В Латвии каждый третий ребенок-беженец из Украины не смог влиться в местную систему образования

«Тут небезопасно, но жить-то надо»

С Олей Бойко мы созваниваемся по Zoom, так как сейчас она находится в Киеве. Оля с двумя детьми-школьниками и мамой приехали в Латвию вскоре после начала полномасштабного российского вторжения в Украину. Однако, прожив здесь почти полтора года, прошлым летом они приняли решение вернуться на родину: «Да, в Украине небезопасно, но жить-то надо! А в Латвии у нас не складывалось — либо не было работы, либо не с кем было общаться».

Одной из важных причин для возвращения в военный Киев стали трудности, с которыми дети Оли столкнулись в процессе обучения и социализации. «Когда мы приехали в Ригу, был огромный ажиотаж — если жилье мы смогли найти и арендовать заранее, то со школами было сложнее. У меня двое детей — дочь Полина тогда ходила в первый класс, а сын Никита в пятый. Найти школу, где были бы места для обоих, оказалось нереально. Нужно было отдавать их в две разные школы, но я не могла возить их туда и обратно, ведь продолжала работать удалённо».

Когда семье предложили снять половину дома в поселке Роя, где с местами в школе проблем не было — оба ребенка могли пойти вместе в местную школу рядом с домом — они сразу согласились. Роя — это небольшой населенный пункт на западном побережье Латвии, в 126 км от Риги, с населением около 1800 человек. Оля признается, что Латвию выбрали в качестве временного укрытия, потому что знали, что многие местные жители владеют русским языком: «Моя мама не знает английского, да и я тоже владею им не на высоком уровне. Казалось, знание русского облегчит нам общение с людьми. Но это не особо помогло, особенно маме было тяжело — она боялась выходить на улицу, всё было чужое и незнакомое».

Роя оказалась преимущественно латышскоговорящим местом, где налаживать контакты было трудно. В отличие от столицы, здесь не было никаких инициатив для помощи украинским беженцам: «Мы просили у городской администрации — дайте нам контакты других украинцев, которые сюда приехали. Но из-за закона о защите персональных данных это было невозможно. Только через год нас объединили в группу для изучения латышского, и мы наконец познакомились с другими переселенцами». Тем не менее, по словам Оли, школа для детей оказалась очень хорошей. 

«Учительница латышского даже разговаривала с его одноклассниками, прося их общаться с Никитой на латышском. Школа действительно приложила усилия для адаптации детей. У Никиты был отличный класс, его прекрасно приняли, и он подружился с ребятами». Полине было гораздо сложнее: «Она только пошла в первый класс, начала изучать английский и украинский, а тут еще добавился латышский — у нее в голове была полная путаница». Несколько одноклассников немного владели русским и поначалу помогали ей с переводом, чтобы девочка хоть что-то понимала. Однако учительница попросила их этого не делать, чтобы Полина начала воспринимать новый язык.

На вопрос о том, не было ли у Оли мысли отдать дочку в украинскую онлайн-школу, она рассказала, что сначала такой возможности не было, ничего не работало, и к тому же сам формат онлайн-обучения, по её мнению, неэффективен: «Может, это подходит взрослым мотивированным людям, но дети там просто присутствуют, ничего не усваивая».

Кроме того, по украинским образовательным требованиям Никита должен был продолжать учиться и в Украине, но это оказалось слишком большой нагрузкой для ребенка. К счастью, договорились с классной руководительницей, чтобы латвийский лист успеваемости приравнивался к украинской 12-балльной системе.

Еще одной причиной выбора местной школы была необходимость социализации для детей: «Это было наше личное решение, такого требования от государства не было. В Латвии даже не требовалось учить государственный язык, в отличие от других стран, принимающих беженцев. Всё было по личному желанию». Оля отмечает, что персонал школы очень старался предложить её детям разные возможности для развития и общения. 

«Мне кажется, Латвия предложила много разнообразной поддержки — особенно в столице. Но нам в маленьком городке повезло меньше. И, возможно, наше нежелание оставаться здесь надолго тоже мешало адаптации».

