Среди украинцев, испытывающих тяготы российского нашествия, есть пожилые люди, заставшие еще немецкую оккупацию. Фраза из известного стихотворения Станислава Тота «Лишь бы не было войны!» для них не пустой лозунг, а выстраданное убеждение. И поэтому сейчас они чувствуют боль и недоумение. Именно такие чувства испытывает 87-летняя жительница Днепра Тамара Ивановна Полтавченко, прожившая в этом городе всю жизнь.
- Тамара Ивановна, вы помните, как началась та война?
- Я тогда еще маленькая была, пять лет мне было. Но немножко припоминаю. Семья наша жила в Днепропетровске, [теперь] Днепре. У нас был частный дом. Я помню только, когда немцы въехали к нам сюда. Помню очень хорошо, как они въезжали. Мы боялись, потому что войну объявили. Папу забрали в армию, а мы, я и моя сестра, с мамой остались.
- А что вы подумали, когда немцев впервые увидели?
- Мы знали, что идет война. Мы знали, что это немцы, которые оккупируют города. Боялись, конечно. Они просто проезжали мимо. Потом уже, позже, немцы у нас жили, когда мы уезжали отсюда. Бабушка жила в селе, мы к бабушке уехали и были там до 1943 года. И в нашем доме жили немцы. А когда приехали, немцы уже уехали, ничего не нарушено было. Мы как приехали, так сразу и поселились там.
- Днепропетровск был освобожден?
- Да, был освобожден Днепропетровск, и уже по селам немцев гнали. А в селе у нас в доме бабушка была, мама и мы с сестрой. И там тоже немец один жил, единственный.
Тамара Ивановна
- А как он себя вел?
- Прекрасно. Они ж получали, наверное, какие-то пайки, и он всегда угощал нас с сестрой. То конфетки, то печенье, то тушенку принесет. Мы не ощущали такого зверства, или как можно сказать? Была от этого человека какая-то доброта. Нас не трогали вообще. И когда они начали уходить уже, это было в 1943 году, уже на мотоциклах, на машинах все бежали. Потом мы приехали в Днипро [и увидели, что] в нашем доме кто-то жил. Но мы ж не знаем, кто там поселился. Там все было нормально. Тяжело было, конечно, мама одна была, а нас двое, надо было кормить, где-то [еду] доставать.
- Мне рассказали, что ваша мама спрятала дома еврейку от расстрела.
- Да, когда стреляли их. Это было у нас в Ботаническом саду, там были специальные сооружения, ров какой-то [вырыт]. Евреев приводили и стреляли. Это было даже недалеко от нашей улицы. И мы всегда слышали эти выстрелы. Была осень, вечер. Пришла какая-то женщина, на мой взгляд, не старая, мама была постарше. У нас на печке была такая лежаночка, и мама ее обогрела, дала какое-то барахло одеться, накормила. Но мы ж все боялись. Если соседи узнают, могут доложить куда-то. Не немцам даже могут доложить, а полицаям. Мама побоялась оставлять ее ночевать. И она ушла и все, мы больше ее не видели. Как она куда дошла, мы и не знали. Собственно говоря, все боялись и даже не расспрашивали.
- Тамара Ивановна, как вы себя чувствуете сейчас, когда Россия напала на Украину?
- Очень болезненно себя чувствую. Как посмотришь по телевизору, так сразу не то, что настроение [падает], а боль, именно боль приходит.
- Для вас это даже страшнее, чем когда немцы оккупировали Украину?
- Страшнее, конечно, страшнее. Вот так каждый раз ложишься спать и не знаешь, завтра ты будешь еще двигаться или нет. Вот такие страхи наводят эти оккупанты.
- Днепр обстреливали?
- Были уже обстрелы, да, стреляли. Дом дрожал. [Хорошо,] хоть окна целые еще. И сейчас каждую ночь все равно бросают ракеты, и их всегда сбивают. И утром наш мэр может рассказать, что да, были ракеты, их посбивали.
- А как вы относитесь к тому, что Россия вдруг решила напасть на Украину? Вам это не странно?
- Очень странно и удивительно. Были как будто бы друзья, а стали большими врагами. Именно Украина стала для России большим врагом. Что я могу еще сказать? Ждем победы, и потом мы еще поживем. Хоть я уже и старенькая, мне 87 лет было в марте месяце, но мне хочется еще жить.
