«Слово «репрессирована» слышала, а «реабилитирована» — нет». Как жительница Лиепаи добивается правды для бабушки

«Я даже не знаю, что с ними было бы, останься они в родной деревне»

По оценкам исследователей, до Второй мировой войны и после нее из Латвии депортировали не менее 170 тысяч человек. Это был сталинский способ борьбы с сопротивлением против советской оккупации. Жестокая система безжалостно отрывала людей от родины.

История семьи Оксаны Бородиной — как раз такого рода. Хотя женщина практически всю жизнь провела в Латвии и получила гражданство этой страны, ее род происходит из иных мест и к балтийской стране не имел отношения.

— Прабабушка и прадедушка жили в Освейском районе (теперь это Верхнедвинский район Беларуси, рядом с латвийской границей — прим.), — рассказывает собеседница «Новой газеты.Балтия». — Их звали Марта Петровна и Петр Лукьянович Савейко. Сведений о них почти нет. Знаю, что были обычными сельскими трудягами. Вроде бы имели две коровы. Для работ по хозяйству кого-то нанимали. Ну как нанимали? Когда не справлялись, то просили соседа. Тот соглашался — благодарили деньгами. Говорят, за это нарекли «кулаками» и сослали.

В 1930 году в СССР началась массовая коллективизация. Тогда было принято печально известное постановление «по борьбе с кулачеством», положившее начало масштабным репрессиям. За казенными формулировками скрывалось алчное желание власти изъять имущество, лишить людей самостоятельности и полностью подчинить себе.

Больше всего коллективизация затронула Западную Украину, Западную Беларусь, Молдову, Эстонию, Латвию и Литву.

В документах, которые чудом оказались у Оксаны Бородиной, указано обвинение, предъявленное ее прадедушке и прабабушке — от 1 февраля 1930 г. Это та самая статья «по борьбе с кулачеством».

— Я даже не знаю, что с ними было бы, останься они в родной деревне Нарушово, — вздыхает жительница Лиепаи. — Во время Второй мировой войны там шли жестокие бои. Деревня была полностью разрушена. Кто знает, как распорядилась бы судьба.

В Национальном архиве Беларуси скупо приводятся следующие сведения: деревня Нарушово (Освейский район), в которой до войны насчитывалось 26 домов, разрушена. Ранее там проживали 147 человек, убиты — 9.

Драматичную судьбу деревушки ярко передают строки из статьи районной газеты: «После войны он [ветеран — прим.] возвратился в родную деревеньку Нарушово, где в землянке, заполненной грунтовыми водами, его встретила поседевшая от горя мать причитанием: «Где остальные два брата?» Что он мог ответить? Братья сложили головы на фронтах».

В Коми, а потом в Крыму началась другая жизнь

Семью Савейко из пятерых человек — двоих взрослых и троих детей (включая бабушку героини публикации) — в 1935 году отправили за две тысячи километров от родины — в Коми. Для депортированных был построен специальный поселок Веж, где в начале 1930-х соорудили первые одиннадцать бараков. В 1932 году там проживали 667 человек, в 1970-м — 847, в 1989-м — 577, в 2010-м — 300.

— Всей семьей из Украины высланы в 1935 году, — рассказывал бывший житель поселка в видеоинтервью, которое можно найти в YouTube. — Везли нас на санях. Потом подогнали телячьи вагоны, битком набили и завязали проволокой, чтобы не удрали.

С октября по апрель всех трудоспособных отправляли работать на лесозаготовках, с мая по сентябрь — на сплаве.

— Савейко всю жизнь были трудолюбивыми и бедности не знали, — Оксана Бородина судит по рассказам, которые слышала в детстве. — Однако в Коми случалось по-разному. Судя по всему, столкнулись и с голодом — приходилось варить кожуру от картошки. А еще помню, моя родная бабушка Анеля говорила, что меняла шелковое белье на продукты. Насколько знаю, работала кем-то вроде учетчицы на лесозагатовке. В Коми у нее родились двое детей — моя мать (в 1946 году) и ее сестра (в 1950 году). А в 1956-м она вышла замуж.

