«Всегда воспринимайте слова ребенка о суициде всерьез». Доктор психологии о подростковых самоубийствах

Эффект Вертера. Когда хочется бить в колокола, а нужно промолчать

В последнее время в литовских медиа обсуждали несколько случаев суицида среди подростков, произошедших при схожих обстоятельствах: в СМИ раскрывали личности, приводили подробности, размещали фотографии. Это не просто подогревало интерес, а могло образовывать кластер самоубийств, которые взаимосвязаны, считает руководитель Центра исследования суицидов, доктор психологии, профессор Паулюс Скруйбис.

Он напоминает об эффекте Вертера, который был раскрыт в 1970-е годы американским социологом Дэвидом Филлипсом. Тот установил и доказал связь между публикациями и выпусками телевизионных новостей и так называемыми подражающими суицидами. Название феномена отсылает к роману Гёте «Страдания юного Вертера», который вызвал первую волну таких самоубийств в Европе в конце XVIII века.

— Конечно, основная проблема заключена не в публикациях, однако порой медиа неумышленно подталкивают человека к отчаянному шагу, — делает важную оговорку Паулюс Скруйбис. — Представьте, что в подвале хранятся десять бочек пороха, они могли стоять годами, но вдруг кто-то бросает туда непотушенный окурок.

Это особенно заметно, когда речь идет о знаменитостях. Научно доказано, что стилистические приемы и излишний ажиотаж спровоцировали волну суицидов, в частности, после смерти Мэрилин Монро в 1960-е в США.

— Когда речь идет о молодых людях, то хочется бить в колокола, а не нужно, — говорит глава Центра исследования суицидов. — Иначе возникает эмоциональный фон, который может провоцировать определенный кластер суицидов. Они могли бы не произойти, если бы первый случай не освещался широко и с ненужными подробностями. Именно это мы сейчас наблюдаем в Литве.

Статистика: 6 из 562

Избирательное освещение подобных происшествий, в результате чего фокус смещается, и в обществе создается искаженное восприятие ситуации — еще одна проблема. Судя по публикациям в литовских медиа, можно решить, что число суицидов среди подростков большое. 

— В Литве, как и в большинстве других стран, молодежь идет на суициды гораздо реже, чем люди среднего и пожилого возраста, — подтверждает Паулюс Скруйбис. — Если смотреть на ситуацию с этой точки зрения, то она не выглядит удручающей. Хотя новость о гибели молодого человека в обществе каждый раз воспринимается взволнованно. Смерть в таком возрасте кажется особенно противоестественной.

Эксперт говорит, что по сравнению с десятью годами ранее, число суицидов среди подростков уменьшилось в несколько раз. Наиболее сложное время для Литвы, как, впрочем, для Латвии и Эстонии, пришлось на 1990-е — сказывалось тяжелое советское наследие. По данным Всемирной организации здравоохранения, 73% самоубийств происходят в странах с низким и средним уровнем дохода.

— Как говорил французский философ Эмиль Дюркгейм, если хотим понять не индивида, а страну, то нужно изучать социологию, — ссылается на классика психотерапевт. — Есть прямая корреляция числа самоубийств с социально-экономической ситуацией. Казалось бы, как это связано с теми же подростками? А они переживают то, что происходит в семье. Если у родителей большое напряжение, то оно неминуемо отражается на ребенке. В 2008-2009 годах, когда произошел мировой экономический кризис, в Литве был зафиксирован рост числа самоубийств, в том числе среди несовершеннолетних.

Тем не менее ситуация все еще требует улучшения.

— Есть случаи, которые оказываются в серой зоне, когда крайне сложно определить — это был суицид или несчастный случай, — указывает на одну из проблем Паулюс Скруйбис. — Это примерно 10-20% от зафиксированного числа самоубийств.

В некоторых западных странах, как в Великобритании, есть служба коронеров, которая определяет причину смерти в неясных случаях. Это позволяет уточнять статистику, а следовательно, корректно представлять реальный масштаб проблемы.

В Литве такой службы пока нет, но, по информации руководителя Центра исследования суицидов, Министерство здравоохранения планирует заказать специальное исследование, в котором такие случаи будут анализировать комплексно. Расчет на то, что в будущем этот процесс станет более системным.

