В конце ноября Полиция безопасности задержала — предположительно, в связи с деятельностью на портале IMHOclub — троих человек, в том числе, редактора портала Юрия Алексеева и его модератора, поэта Дмитрия Сустретова, пишущего под псевдонимом Дмитрий Сумароков.
Уголовный процесс начат 17 октября по статьям об антигосударственной деятельности, в том числе, в деятельности, направленной на оказание помощи иностранным государствам или организациям в их действиях против Латвийской Республики. На этом портале, как указывают СМИ, регулярно публикуются активисты, связываемые с прокремлевской деятельностью, среди которых Александр Гапоненко — обвиняемый в другом уголовном деле ПБ.
Справка: Дмитрий Сумароков — журналист, куратор ряда проектов в области культуры, в том числе под эгидой ЮНЕСКО, в разные годы соредактор журналов «Аванпорт» (2000-2007) и «Даугава» (2007, с Андреем Левкиным). В 2014 году группа «Орбита» в двуязычной серии «Первое в Латвии издание»/Pirmais izdevums Latvijā издала сборник его поэзии Cafe Europe, вошедший в 2015-м была в шорт-лист латвийской литературной премии года. Печатался в сборниках, журналах и альманахах в России («Митин журнал», «Улов», «Воздух»), США («Черновик», «Reflect...»), Израиле («Солнечное сплетение», «Двоеточие»), Латвии («Аванпорт», «Даугава»), Италии (Babele Poetica), Японии (Asahi Evening News). Стихи включены в антологии «Освобожденный Улисс» (2004) и «Современная русская поэзия Латвии» (2008). Тексты переведены на английский, итальянский, латышский, эвенский и японский языки. Автор книг Estonian Songs on Death (2012, Лондон, на английском и русском языках), Dmitri Sumarokovi Eesti maatriks (2013, Таллинн, на эстонском, русском и английском языках).
Как ты определишь свое мировоззрение?
Это мировоззрение свободного человека, стремящегося расширить границы своей свободы, не зацепляя свободу других людей. Когда меня начали называть поэтом, я сначала смеялся: какое смешное слово. А потом подумал, что в этом образе можно позволить себе немного больше, чем обычно позволяют себе люди, ограниченные в своих отношениях с социумом.
Ты аполитичен?
Я справедлив. Я бы не сказал, что я правый или левый.
Справедливость — понятие с левого фланга.
Левый фланг мне мил. Идеалы анархии, в том смысле, что чем дальше государство от меня, тем лучше. Я так годами жил, но тут оно пришло и защелкнуло на мне наручники.
Как получилось, что ты стал писать стихи? Чем ты жил до этого?
Я начинал в музыкальном самиздате на излете Советского Союза, издавали с приятелем журнал «От винта!», напечатанный на машинке, со вклеенными фотографиями и так далее. Перепечатывали диссидентов: Подрабинека, религиозно-правозащитные тексты. Тогда были все интересны, все были в одной куче. Чуть позже в Риге создали неформальный «Клуб независимой печати». Там собирались «Хельсинки-86», журнал «Auseklis». Был один длинный стол в Доме печати, за которым сидели Элита Вейдемане с газетой «Atmoda», а напротив — Владимир Линдерман с «Третьей модернизацией», кришнаиты с журналом «Раса», весь андерграунд, политическое и культурное подполье. Самиздат был своего рода социальной сетью до интернета. Ты мог выпускать журнал 15 экземпляров, кто-то пять, но с ними ты мог тусоваться по всей 1/6 части суши, находя единомышленников.
Я хотел быть инженером-электронщиком, поступал на факультет автоматики и вычислительной техники в РПИ. Там был большой конкурс, меня не взяли, но предложили инженерно-строительный. Одновременно с учебой работал в КБ машиностроения на закрытом заводе. КБ — не конвейер: неделю в месяц люди изобретали, остальное время играли в шахматы, пили чай и обсуждали музыку и диссидентскую литературу. Потом я понял, что я не строитель. Мне ужасно нравилась высшая математика, у меня в голове сочеталась всевозможная строгая архитектура и гуманитарные штуки. В докомпьютерную эпоху я деконструировал стихотворение «Я помню чудное мгновенье», к каждой строке дописал очень много разных строчек: «Я кушал сладкое варенье», «Припомню грустное хотенье» и так далее, упаковал в матрицу, и получилась небольшая табличка и сколько-то миллионов вариантов прочтения. Это было круто, свежо, но потом это стали делать компьютеры. Правда, один человек написал программу по этому стихотворению, в интернете она крутилась какое-то время: нажимаешь, и тебе выдают скомпонованное в случайном порядке цельное стихотворение. Но я бы не назвал это «писать стихи».
