30 лет назад жители Литвы, Латвии и Эстонии, взявшись за руки, выстроились в живую цепь от башни Гедиминаса в Вильнюсе до башни Длинный Герман в Таллине. Акция была приурочена к 50-летию подписания пакта Молотова-Риббентропа и стала символом борьбы стран Балтии за независимость. Через полгода после «Балтийского пути» Литва вышла из состава СССР, чуть позже независимость восстановили Латвия и Эстония.
Спустя 30 лет «Новая газета — Балтия» поговорила с участниками «Балтийского пути» о том, почему они участвовали в акции и какой запомнили ее.
Профессор из Литвы: 30 лет назад люди ждали перемен
Литовцы сформировали ударное ядро всех участников Балтийского пути. Считается, что в мирной акции приняли участие около 2-2,5 млн человек, из них около 1 млн составили жители советской Литвы. В живой цепочке в 1989 году стояли представители самых разных национальностей и народов. Одним из них был профессор Вильнюсского университета Олег Поляков – языковед, крупный специалист по литуанистике и балтистике. Он рассказал «Новой газете – Балтия» о том, какие впечатления у него были тогда и как он смотрит на это событие 30 лет спустя.
Профессор Олег Поляков
«Да, я действительно был участником Балтийского пути, который имел место быть 30 лет назад, хотя, казалось, что это было совсем недавно. Кстати, я участвовал не только в этой акции, но еще и в так называемом пути Восточной Германии, о котором сегодня уже не помнят и знают довольно мало...
Если говорить об этой масштабной мирной акции и оценках самого события, глядя на него с сегодняшней перспективы, то могу сказать, что в моем возрасте ты уже смотришь на ситуацию с разных сторон и оцениваешь ее по-разному. Тогда было совершенно другое время, тогда были иные впечатления, иное восприятие... В то время был очень сильный ажиотаж и большой народный подъем. Я помню, что мы принимали участие в Балтийском пути всей семьей – и я, и моя жена, и моя дочь... Получилось так, что он проходил недалеко от моего дома в вильнюсском районе Пашилайчяй. 30 лет назад люди ждали перемен, мы надеялись на то, что страна проснется после своеобразной «спячки», длившейся в период с 1985 по 1989 годы. У нас было приподнятое настроение, я чувствовал себя частью каких-то значимых исторических событий.
Можно много говорить и спорить о том, понимали ли участвовавшие в Балтийском пути то, что это было подлинным началом обретения желанной свободы, восстановления утерянной независимости, что эта акция ведет к выходу Литвы и всех балтийских республик из состава СССР... Возможно, это понимали не все, но я отлично осознавал это как раз тогда – еще в 1989 году. Лично я считал, что, если было сказано «а», должно быть сказано и «б». У меня не было никаких сомнений относительно стремлений литовского народа покинуть Советский Союз. Почти все население советской Литвы выступало за возрождение независимого государства. Балтийский путь лишь стал тому подтверждением – этим все было сказано.
На вопрос о том, были ли противники независимости, конечно, можно ответить, что да – такие были. Преимущественно это были русские – не все, но те, кто работал на высокотехнологичных предприятиях. Я помню, что тогда они довольно интенсивно уезжали, особенно, если речь шла о крупных специалистах, работающих в сферах высоких технологий – для них это было неприемлемо. У меня же была семья с другими традициями, другой историей... Здесь это было неизбежно.
Парадокс в том, что мы говорим с вами о моментах, ставших значимым историческим событием, повлиявшим на многие последующие эпизоды новейшей истории, Балтийский путь состоялся 30 лет назад, а мне кажется, что это было буквально вчера... Для большей части населения уже независимых Балтийских государств – это история, а для меня – живые события, результат которых был предопределен изначально. По крайней мере, у меня не было никаких сомнений, к чему это ведет».
Один из создателей восстановленной Латвийской Республики: Это было как голосование, как референдум
Алексей Григорьев – командор латвийского ордена Трех звезд, один из тех, кто, будучи депутатом Верховного Совета Латвийской Республики, голосовал за восстановление независимости государства. 23 августа 1989 года он был участником знаменитого «Балтийского пути», объединившего по всей Балтии два миллиона человек, которые призывали к независимости трех балтийских республик. По просьбе «Новой газеты Балтия» в тридцатую годовщину «Балтийского пути» он вспомнил о тех воистину исторических событиях, а также об атмосфере того времени.