Каждый пятый подросток наносил себе повреждения. Как это понимать?

Повреждения, которые наносят себе подростки (селфхарм — прим.) обычно приводят родителей в шок. Однако этот поступок может не иметь ничего общего с попыткой суицида. По данным одного из исследований, проведенных пять лет назад в Литве, 17,3% 15-летних подростков наносили себе повреждения. Более тревожно то, что половина из них не обращались к медикам.

Молодые люди, которые обращаются на анонимную телефонную линию Jaunimo linija, признаются, что наносят себе повреждения для привлечения внимания своих семей и снижения остроты душевных переживаний. Причем часто подростки стесняются говорить об этом и скрывают шрамы.

— В некоторых случаях самоповреждения речи о попытке суицида не идет. Цель у человека была другой. Но иногда подросток действительно пытается свести счеты с жизнью, и между этими двумя крайностями есть множество вариантов и мотивов. Иногда отличить, было это реальное намерение умереть или нет, очень сложно. Это еще одна серая зона, — говорит Паулюс Скруйбис.

По его словам, такое поведение может свидетельствовать о способе подростка преодолеть трудности и снизить внутреннее напряжение. Молодой человек испытывает невыносимую эмоцию, а когда наносит себе повреждения, приходит успокоение. Есть даже физиологическое объяснение этому пугающему акту. А с психологической точки зрения для человека боль становится определенной, она словно фокусируется и приобретает очертания.

— Родители, видя, что молодой человек наносит себе раны, пугаются. Это естественно, — продолжает психотерапевт. — Тогда они пытаются пресечь попытки. Но это значит отобрать у человека последний способ снизить напряжение. И что же лучше?

Выходом может стать квалифицированная помощь врачей, которая направлена на то, чтобы найти другие способы, как справляться со внутренним напряжением.

— Это позволит купировать проблему на ранней стадии, — считает профессор. — Ведь если ее не решать, то с годами она перерастет в депрессивные состояния и не факт, что в будущем это не приведет к попытке самоубийства. Суицид — это процесс, который может развиваться годами. В юности чаще всего это заканчивается шрамами и переживаниями родителей. Но сигналы вполне определенные.

Переходный период может длиться от 12 до 25 лет

Большая часть попыток суицидов, которые фиксируются в Литве, принято называть словом незавершённые. Человек остался жив и это дает вполне определенную надежду, что он получит помощь.

— Рост числа обращений с такой проблемой к медикам, наверное, следует трактовать как хороший сигнал, — замечает Паулюс Скруйбис. — Его можно расценивать как свидетельство того, что ситуация улучшается.

Однако, по словам психотерапевта, эту статистику нельзя считать достоверной по нескольким причинам, и во многом это связано с предубеждениями в обществе, в том числе в медицинской среде.

— Есть разные причины, — поясняет эксперт. — Одна из них, мол, не хотим портить жизнь молодому человеку, мало ли где это в будущем скажется. В то же время сами врачи боятся, что в случае негативных последствий к ним возникнут претензии: что вы сделали, какие меры предприняли? Трудно сказать, насколько такие опасения обоснованные, но это мешает объективным оценкам.

Другой показатель, по которому можно судить об актуальности проблемы, — это число обращений в службу оказания психологической помощи по телефону и в онлайн-чате. К волонтерам Jaunimo linija ежегодно поступает более 50 тысяч звонков, еще чуть более 11 тысяч человек обращаются через онлайн-чат.

— Сообщения о суицидальных мыслях или самоповреждении составляют около 21% всех звонков по телефону и 64% в чате, — называет такую статистику менеджер по коммуникациям Jaunimo linija Рита Станелите. — Мы оказываем эмоциональную поддержку — слушая, размышляя, принимая чувства и подчеркивая связь с обратившимися. Наши волонтеры не дают советов, не выписывают лекарства, не отправляют к врачу, но для молодых людей, оказавшихся в беде, иногда именно разговор — это то, что действительно нужно.

Также в пятерку наиболее волнующих тем входят одиночество, романтические отношения и смысл жизни.

