«Чтобы люди массово учили литовский язык, нужно мотивировать, а не запугивать». Почему чиновники и мигранты говорят на разных языках

Объявления о бесплатных курсах на поверку оказались уловкой

Более трех лет беженец из Беларуси Александр (полное имя есть в распоряжении редакции) живет в Вильнюсе. Он говорит, что не мог даже предположить, к чему приведут события 2020 года. Когда стало очевидно, что на родине ему грозит уголовное преследование за участие в протестах, он решился на переезд в Литву.

— Когда изучал возможности для релокации, читал литовские медиа и обратил внимание на комментарии под новостями, — говорит мужчина. — Запрос у литовцев был очевидный: а беженцы будут изучать наш язык? Тогда это не вызвало у меня отторжения — я люблю учиться, а интеграция в общество предполагает владение средством коммуникации, которое это общество понимает и принимает.

В течение полугода иммигрант обосновывался в стране: искал арендное жилье, устраивал детей в школу, изучал возможности для работы.

— Потом мне попалось на глаза объявление от правозащитной организации, которая предлагала изучать литовский язык за счет американского (!) фонда. Я сразу же записался, — продолжает Александр. — Это был онлайн-курс, который вела чудесная преподавательница из Клайпеды. За полгода сформировался базовый словарный запас, пришло понимание основных грамматических связей. Этого хватает, чтобы общаться в магазине или кафе.

По словам беларуса, есть две наиболее частые реакции, с которыми он встречается, когда пытается общаться по-литовски: «не выпендривайся, говори по-русски» и «зачем ты коверкаешь наш язык?» Хотя многие литовцы с удовлетворением отмечали, что мигрант пытается говорить по-литовски.

— Но я понимал, что знаний недостаточно — запрос на продолжение обучения созрел, — признается мужчина. — Тогда я стал активно искать возможности. Снова обратился в правозащитную организацию, но там ничем помочь не смогли. В International house предлагают единичные мероприятия. Другие НГО рекомендовали «пробовать еще».

— Цена за платные курсы составляет 500-600 евро, этого я себе позволить не могу. Возможно, я бы и выделил такие деньги, если бы точно знал, что после этого заговорю свободно, но есть определенные сомнения, — подчеркивает Александр. — А поиск бесплатных языковых курсов по-прежнему ничего не давал, хотя я неоднократно заполнял различные заявки — ответ обычно не приходил или же сообщали о том, что группа уже набрана.

Беларус обратил внимание на череду объявлений в соцсетях, где предлагали записаться на бесплатное обучение литовскому. Однако на поверку оказалось, что это уловка: после заполнения соответствующей формы мигранта просили записаться в Службу занятости, которая вроде оплатит курсы. Однако в самой службе сообщили, что туда отправляют только «безработных украинских беженцев с трехсторонними контрактами».

— Я понимаю ожидания литовцев, которые хотят, чтобы мы владели государственным языком, но доступных возможностей для обучения просто не нахожу, — подытоживает мигрант. — Тем меньше мотивации его изучать, потому что я прекрасно понимаю — даже при владении литовским в совершенстве своим я в Литве не стану.

«За короткое время Литва потеряла лояльность тех, кто готов был оставаться надолго и учить государственный язык»

Эта ситуация хорошо знакома Олегу Сомину, который переехал из Москвы в Вильнюс в 2013 году. Он наблюдал, как менялась политика государства и отношение общества исходя из профессионального интереса: предприниматель вместе с супругой основали международный образовательный центр NeoZebra, в котором помимо нескольких направлений для дошкольного и дополнительного школьного образования уже более 8 лет проводятся курсы литовского языка для взрослых.

— Сразу после переезда в Вильнюс мы стали изучать язык на курсах, которые финансировались фондом Джорджа Сороса, — вспоминает предприниматель. — Это был сложный, но интересный опыт. На нас обрушился поток информации, программа явно не была адаптирована для мигрантов.

По его словам, в тот момент многие в Литве крутили пальцем у виска и спрашивали, зачем вы вообще учите такой сложный язык, ведь тут все говорят по-русски, в крайнем случае — по-английски.

— Несмотря на скепсис, мы хотели изучать государственный язык — занимались с репетиторами и в небольших группах. Это впоследствии дало понимание, каким должен быть подход для изучения иностранного языка для взрослых, — замечает Олег Сомин.