Потом я лежал, болел и листал журнал «Родник», и мне попались стихи Сергея Тимофеева. Они мне понравились. «Это же ужасно просто, писать такие, — подумал я, — дай-ка тоже напишу». Я засунул в уши канадского гитариста Майкла Брукса — у него такая медитативная музыка — и за 45 минут, пока играл альбом, написал длинное стихотворение «Кафе Европа». Это выглядело похожим на современный верлибр, и я успокоился. Продолжать не хотелось. Это было, наверное, в 1997 году. В то время я работал в Балтийской газете. Андрей Левкин и Александр Никласс делали очередной номер «Родника» практически в одном со мной помещении. Никласс сказал: «Если у тебя есть тексты, тащи, опубликуем». Но мне было неинтересно.
Но его все равно опубликовали.
Тоже случайно. Задачи публиковаться у меня не было.
Поэт Сергей Тимофеев поддержал тебя в Фейсбуке и рассказал, что ты сотрудничал с его группой «Орбита».
В 2014 году Александр Заполь и Артур Пунте предложили мне издать книжку на двух языках. Мне нравится их просветительская деятельность: они вынимают из ниоткуда автора и оказывается, что здесь, в Латвии, есть вполне хорошие европейские русские поэты. А я много лет профессионально занимаюсь корректурой и редактированием текстов, и мне предложили эту билингвальную серию корректировать. Я корректировал книги «Орбиты», как и тексты на портале IMHOclub и много чего еще.
Расскажи про IMHOclub.
Есть один чудовищный стереотип, что IMHOclub что-то пропагандирует. Почему-то никто не учитывает, что это дискуссионный клуб, что по определению там нужно публиковать спорные мнения. Смысл был таков: приглашается спикер, с ним оговаривается условие, что на него комментаторы будут нападать, а он будет отбиваться. Это не газета «Правда», несущая на своих страницах что-то однозначное: спикер должен был отстоять свое мнение. К дискуссионному клубу невозможно предъявлять требования журналистики. Это социальная сеть, коллективный блог для обмена мнениями.
Но, как пишет Тимофеев, со временем он превратился в клуб ностальгирующих по ЛССР. То есть, как я понимаю, в гетто.
Очень неправильно относиться к этому месту как к гетто. Особенно молодому красивому Тимофееву с прекрасной карьерой. Знаешь, по зиме молодые красивые лебеди улетают на юг и там ведут свою прекрасную жизнь. А лебеди пожилые и со сломанными крыльями сбиваются в более или менее теплом месте и там гогочут, переживают зиму. Наверное, таков нынешний IMHOclub. Почему-то никто не вспоминает, что он был в свое время еще и деятельным. Например, русские бизнесмены помогали латышскому частному детскому дому, привозили компьютеры и деньги, вывозили детей в Ригу на праздники. Это было комьюнити, люди перезнакомились. Возможно, эту свою роль он уже отслужил. Были интересные авторы, тексты которых перепечатывали Delfi. Нашими спикерами были Райвис Дзинтарс и Имант Парадниекс, несколько статей прислал экс-министр финансов Роберт Зиле, печатались Иева Бранте и Эдвин Шноре. У нас была, в том числе, и латышская редакция. И с Дзинтарсом было кому поспорить, и с Мирославом Митрофановым, и с Владимиром Бузаевым. Года до 2015-го тексты были в основном оригинальными. В контексте дискуссионного клуба главная часть «подводная» — это обсуждение, комментарии, поиски истины. В первые годы с его основания в 2012 году читать комментарии было интереснее. Высказывались личности, в основном, публичные, а внизу шло обсуждение с фактами, люди старались. А публика была вся образованная, со сформировавшимся мировоззрением, в основном технари, инженеры, доктора наук. Поняв, что главное — это обсуждение, Алексеев стал ставить перепечатки. Латышей, в том числе философов, переводили. Часто на русском языке текст можно было прочитать только на IMHOclub.
Перепечатки править не надо, а вот в модерации, наоборот, возникла большая необходимость: люди обозлились, отношения двух общин не улучшались, градус неприятия нарастал, что с одной, что с другой стороны. Постоянные стереотипы. Осталось несколько латышей и один вполне агрессивный, по-своему просвещенный литовец-националист. Но они ужасно активны. Если читать комментарии, IMHOclub — вовсе не «ватный» ресурс. Там месяцами идут битвы за истину, и непонятно, кто победит. Впрочем, может быть, им как Д’Артаньянам, просто нравится драться.