Спустя много лет героиня публикации узнала, что дедушка, которого она всю жизнь считала родным, таковым не является: «Еще в детстве меня удивляло его прохладное ко мне отношение. Приехала внучка — ну и ладно. Объяснение я нашла в документах только после смерти бабушки. Оказалось, что женившись, он усыновил мою маму и ее сестру, хотя изначально у них были другие отчества».

Примерно в 1960-е годы семья бабушки перебралась в Крым, где у родственников дедушки (того самого, неродного) был дом. В детстве много времени там проводила и сама Оксана Бородина — по совету врачей.

А далее наступил романтический поворот семейной истории. Родная сестра бабушки решила выйти замуж. Она была очень высокой и решила, что найдет пару себе под стать в Латвии: мол, мужчины там высокие, авось повезет? Там закончила железнодорожный техникум, стала начальницей станции и нашла мужа.

— Моя родная бабушка Анеля не смогла быть долго в разлуке с сестрой и отправилась вместе с семьей вслед, — продолжает Оксана Бородина. — Поселились в воинской части недалеко от Риги. Позднее я там проводила каникулы. Приезжала как на курорт: пирожки, пончики, сметана. Все, что любят внуки. Помню, как ходила занимать очередь в приездной магазин — шла через лес, а бабушка брела за мной. После открытия народ толпился, судачил: кто к кому приехал, кто с кем спит… Такие деревенские будни.

Когда героиня публикации говорит о тех годах, ее голос меняется, а речь замедляется. Она смакует каждое слово. Заметно, что затронуты самые теплые воспоминания детства.

«Нас учили любить страну, не свою семью»

Когда близкие один за одним стали уходить из жизни, Оксана Бородина вдруг поняла, что прошлое семьи хранит много тайн. Что стало с прадедушкой и прабабушкой? А родным братом бабушки Анели? За что, в конце концов, репрессировали 15-летнюю девочку?

— Историю в школе проходили. Ну как проходили? Никому же это не надо было, — с сожалением замечает женщина. — А дома такие вопросы обсуждать было не принято, болезненную тему никогда не поднимали. Когда я спрашивала, огрызались: не лезь не в свое дело, лучше скажи — ты уроки сделала?

Это общая черта для нескольких советских поколений, столкнувшихся с ужасами карательной системы. Люди пытались жить дальше, зачеркнув страницу собственной истории, словно и не было ее. Но замолчать получалось не всегда.

— Слово «репрессирована» слышала, а «реабилитирована» — нет, — в какой-то момент Оксана Бородина поняла, что справедливость в отношении ее семьи так и не восстановлена. — Однажды я сидела на кладбище, убирала могилки и мне пришла в голову эта мысль. Тогда я дала обещание: бабуля, а давай сделаю подарок и найду документы о реабилитации!

Поиски в интернете, обращения в разные ведомства России и Беларуси, запросы во всевозможные фонды. Почти везде — отказы. Именно тогда жительница Латвии в отчаянии написала в КГБ Беларуси. Ответ пришел характерный: дескать, сведениями не располагаем.

— Но ведь я просто хотела получить документы, что «раскулаченные» люди не причем, а просто попали под каток репрессий! — возмущается героиня публикации. — Знаю, что прошло 75 лет, сроки давности вышли и я имею полное право получить доступ к делу, однако ничего не выходит.

Кажется, неудачи принципиальную женщину только раззадорили, у нее проснулся азарт.

— Я с 2020 года как будто бьюсь лбом о стену, — вздыхает она. — Мне всего-то хотелось оправдать бабушку, которая на момент депортации была подростком! Собиралась уже поехать в Нарушово, искать правду там, как началась война в Украине.

Удивительным образом репрессивная система сохранила преемственность и до сих пор покрывает преступления почти вековой давности. Это кажется невероятным: даже после распада СССР кто-то очень боится, что о тех событиях станет широко известно.

— Нас учили любить страну, политиков, но не учили любить семью, — на прощание говорит Оксана Бородина. — Сейчас я жалею, что так и не расспросила маму и бабушку о тех временах. А после начала войны в Украине мне стало по-настоящему страшно, и я задалась вопросом: что ощущали мои родные?

Оксана Бородина просит всех, кто знает о судьбе ее родных, отозваться и написать на электронную почту.