«Участвовал, помню, с удовольствием делюсь воспоминаниями... Оказалось, что помню больше эмоции, ощущения, вкус и запах времени, чем детали событий. Ведь шел 1989 год, а он в Латвии был настолько насыщен судьбоносными поворотами как в жизни отдельных людей, так и в жизни всего народа, что теперь они сливаются в одну ленту.
Собственно, они начались еще в 1988 году с расширенного заседания правления Союза писателей Латвии, на котором историк и публицист Маврик Вульфсон заявил, что никакой революции в 1940-м в Латвии не было, а были советские танки, солдаты и оккупация. Для местных жителей, чьи родители или бабушки с дедушками и так все это видели и знали, тут не было никакой новой информации, и, тем не менее, выступление произвело эффект разорвавшейся бомбы.
Новым было то, что об этом говорили с трибуны, а потом еще и напечатали в газетах. С этого и начался путь Латвии к восстановлению независимости, утраченной, как теперь уже говорилось открыто, в результате подписанного 23 августа 1939 года преступного сговора Сталина и Гитлера, известного как «Пакт Молотова-Риббентропа». Возникло чувство, что исторические события, которые очень мало или совсем не зависели от воли людей в Советском Союзе, могут стать производным от желаний и действий отдельных граждан, если те будут действовать слаженно и совместно. Собственно говоря, этот путь мы и называли тогда «Балтийским путем».
Все это было бы невозможно без перемен в Москве. Новое советское руководство во главе с Михаилом Горбачевым пришло к выводу, что продолжать по- прежнему невозможно, нужны перемены. Я помню свое первое впечатление от новостей из Москвы и осознание, что произошли коренные перемены.
Это было в марте или апреле 1985 года, только что пришел к власти Горбачев. Ну Горбачев и Горбачев. Я занимался уборкой своей квартиры на Лауку в Гризинькалнсе, мыл полы: в руках мокрая тряпка, радио-транзистор «ВЭФ-212» — включено. Именно из-за мокрой тряпки не переключил радио на другую станцию, когда начали передавать сообщение Политбюро ЦК КПСС, но, когда вслушался, отложил тряпку и сел на диван. Слушал до конца. Поразил новый язык, коренным образом отличавшийся от сусловско-брежневского канцелярита партийных документов, к которому так привыкли мы, дети эпохи застоя. Повеяло новым, повеяло жизнью с самой неожиданной стороны.
Я в это время как раз закончил аспирантуру МГУ по специальности теория литературы и там же защитил диссертацию. Когда Янис Петерс в 1988 году стал организовывать Народный фронт Латвии, для меня естественно было пойти в Союз писателей и предложить свою помощь. Меня пригласили переводить на английский язык первый съезд Народного фронта. Это было 8 октября 1988 года. Так что большую часть Съезда я просидел в кабине для переводчиков.
Люди спешили выговориться после молчания, длившегося десятилетиями. Все выступления на Съезде транслировались по радио и ТВ, и народ не отходил от экранов, а если надо было работать или куда-то ехать, то ходили или сидели, прижимая к уху транзистор. Прямо на Съезд люди приносили деньги и ценности, в том числе драгоценные украшения, как пожертвования на работу Народного фронта.
Официально Народный фронт был движением в поддержку горбачевской перестройки. Но всем было понятно, что речь идет о независимости (программа максимум), или хотя бы о максимально возможной автономии Латвии (программа минимум).
В конце 1988 года руководство Народного фронта предложило мне стать редактором русскоязычного издания газеты еженедельника «Атмода». Почему именно мне? Думаю, что тут сыграли роль мои публикации в журнале «Родник». Одна – о новой латышской прозе, вторая – большой разговор с поэтом Кнутом Скуениексом (поэт, за «антисоветскую агитацию» отсидевший восемь лет в мордовских лагерях – прим. автора). Кнут Скуениекс в том разговоре описывал Советский Союз, как страну, чьи создатели хотели, чтобы все в ней говорили на одинаково плохом русском языке.