Оля говорит, что по возвращении в Украину детям снова пришлось проходить процесс адаптации: «Из-за всех этих изменений и стресса дети стали менее собранными и потеряли мотивацию заниматься привычными вещами — например, Никита раньше занимался футболом, но в Латвии не продолжил, а по возвращении домой тоже не захотел вернуться к футболу».

Несмотря на это, Оля отмечает, что здесь учиться им стало легче и спокойнее: «Хотя Никита в какой-то момент говорил, что готов остаться в Латвии жить, он очень сдружился с одноклассниками, и они до сих пор общаются. Полина с бабушкой этим летом ездили навестить наших соседей в Рое. Но всё равно мы все очень хотели домой».

«Я пытаюсь объяснить ребенку, что это его новый дом, а вы убеждаете его, что он здесь лишь гость»

Мария (имя изменено по просьбе героини: она опасается нападок и негативных комментариев — прим.) оказалась в Риге буквально за несколько дней до начала войны — она приехала навестить сестру и уже не смогла вернуться обратно. Её 11-летний сын остался с бабушкой в Украине, и только спустя полгода Мария смогла его забрать: «Первые три месяца я занималась поиском жилья и решением бытовых вопросов. Кроме того, было непонятно, как попасть в Украину, многие маршруты были перекрыты. Позже стали ходить автобусы, но мама убедила меня, что у них всё спокойно, и что сын может провести лето с ней в деревне под Киевом. Это дало мне ещё время обустроиться здесь, и затем я забрала его».

По приезде сын начал посещать украинскую онлайн-школу, и сначала всё шло хорошо. Но вскоре Мария поняла, что ребёнку необходима социализация:
«Я постоянно на работе, а он оставался один дома. Я решила отправить его в школу, где учился сын моей сестры, чтобы у него была возможность общаться с другими детьми, параллельно продолжая учёбу в онлайн-школе».

Мария упоминает, что у её сына есть определённые нейроотличия — СДВГ, вследствие этого дислексия и дисграфия, а также признаки аутизма. В Киеве он учился в частной школе с небольшими классами и индивидуальной поддержкой от тьютора, и это хорошо помогало справляться с учебной нагрузкой. 

Сын начал ходить в одну из школ для нацменьшинств в Риге, куда его отправили вместе с двоюродным братом. Но, как признается Мария, она совершила ошибку, не подготовив сына должным образом: «Я ему сказала, что он просто пойдёт туда пообщаться, что это ненадолго. Тогда я сама не знала, что это будет надолго».

Но вскоре педагоги начали требовать от него серьёзного отношения к учёбе, выполнения домашних заданий и участия в подготовительных курсах по латышскому языку. Это вызвало у сына бунт: «Он стал говорить, что я порчу ему детство, что ему слишком тяжело учиться в двух школах одновременно, и он не хочет ничего делать».

Помимо учебной нагрузки, мальчик столкнулся с неприятием со стороны одноклассников и родителей, что усугублялось его национальной принадлежностью. Мария вспоминает родительское собрание в конце учебного года, когда обсуждался вопрос дополнительных занятий латышского для украинцев. 

В итоге на следующий год курсы для украинских детей отменили. Сейчас сын Марии продолжает изучать латышский с репетитором, но сталкивается с трудностями: «С базовым лексиконом мы справляемся, а вот с математикой и сложными терминами сложнее, и я не могу ему помочь».

Вдобавок ко всему, классная руководительница стыдила мальчика за его статус беженца. После одного инцидента в столовой, когда сын с другим мальчиком кидались хлебом, учительница отпустила второго ребенка, вот сына Марии отчитала: «Она сказала, что латышские дети из-за него не доедают, что он получает бесплатный обед, в отличие от местных детей, чьи родители платят налоги (хотя я тоже плачу налоги), и что он должен вести себя соответствующе».

После этого Мария обратилась к социальному педагогу: «Я объяснила, что недопустимо попрекать ребенка тем, что он беженец. Я всеми силами пытаюсь внушить ему, что это его новый дом, а вы заставляете его чувствовать себя чужим».

С классной руководительницей отношения не наладились. Она игнорировала просьбы Марии обратить внимание на особенности сына и его стресс после войны и переезда. 

