Языковая лихорадка: откуда берутся нарративы о репрессиях в адрес русского языка, которые приписывают правительству Эстонии

С января 2025 года прекратила работу русскоязычная версия сайта Рийгикогу — парламента Эстонии. То же самое произошло с сайтом Минюста, тратившего на русские переводы чуть менее 13 тысяч евро в год. Что успели перевести, на сайте останется, но дальше обновляться будут лишь переводы на английский и частично на украинский, пока особый порядок приема военных беженцев остается в силе. Еще раньше упразднил русский язык на своих ресурсах и центр управления государственными лесами (RMK). Освободившиеся средства пустили на развитие маркетинга. 

Официальная причина, указанная Рийгикогу, состоит в низкой посещаемости русскоязычного интерфейса. Нет оснований не доверять этому аргументу. Дело в том, что социально активный и любопытствующий о работе парламента житель Эстонии более или менее интегрирован в жизнь своей страны и скорее всего читает эстонский оригинал, в сложных случаях прибегая к услугам переводческих сервисов. Тогда как люди, нуждающиеся в полноценной русской версии сайта, на него, за редкими исключениями, не заглядывают. 

При этом еще более частотное объяснение отмены встроенных русских переводов — нехватка денег. Конечно, всегда найдутся ретивые деятели вроде правого политика Индрека Луберга — создателя «Языковой дружины», которая патрулирует информационное пространство Эстонии, всерьез выявляя случаи использования русского языка. Тогда как основная часть эстонского бизнеса и даже институтов государства остаются лояльны к русскоговорящему клиенту. А что денег нет, так тут и возражений нет. Эстония — среди лидеров инфляционной гонки в Европе. 

Еще в сентябре портал ERR приводил мнение профсоюзов Эстонии, согласно которому 400 000 русскоговорящих работников — это достаточное основание, чтобы сохранить русский как один из языков трудового права в стране. Полное знание работником своих прав предотвращает, как сказано, жалобы в трудовую инспекцию. Логика проста: работник, не ориентирующийся в тонкостях трудового законодательства, крайне уязвим, поэтому конфликты будут лишь нарастать. Не дальновиднее ли оградить государство от необходимости улаживать споры из-за недостаточного понимания бюрократических канцеляризмов?

Но сейчас русский язык явно не в приоритете, и этому, мягко говоря, есть внятное объяснение. Когда это язык твоего агрессивного непредсказуемого соседа, прямо сейчас терзающего Украину, надо ежедневно напоминать себе, что его звучание в твоем доме — историческая закономерность и вообще нечто «совсем другое», чем язык неправедной войны. Но ведь зачастую это как раз то же самое. Многие люди, говорящие по-русски в странах Балтии, воспроизводят кремлевские нарративы о «притеснениях» вроде прекращения деятельности русских школ. 

Российская пропаганда, наследующая советским клише, укоренилась глубоко. До лета 2022 года на шоссе под Нарвой стоял памятник советским оккупантам Эстонии в виде танка Т-34-85. Как так получилось, что Эстонское государство не отправило его на музейное хранение еще в 2007 году, когда «бронзовый солдат» в Таллинне переехал на военное кладбище, — вопрос риторический. Когда на фоне русско-украинской войны танк, наконец, убрали, люди понесли к опустевшему мемориалу свечи, цветы и георгиевские ленточки.

Весной 2023 года нарвский художник-акционист Вован Каштан написал на этом месте цитату из российского Z-блогера Владлена Татарского. Сначала власти обвинили Каштана в пропаганде войны, но скоро осмыслили тонкий «троллинг ваты», по выражению акциониста, и осознали, что его еще придется защищать от разъяренных «танколюбов». 

Более изящный, но не менее яркий пример. Таллиннский Русский театр хоть и зарабатывает на билетах, но является бюджетным учреждением. Только сейчас дискуссии о его переименовании пошли дальше напоминаний, что Vene Teater с тем же успехом читается как «Российский театр». Подобная вывеска на одной из главных площадей эстонской столицы выглядит что надо, не так ли? 

Кажется, никто в Вильнюсе не умер от того, что тамошний русский театр уже в 2022 году стал «Старым» (Vilniaus senasis teatras). В нем все так же играются спектакли на русском языке. 

О ней вспоминают всякий раз, когда кто-то пытается вразумить людей, настаивающих в данный исторический момент на «ВЕЛИЧИИ РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ».

Наконец, Эстонское государство содержит общественно-правовой телеканал ETV+, имеющий полную сетку вещания на русском языке. Он появился в 2015 году, чтобы местная русскоговорящая публика постепенно отказывалась от российских телеканалов (в этом месте комментаторы громко улюлюкают). О конкуренции с российскими безбрежными бюджетами не могло быть и речи, но обозначалась хоть какая-то альтернатива.

Сейчас аудитория основного эстонского канала ETV составляет 15% от населения, а его русскоговорящего аналога — 2,7%. Закрывать его пока не собираются, хотя пресса, бывает, и проходится по российским фильмам в программе передач. Тогда как открытая ностальгически-советская прошивка недавнего новогоднего шоу может вызвать недоумение даже у автора, когда-то переехавшего из России и знающего о такой эстетике не понаслышке. 

Приведенные примеры показывают, что сам по себе русский язык не является объектом нападок, в чем Россия привыкла десятилетиями обвинять Эстонское государство. 

Это не значит, что Эстония права во всем, что касается своей языковой политики. Осознание конца эпохи национальных государств у страны еще впереди. Как сохранить язык с таким числом носителей и таким рефлекторным страхом перед «чужаками» — вопрос отдельный. 

Исчезновение русских версий официальных ресурсов — не дискриминация, а признание русского одним из тех иностранных языков, на которых имеют право говорить жители Эстонии. Они в норме владеют государственным языком и, как минимум, способны достроить его с помощью английского, помогающего экспатам со всего мира жить и работать в Эстонии. Это нормальная европейская практика для тех стран, где язык национального меньшинства не признан таковым официально.

Увы, в Эстонии русский язык остался непризнанным, как бы он ни использовался по факту. Долгое время эта фактичность играла определяющую роль: носители русского языка считали, что их много, и с ними вынуждены считаться. В сущности, это чисто силовая логика. Но факты изменчивы. Недавно я говорил с одним из деятелей украинского землячества Эстонии. Он сказал, что русскоговорящие делают стойку на украинцев не столько из-за своего пресловутого «путинизма», сколько из рефлекторного страха потерять ощущение «главного меньшинства». Хотя слово «главный» в данном случае — проверочное.