Я собирался думать неделю, но согласился уже на следующий день, оставив академическую карьеру в Латвийском университете. Так что весь 1989 год — ключевой — я был в самом центре событий. Главный вывод – марксисты врут, когда говорят, что бытие определяет сознание. Все как раз наоборот. Мы хотели добиться независимости и ее добились, воспользовавшись подходящим моментом.
Около двух миллионов человек, вставших на дорогу, соединяющую столицы Балтийских стран, стали символическим выражением этого стремления. Это было как голосование, как референдум. Мы знали, что привлекаем внимание всего мира, и это и было нашей целью. Ненасильственная, песенная революция – это «Балтийский путь». Единство Балтии – это также «Балтийский путь». Песня «Просыпается Балтия» органично сопутствовала Балтийскому пути.
Накануне 23 августа 1989 года на меня вышли украинские организации с просьбой помочь с контактами и разместить на ночь, если не ошибаюсь, двенадцать человек из Львова. Они приехали посмотреть на акцию, с мыслью провести что-то подобное в Украине. Четверых я оставил в своей квартире на Лауку (сам напросился к соседу, который поддерживал Народный фронт), а остальных – по знакомым. В установленный час мы вышли из редакции на Вецпилсетас, чтобы присоединиться к «Балтийскому пути» в районе памятника Свободы. Украинцы уже тогда были частью «Балтийского пути». И сейчас также необходимо сознавать, что независимость
Украины важна для независимости Балтии. В этом смысле за тридцать лет очень мало что изменилось.
Эстонский инженер: Это было что-то невероятное
В полдень 23 августа 1989 года из Нарвы по направлению в Таллинн выехал автобус ПАЗ с парой десятков человек.
«Нас было немного. Наверное, был рабочий день, сейчас уже не помню точно. Видимо, поэтому желающих оказалось так мало», — сказал тогда молодой инженер с завода «Балтиец» Борис Соколов, участвовавший в Балтийской цепи.
На одном из собраний «Народного фронта», которые проходили в башне Ронделя Нарвского музея, где-то за неделю до поездки сообщили, что люди встанут в цепочку от Таллина до Вильнюса. «Когда узнал, что будет Балтийская цепь, сразу решил принять участие. Никаких раздумий не было. Мне тогда было 24 года. Я с собой взял брата, он только из армии вернулся. В Нарве автобус предоставило руководство мебельной фабрики «Нарова». Кто оплачивал поездку, я не знаю. Возможно, профсоюз. Мы собрались около проходной примерно в 12 часов. Было тепло и солнечно. В основном все собравшиеся были с мебельной фабрики. Организатором во время поездки был Александр Паюман. Как сейчас помню, он всю дорогу всех веселил», — вспомнил события 30-летней давности Соколов.
«Была 18-летняя студентка из Питера. Другие были старше нас. В основном это были простые рабочие с фабрики. Было весело и интересно. Правда, по дороге случился один казус», — рассказывает Соколов.
Дорога от Нарвы до Таллина тогда занимала примерно три-четыре часа. Группа из Нарвы должна была приехать в Таллин к трем часам, однако на середине пути — под Раквере в местечке Сями, автобус остановился. «Мы простояли где-то три часа, ждали инструкций, куда дальше ехать. Тогда же мобильной связи не было. Да, и телефоны были не везде и не у всех. В итоге нас отправили в сторону Тюри, чтобы там замкнуть цепь. Когда приехали, это было где-то около шести часов вечера, сама цепь закончилась. Однако люди никуда не разошлись, а собрались на местном певческом поле».
«Это был что-то невероятное, — вспоминает Борис, — тысячи людей собрались на небольшом пространстве певческого поля. Когда мы зашли туда со своими плакатами: «Мы — нарвитяне, с тобой, Эстония!», «Восстановив историческую справедливость, можно построить правовое государство», люди начали свистеть, хлопать, кричать. Подходили и пожимали руки, что-то говорили на эстонском, мы не понимали, они звали кого-нибудь перевести нам слова благодарности. Обнимали нас, мы чувствовали себя какими-то звездами, словно в космос летим. Один студент из Тарту подарил свою форменную фуражку, которую я позже отдал девушке из Питера. Это было невероятное чувство единения, никакой неприязни не было».
Особых речей не помню. Люди пели, разговаривали. Была теплая в прямом и переносном смысле дружеская атмосфера. Забавный случай произошел, когда приехали в Тюри. Мы в ближайшем доме попросили разрешения сходить в туалет, а хозяин нам сказал — в вашем распоряжении весь сад.