«Мой сын не успевал по двум предметам. Только в конце учебного года учитель истории, сама украинка, поняла, что у него сложности. Когда она попросила его сдать тест лично, увидела, как ему тяжело писать, и предложила сделать это на компьютере — тогда он справился. Я была возмущена, что учителей не предупредили, хотя классную руководительницу мы информировали с самого начала».

Специальный педагог, который помогал ребенку, попросил Марию предоставить справку о диагнозе сына, но получить её в Латвии оказалось сложно — очередь к клиническому психологу длилась два года. Психологи, работающие с украинскими детьми, не могли выдавать необходимые школе справки. В итоге Мария нашла психиатра, который выдал справку с рекомендациями для педагогов. После этого ситуация изменилась — учителя стали внимательнее относиться к особенностям ребенка, хотя сам мальчик теперь чувствовал, что с ним общаются как с «умственно отсталым».

Конфликты с классной руководительницей не прекращались, поэтому Мария предложила сыну сменить школу. Но он боялся перемен: «Он сказал, что лучше потерпит классную, ведь у него здесь хотя бы есть брат, который его защищает».

Мария признается, что поначалу и сама была растеряна, не понимала, надолго ли они в Латвии.

«В какой-то момент психолог сказал мне, что я не должна зависеть от окончания войны. Нужно самой решить, сколько мы здесь будем. Я решила, что мы останемся до конца школьного обучения сына. Сейчас у нас ВНЖ до следующего года, а дальше — как решит государство, но мы надеемся, что сможем остаться».

После этого сын Марии оставил украинскую онлайн-школу, больше сосредоточившись на изучении латышского. Он прошёл курс у психолога, завёл друзей и, хотя иногда всё ещё хочет вернуться в Украину, кажется, что он постепенно адаптируется здесь.

К сожалению, администрация школы не ответила на наши запросы прокомментировать данные ситуации.

Кристина Ниедре-Лахтере: Чтобы украинские школьники смогли стать полноценными участниками общественной жизни Латвии, необходимо учить язык и интегрироваться

Мы обсудили опыт детей наших героинь, а также проблемы и вызовы, с которыми сталкиваются украинские школьники, их родители и учебные заведения, с Кристиной Ниедре-Лахтере, заместительницей госсекретаря по вопросам общего образования и политики госязыка Министерства образования.

По данным на начало текущего учебного года в Латвии учатся около 4000 граждан Украины, однако примерно 30% детей украинских беженцев — 1862 человека — не числятся в латвийской системе образования. Что известно об этих детях?

Мы сотрудничаем с самоуправлениями и обладаем некоторой информацией о них. Часть из этих детей учатся удаленно в украинских учебных заведениях, часть вернулись домой или уехали в другие страны.

Это стало причиной, по которой Министерство образования инициировало изменения в гражданском кодексе, которые предусматривают обязательное обучение в Латвии для детей украинских беженцев и возможность двойного образования.

Поправки не были приняты до начала этого учебного года, но сейчас они находятся на втором чтении. Мы получили дополнительные вопросы от депутатской комиссии, на которые нужно ответить, чтобы убедиться, что поправки соответствуют интересам школьников в вопросах изучения латышского языка и интеграции, а также учитывают возможность сохранения родной культуры. Эти поправки должны вступить в силу в следующем учебном году.

На территории, полностью разрушенные войной, невозможно будет вернуться в ближайшие годы. Поэтому нам важно включить украинских детей в местную образовательную систему, быть уверенными, что они получают образование и имеют доступ к необходимой поддержке. Пока они учатся в закрытых пространствах своих квартир, мы не можем предложить им то, что, возможно, им сейчас очень нужно.

В каждом самоуправлении есть специальный координатор, который работает с украинскими семьями, узнаёт, насколько дети физически и эмоционально готовы к обучению, предлагает необходимую помощь и выбирает вместе с семьёй, какая школа лучше подойдёт — ближе к дому или к работе родителей.

Какую поддержку могут получить украинские семьи от самоуправлений?