Общение в онлайн-чате имеет специфику. Через него обычно обращаются молодые люди в возрасте от 16 до 19 лет. Пугающая цифра: 64% касаются суицидальных мыслей, попыток самоубийства и самоповреждений. Для сравнения: в 2022 году таких обращений в чате было 50%. Налицо определенная динамика.

— Откуда вообще берется это напряжение у молодежи и желание говорить про суицид? — продолжает Паулюс Скруйбис. — В юном возрасте человек сталкивается с разными вызовами: как быть более самостоятельным, налаживать дружбу, справляться с жизненными проблемами. Этот переходный период, который может длиться от 12 до 25 лет. Многое происходит в первый раз, что приводит к страданиям. Это облегчается или усугубляется окружением. Если у молодого человека хорошие отношения с одноклассниками, друзьями и родителями, это будет помогать, и наоборот.

По словам эксперта, система оказания психологической помощи несовершеннолетним в Литве лучше, чем была 10 лет назад, но она по-прежнему несовершенная.

— Найти того, кто бы оказал профессиональную помощь ребенку, иногда очень непросто, — замечает глава Центра исследования суицидов. — Если у родителей есть деньги, то это еще возможно. А когда таких средств нет? Как мы видим, подростки не торопятся в поликлинику, чтобы записаться на прием к психологу или психиатру. Поликлиника не то место, где они ищут помощь.

Еще один аспект касается социальной стигмы. Семья, столкнувшаяся с попыткой суицида или самоповреждением подростка, стремится проблему замолчать, чтобы «не ломать жизнь», «не ставить крест на будущей карьере» и вообще «не привлекать лишнего внимания».

— Но иногда госпитализация не требуется. В некоторых случаях это, действительно, необходимо, но часто — нет, — обращает внимание Паулюс Скруйбис. — А вместо этого нужна помощь, которую можно было бы получить в специализированном центре. Такого рода учреждений, которые занимали бы свое место в инфраструктуре оказания психотерапевтической помощи, не хватает. Анонимная телефонная линия доказала свою эффективность, но когда нужна продолжительная помощь, то этого недостаточно.

В 80% случаев жертва суицида напрямую или косвенно говорит о намерениях

Один из распространенных мифов: человек, который планирует самоубийство, об этом не говорит, а если говорит, значит, пугает. Но статистика свидетельствует об обратном — в 4 из 5 завершенных суицидах жертва напрямую или косвенно заявляла о намерениях.

— Не все говорят об этом, но большая часть дает знать, — подтверждает Паулюс Скруйбис. — Однако эти сигналы не всегда легко распознать. Уже по факту трагедии, когда анализируешь информацию, то все кажется понятным: ах, вот что он имел в виду! Но в моменте это не выглядит очевидным. Отцу или матери сложно представить, что его ребенок всерьез говорит о желании расстаться с жизнью. Проще списать это на манипуляцию.

— Понятно, что молодые люди чаще говорят, чем делают. Но у нас нет способа оценить риски. Поэтому лучше это воспринимать как реальную возможность, — подчеркивает доктор психологии.

Он проводит такую аналогию: если пассажир во время прохождения контроля в аэропорту скажет, что в его рюкзаке находится бомба, то содержимое багажа сразу начнут проверять. А потом уже разбираться, была эта неудачная шутка или кто-то в самом деле пытался устроить теракт.

— Точно так же нужно действовать в ситуации, когда кто-то высказывает намерение о суициде, — говорит эксперт.

Психотерапевт также отвечает тем, кто считает, что раз человек решил расстаться с жизнью, то и спасать его не стоит, раз это его осознанный выбор.

— Обычно решение о суициде принимается в измененном состоянии — эмоциональном, психическом и даже физиологическом, — замечает Паулюс Скруйбис. — Этот импульс не является константой. У каждого человека есть такая возможность, но моя цель как психотерапевта — подсказать другие варианты выхода из ситуации. Часто мы с пациентами такие способы находим.

В эту пользу говорит и статистика: большинство людей после первой попытки суицида не пытаются ее повторить. Хотя все равно остаются в группе риска. Это парадокс, который в то же время объясняет смысл оказания квалифицированной помощи.