Я и сейчас, если позовут, поеду первым, потому что это действительно было мощное объединение людей. Тогда неважно было, какой ты национальности. Наверное, такое больше не повторится. Этим летом, к слову, был с друзьями на Певческом поле, испытал такие же чувства, как и 30 лет назад.
Тогда было стремно участвовать в подобном мероприятии, ведь никто не знал, чем все может закончится. Сейчас об этом говорить боязно, потому что будешь врагом номер один в Нарве, если скажешь, что в Балтийской цепи стоял. Но я ни капельки не жалею, что был участником такого грандиозного события, хотя саму цепь мы не замкнули», — сказал Соколов.
В этот же день в Нарва-Йыэсуу несколько сотен человек на берегу составили символическую цепь. В этом флешмобе приняли участие родители Бориса Соколова. «Из руководства «Народного фронта» Нарвы никто с нами не ездил. В нашей компании все были обычными трудягами. Надеюсь никто из них в последствии не разочаровался», — добавил Соколов.
«Из Тюри мы выехали после девяти вечера, все никак не могли распрощаться с местными людьми, и без приключений добрались до Нарвы. На заводе никому не рассказывал о поездке. А чего рассказывать было, меня и так все считали антисоветчиком. В Нарве тогда была мрачная атмосфера. Да, и сейчас не лучше. Местные люди считают, что русские в Эстонии ущемлены, но аргументов никаких не приводят. Поэтому мы особо ни с кем на тему Балтийской цепи не разговаривали: ни когда вернулись, ни сейчас. Для нарвитян, мне кажется, это считалось проявлением какого-то предательства, хотя я не пытался объяснить, зачем ездил. Проблем ни с милицией, ни с КГБ не было. И на работе не было никаких проблем. Позже люди, что посмышленее, начали расспрашивать, интересоваться происходящими в Эстонии событиями», — вспомнил Соколов.
Борис Соколов после Балтийской цепи помогал собирать подписи для Комитета граждан Эстонской Республики (Eesti Kodanike Komiteed).
24 февраля 1989 года Общество защиты памятников старины, Эстонская партия национальной независимости и Эстонский христианский союз обнародовали призыв начать подготовку к выборам в Конгресс Эстонии, для чего организовали комитеты граждан Эстонской Республики, где регистрировали людей, чьи потомки были гражданами Эстонии до 1940 года, и людей, желавших поддержать восстановление независимости страны и ходатайствующих о гражданстве.
Так называемые «зеленые карты» получили примерно 60 000 человек.
«Я пол бригады (на заводе «Балтиец») сагитировал подписать. Не знал, чем все закончится, поэтому сказал: вот ребята, если хотите — подпишите документы за независимость Эстонии. Никаких благ не обещали. Коммунисты призывали этого не делать. Только через пару лет стали раздавать гражданство тем, кто подписал. Эти люди до сих пор мне благодарны, что удалось получить гражданство на халяву). Но, хочу подчеркнуть, подписывали документ они бескорыстно», — сказал Соколов.
По воспоминаниям Соколова, в Нарве в противовес «Народному фронту» было мощное «Интердвижение», которое проводило «мощные акции». «Около «Энергетика» (дом культуры в Нарве) уже после Балтийской цепи была сходка интердвиженцев — человек 500 собралось. И мы, трое молодых людей, пришли с плакатом, написанным от руки: «Не кромсайте Эстонию – мать вашу!» Они хотели тогда принаровскую республику создать. Митинг тогда прошел мирно, хотя подходили, стебались над нами, но по морде не дали. Мы же все друг друга знаем», — сказал Соколов, добавив, что это был порыв молодого человека. В 1991 году он в качестве индивидуального кандидата принял участие в первых демократических муниципальных выборах. Проиграл и больше в политике не участвовал.
По мнению Соколова, в Эстонии, спустя 30 лет, все замечательно. Единственное, о чем он сожалеет, что так и не выучил эстонский язык. С людьми, которых встретил в Тюри на певческом поле, Борис больше никогда не встречался, но, когда из Таллина в Нарву проезжает мимо местечка Сями, воспоминания о событиях 30-летней давности возвращаются.