Им предлагается индивидуальный план обучения, изучение латышского языка, неформальное образование — кружки, профессиональные и спортивные школы, бесплатные летние лагеря совместно с местными детьми для лучшей адаптации и практики языка. Также доступны консультации психолога и помощь социального педагога. Если в учебных заведениях таких сотрудников нет, то можно обращаться в департамент образования конкретного самоуправления.

С какими вызовами сталкиваются украинские дети, их родители и местные учебные заведения в процессе интеграции в учебный процесс?

Первая проблема — это язык. Сейчас, вместе с поправками к закону, разработаны три программы, которые могут использовать школы: первая — для детей без знания латышского языка, которым нужно интенсивное изучение языка и культуры; вторая включает предметы, не требующие углубленного знания языка — спорт, музыка, информатика; третья модель — более продвинутая, где ребёнок уже полностью включён в местный процесс обучения с дополнительным изучением латышского.

Если их достаточно много, то возможности организовать учебный процесс более гибкие и экономически выгодные; самоуправление может создать базовую школу. Если же их мало, то интеграция идет в уже существующие школы с обеспечением дополнительного изучения языка.

Как персонал школы готовили к приёму большого количества детей, многие из которых стали свидетелями ужасов войны? Это неминуемо влияет на психологическое состояние детей, и они требуют особого внимания и подхода.

Я не могу ответить за каждое учебное заведение, как проходит процесс подготовки персонала. Но когда мы проводим регулярные семинары для сотрудников самоуправлений, напоминаем, что на эти аспекты нужно обращать внимание. Когда к нам прибыли первые беженцы, это был важный вопрос — понять, насколько они готовы эмоционально и психологически влиться в учебный процесс в предложенных нами заведениях. Сначала необходимо стабилизировать их физическое и психическое состояние. Поэтому самоуправления предлагали специализированную помощь семьям, и только потом шла речь об образовании. И, конечно, выбираются школы, где доступен специальный персонал — психологи, социальные педагоги.

Мы знаем, что работники латвийских школ и до этой ситуации жаловались на чрезмерную нагрузку и дефицит ресурсов. У нас всё ещё существует проблема отсутствия инклюзивности в системе образования, так как у учителей зачастую нет необходимых знаний и возможностей, чтобы применять индивидуальный подход к нейроотличным детям и детям с особыми потребностями. Как решается этот вопрос сейчас, когда нагрузка повысилась?

Да, мы это понимаем и не снимаем с себя ответственности. Поэтому, если учебное заведение не справляется, мы предлагаем его администрации обращаться за помощью в образовательные отделы самоуправлений. Мы также пытаемся узнать у самоуправлений, хватает ли ресурсов. Конечно, не всё идеально, но можем сказать, что сейчас эта ситуация не вызывает тревоги — все задействованные учреждения справляются в большей или меньшей степени со своими задачами.

Что делать в ситуациях, когда приходится сталкиваться с теми проблемами, которые пережили дети наших героинь — когда школьники не могут адаптироваться к учебному процессу из-за языкового барьера, стресса, нейроотличий, дискриминации по национальному признаку?

Во-первых, родителям нужно сразу сообщать о таких ситуациях администрации школы. Затем администрация должна привлечь специальный персонал для решения этих проблем. Нам важно учитывать, что война оставляет неизгладимый след на психике детей; эти последствия могут влиять на их поведение, и персонал школы должен это учитывать, изучать эти вопросы, чтобы подходить к решению проблем профессионально.

Во-вторых, если речь идёт о школе для национальных меньшинств, то здесь существует ещё одна проблема — объем использования государственного языка на уроках и вне их. Эти процессы координирует наш отдел качества, сотрудники которого встречаются и общаются с педагогами, чтобы убедиться в соответствующем уровне владения языком и его употребления. 

Неизвестно, сколько времени гражданам Украины придётся оставаться в Латвии, поэтому, чтобы нынешние школьники могли в будущем стать полноценными участниками общественной жизни Латвии, необходимо учить язык и интегрироваться.

Мы надеемся, что со временем ситуация улучшится, и украинским детям будет легче адаптироваться. Мы действительно пытаемся создавать поддерживающие программы совместно с другими государственными учреждениями и иностранными коллегами, а также получаем помощь от различных негосударственных инициатив. Всё это направлено на объединение общества и укрепление национальной безопасности.