До пандемии на этом рынке работали не более десяти языковых школ, а также Вильнюсский университет, у которого была своя программа для иностранцев — ее многие берут за основу.

— Помимо традиционных вопросов, сколько стоят курсы, — делится наблюдениями о реакции на рекламные объявления предприниматель, — появлялись провокационные реплики, мол, зачем вы учите умирающий язык? Я проверял — оказалось, что это не боты, а реальные люди, которые живут в Литве. Решили удалять такие комментарии и не обращать внимания.

Государство, по мнению Сомина, в то время не предлагало эффективных курсов, которые помогали бы интегрироваться мигрантам и изучать язык: «Но в обществе мы заметили новую интонацию: раз выбрали страну, значит, нужно учить литовский. Государство вам ничего не должно, а вы как-нибудь прорывайтесь сами».

Во время разгара коронавируса языковые курсы перешли в онлайн-формат. По-прежнему это были коммерческие предложения, а государство предпочитало держаться в стороне. Новая нотка на которую обратил внимание основатель образовательного центра: «Как ни старайтесь, вы никогда не выучите наш сложный язык».

— Следующей важной отсечкой стал 2020 год, когда из Беларуси стали массово приезжать политические беженцы, — продолжает Олег Сомин. — Тогда Литва демонстративно поддерживала перемены в соседней стране, мосты были подсвечены в бело-красно-белые цвета, на автобусах появилась надпись «Вильнюс любит Беларусь».

Для языковых школ это могло бы стать возможностью. 

— На наши курсы стали приходить беларусы, но не так много, — вспоминает предприниматель. — Государство продолжало бездействовать: не было ни интеграционных программ для мигрантов, ни курсов по адаптации. Страна, похоже, к этому была не готова. Это печально, потому что за короткое время Литва потеряла лояльность тех, кто готов был оставаться надолго, учить государственный язык и интегрироваться.

Наибольшая проблема возникала у тех беженцев, чьи дети уже учились в 5-6 классе. Им сложно было бы переключиться на иностранный язык, а значит, путь в литовские школы был фактически закрыт.

«Если спросить у чиновников, есть ли языковые программы для мигрантов, то скорее всего, вам ответят утвердительно. Но у самих мигрантов другое мнение»

Начало большой войны в Украине круто изменило языковую политику в Литве. В одночасье беларусы стали гражданами страны-соагрессора. Вместо бело-красно-белой подсветки появилась сине-желтая, а следом — тысячи украинских беженцев.

— Требование владеть литовским языком для украинцев на первое время упразднили, — напоминает Олег Сомин. — Но изменилось настроение в обществе: раз приехали, значит, нужно учить. Мол, поблажка дана только на первое время. А когда украинцы устроились в сферу обслуживания, у литовцев возникло недовольство, что с ними часто говорят по-русски, хотя это были не россияне.

Одним из наиболее ярких эпизодов новой политики стало разделение тарифов Bolt для водителей, владеющих литовским или английским языком, и для остальных таксистов.

— Это обострило ситуацию и вызвало волну инициатив по запрету обслуживания не на государственном языке, — говорит предприниматель. — В итоге были приняты законодательные инициативы, которые пока носят формальный характер — нет четких критериев, как хорошо человек должен знать язык, кто оценивает, какие предполагаются санкции и прочее.

В то же время государство сделало шаг вперед: Служба занятости запустила программу по финансированию курсов литовского языка. Как декларировалось, состоящие на учете в бюро по трудоустройству могут записаться и приступить к изучению.

— В этот момент на рынке стали происходить удивительные вещи — вдруг появились ранее неизвестные компании, которые начали предлагать языковые курсы по завышенной стоимости в 1600 евро и выше (рыночная цена — 500-600 евро — прим.), — говорит Олег Сомин. — В объявлениях цена была перечеркнута, и указано, что обучение финансируются Службой занятости.

Предприниматель попытался пять раз записаться на такие курсы, но получил лишь два ответа с отказами. Тем не менее ему удалось узнать мнение тех, кто проходил обучение. Отзывы разные — часть людей утверждали, что их ничему не научили, часть, напротив, были довольны. Многое зависело от преподавателей.