Если дискуссия сваливалась в ругань, я закрывал всю ветку. Участники жали на кнопку, мне на почту приходило уведомление, и я по прямой ссылке заходил и смотрел, чтобы люди не оскорбляли друг друга, чтобы не нарушали законы Латвийской республики, и, в первую очередь, чтобы не было поползновений к разжиганию национальной розни. Что случалось не так часто, как можно подумать. Национальности собачились между собой как звери, но до каких-то обобщений не доходило, люди держали себя в рамках. Когда надоедало, пользователи взвывали: ну, сколько можно, мы об этом написали уже все, а также мы писали об этом в прошлом году и позапрошлом. Клуб исчерпался, потому что у людей кончился запас мыслей. К сожалению, в нашем маленьком государстве проблемы все время одни и те же, они не решаются. Взять проблему негражданства – обсуждать его можно бесконечно, но решение может быть только политическим.
Посещение падало?
Это было неважно в последние годы. Это нишевый ресурс, и ждать от него посещаемости как на новостном портале, не нужно.
Какова модель финансирования?
Это к Алексееву. Я принципиально не интересовался, чтобы мне эти вопросы и не задавали. А даже если и российское — это же не запрещено законом. В первые годы мне что-то выплачивали, но называть мои доходы на сайте зарплатой не стоило. Предполагалось, что я живу за счет рекламы Google AdSense. Но модератор — это, в сущности, не работа. Я долго объяснял Полиции безопасности: я и так сижу в интернете, что же мне по ссылке-то не пройти и не забанить пользователя. Это не отнимало много времени и, соответственно, почти не оплачивалось. Формально это общественная деятельность на благо Латвийской республики, коль скоро я защищал законы. Договоренность с Алексеевым устная. У нас были приятельские отношения. Но когда я по-настоящему начал умирать от болезни сердца, Алексеев через IMHOclub собрал деньги на операцию.
Насколько неожиданным был для тебя приход Полиции безопасности? Было ли ощущение опасности?
До этого они приходили к Алексееву, но он такой острый чувак, что как-то это укладывалось в общую эстетику: он троллит государство, государство троллит его. Я их не ждал. Ощущение опасности? Оно разлито в стране, в которой общество настолько расколото. Чего ждать, когда от меня отворачивается друг-латыш, с которым мы крепко дружили, только из-за того, что я русский и ассоциируюсь у него с Россией.
Почему ты не ушел, когда стало припекать?
Причина банальна. Это хоть нерегулярная, но часть моего заработка. Русских СМИ больше нет, ни газет, ни журналов. Вокруг оставшихся плотно роятся конкуренты-журналисты. Я редактирую книги, рекламу, на это полноценно тоже нельзя существовать, но понемногу отовсюду собирается. Теперь мне запрещено даже открывать этот сайт.
Что тебе еще запрещено?
Подходить к Юрию Георгиевичу Алексееву ближе, чем на 50 метров (ко второму фигуранту я и так не подходил, мы были едва знакомы и его роль мне известна достаточно смутно). Разглашать материалы дела и выезжать из страны без разрешения следствия. Я привык путешествовать, у меня куча договоренностей на несколько месяцев вперед. Несколько лет назад я познакомился с тусовкой Филиппа Гласса и с ним самим. У него в Лондоне роскошная премьера, он написал третью, заключительную симфонию из цикла Bowie Symphonies и, черт возьми, у меня был билет. Ноутбук конфискован вместе с работами: какие-то начатые мои вещи, книжка стихов покойного Александра Никласса, которую я собираю. Конфисковали все цифровые носители, в том числе сломанный ноутбук, фотоаппарат, его ужасно жалко, я привык вести фотодневник, диктофоны, выносные диски с черновиками, музыкой и кино, сканер зачем-то, то есть, все, чем зарабатывал. Друзья мне отдали пользованный компьютер, никто из заказчиков от меня не отказался из-за этого дела. Большим сюрпризом для меня оказалось, что люди не изменили ко мне отношения. Все знают меня давно, никто не думает, что я связан с антигосударственной деятельностью.
Можешь ли ты определить свое отношение к той статье, по которой тебя пытаются привлечь?
Оно брезгливое. У этой статьи нет юридического наполнения. В ней не расписано, чего нельзя, нет разграничивающих линий. Если бы были, я бы, конечно, дошел до линии и остановился бы, кто же себе враг. Когда есть некая зона тумана, и тебя берут и предъявляют туман, надо бить в колокола и объяснять людям, что так могут поступить с каждым. Если вы думаете, что дело касается таких явлений, как IMHOclub, то нет. Но ведь и IMHOclub не запрещен, в чем абсурд-то. Ни одна статья не запрещена, не было даже предупреждения о нарушениях правил, ни один комментатор за свои комментарии не был привлечен. А что же тогда нам вменяют? Помощь иностранному государству.
Какому?
Я не могу разглашать материалы дела.
