Ярослав поняли: им не хотят сдавать квартиру. Время поджимало, а найти собственный угол не получалось.
– Я людей понимаю. Они боятся, что приезжие что-то натворят с квартирой и убегут, — делится Яна. — Но мы с сыном точно ничего не натворим.
К поискам жилья подключилось уже и начальство на работе. В конце концов Яне помогло случайное объявление в интернете. Теперь они с Ярославом живут хоть и не в хоромах, зато с хозяйкой, которая встретила их как родных, узнав, что они бежали от войны.
Литовские СМИ часто пишут о единстве, с которым Литва раскрыла объятия украинцам. Дело, видимо, в том, что мало кто из беженцев готов открыто говорить. Но я общался с ними не раз. И если уж начистоту, то кроме доброты и помощи им порой приходится получать упреки. Кого-то ненароком спрашивают, дескать, не пора ли вам домой? Кого-то укоряют в том, что война идет не по всей Украине, а эти, видишь ли, сбежали в Литву. Так никогда не скажут чиновники или начальство на работе, но, судя по рассказам, кто-то, у кого не очень развито сочувствие, вполне может ляпнуть глупость. Лично я в таких случаях прошу украинцев не обращать внимания: добросовестным и трудолюбивым людям в Литве рады.
По вечерам, накормив клиентов пиццами, Яна идет убирать квартиры. На рестораны и курорты денег нет, но прожить, как оказалось, вполне можно. Впрочем, если считать литовский Тракай курортом, то сюда они с Ярославом уже добрались. Сейчас сын ходит на бокс и плавание, а в Тракае решил поплавать на катамаране и доске. Там, в Черкассах, когда в небе летели российские ракеты, он сказал верную вещь: жизнь дороже всего.
Яна стесняется фотографироваться: обещает прислать «удачное фото». А потом, оставив меня, пропадает в горячих глубинах кухни. Оттуда несутся тонкие звякания подносов, глухое дыхание печей, деловитый и незримый дух сытости и спокойствия. В самом деле: когда на подносе раскаленная пицца, все не так уж плохо в нашей жизни.