— Когда литовцы увидели множество рекламы и публикаций в СМИ о дорогостоящих курсах, финансируемых фактически за счет налогов, то у части общества сформировалась точка зрения: государство дает вам (мигрантам и беженцам) так много, а вы не хотите учиться! — ссылается на собственные ощущения от реплик в интернете и личные опросы предприниматель. — В результате сложилась амбивалентная ситуация: если спросить у чиновников, есть ли языковые программы для мигрантов, то скорее всего, вам ответят утвердительно. Но у самих мигрантов другое мнение: пускают далеко не всех.

Пропускная способность: 10 тысяч в год

Закономерный вопрос: а есть ли вообще возможность обучить языку такое количество мигрантов? Какова пропускная способность образовательной инфраструктуры? Олег Сомин считает, что недостаточная.

— Отсутствие общедоступных современных методик преподавания литовского как иностранного для разных уровней и возрастов — одна из проблем, — считает он. — Нужны не только учебники и аудиоматериалы, но также подготовка и переподготовка преподавателей. Это должна быть система, которая поддерживается одновременно и государством, и частными инициативами.

Главным интересантом процесса предприниматель называет государство, которое создавало бы выгоды для преподавателей и образовательных инициатив.

— В мире есть множество методик по изучению английского языка, хотя он в рекламе, кажется, не нуждается. Программы для иностранцев, причем для различных возрастов, есть в Норвегии, Швеции, Финляндии и других странах, — приводит примеры Олег Сомин — А что насчет литовского? Все постоянно твердят, что он сложный, консервативный, вы его никогда не выучите. Но это же отрицательная мотивация! При этом постоянно оказывается давление: живя здесь, нужно владеть госязыком.

Он полагает, что вхождение в языковую среду нужно упрощать с помощью различных маркетинговых способов. Чтобы по прилете в аэропорт пассажиры могли узнать больше, чем дежурные фразы вроде Ačiu и Laba diena. В идеальном мире туристы должны приезжать в Литву в том числе и для того, чтобы изучить уникальный язык.

— В литовском есть слово stebuklas, то есть чудо. Так вот сам литовский язык — это чудо. Он мелодичный, уходит корнями в древность, в санскрит, — рассказывает Олег Сомин. — Его даже сравнивают с эльфийским. Литовский хочется учить. Но чтобы это происходило массово, нужно мотивировать, а не запугивать. А пока это порой напоминает травлю собственного языка.

Нынешний подход политиков предприниматель называет бесперспективным. По его мнению, чрезмерные требования без предоставления реальных возможностей приведут к выхолащиванию литовского языка: формально сотрудники сферы обслуживания будут владеть им, но в реальности это будет тарабарщина на уровне «твоя моя понимай нету».

— Невозможно ужесточениями удерживать бизнес от развития. Что-то изменится, но будут найдены способы, иногда очень неожиданные для самого государства, — подчеркивает Сомин.

«Всю прелесть литовского языка понимаешь, когда выезжаешь за границу»

Несмотря на все сложности изучения литовского языка, Олег Сомин считает важным понимать и говорить на нем.

— Я сразу принял для себя, что прожить в режиме туриста не получится, — признается он. — Литовский нужен и с юридической точки зрения (требование при получении ПМЖ), и с бытовой. Ну сколько можно повторять фразу «Говорите ли вы по-русски или по-английски»? А вот общение на государственном языке дает новую степень свободы и другой уровень комфорта. Невозможно понять некоторые события без его знания.

На данный момент предприниматель оценивает свой уровень знания литовского примерно на B2 по европейской шкале CERF (Common European Framework of Reference for Languages). Этого вполне хватает, чтобы свободно общаться по телефону с чиновниками, в магазине или на улице, а также быстро понимать суть текста какой-нибудь статьи или закона. При этом для достоверности он обращается к онлайн-инструментам перевода со встроенным искусственным интеллектом — технологии за последние годы шагнули далеко вперед и позволяют понимать языковые нюансы порой лучше, чем это могут объяснить носители языка.

— А еще знание литовского — это дополнительная выгода, — заключает Олег Сомин. — За пределами Литвы он становится секретным языком, который никто не понимает. Это всегда вызывает странное и приятное чувство — ведь мы с семьей в какой-то ситуации можем поговорить так, чтобы никто вокруг ничего не понял.