Борис Надеждин стал персонажем символического действия, а подпись за него — единственной легальной возможностью выразить несогласие с Путиным и войной

«Морально ли ставить подпись за выдвижение Бориса Надеждина кандидатом в президенты России? Приведет ли это к спасению, краху диктатуры и окончанию войны? Или, наоборот, навеки погубит душу каждого, кто принял участие в нечестивом обряде и тем самым поцеловал не в то место демона Бафомета?» — примерно на такую принципиальную высоту ставят сегодня вопрос мои соотечественники. 

Я не политолог, но попробую высказать несколько замечаний как внешний наблюдатель, основываясь на весьма косвенной причастности к подобного рода процессам и дискуссиям, начиная с первых свободных выборов 1989 года, с «Мемориала» и Клуба избирателей Академии Наук.

«Действительно ли Борис Надеждин — Избранный?» — примерно над таким же вопросом мучился Морфеус практически до самого финала первой «Матрицы». Очень распространенный сегодня подход: есть, мол, такой на просторах Родины чудесной. И наша задача — понять, где он, этот Пророк? И где ложные пророки, за которыми если пойдешь, то не видать тебе благодати?

Вот в Евангелиях есть понятная иерархия и последовательность: есть Иисус, и есть его Предтеча — Иоанн Креститель. Но внимательный читатель заметит в их диалоге тонкую пикировку. Первый пришел ко второму на Иордан со словами: мол, мне, брат, очищение не нужно, а только крещение. А тот в ответ — тогда, братишка, не я тебя, а ты меня крестить должен! Щедрая жменя сарказма в словах Иоанна. Получается, и там было соперничество между лидерами, и выбор — для последователей. Лишь потом в Писании всё было выстроено по шагам и по полочкам, в соответствии с архетипическим сюжетом: есть один Истинный, которому предначертано.

Теперь, когда эта мифология растиражирована в кино, архетип кажется более правдивым, чем жизнь. Но в жизни совсем по-другому: вода всегда находит дорогу, потому что ищет ее. Например, не было никакой предрешенности в победе Ельцина в 1990 году на еще не президентских, а первых относительно свободных парламентских выборах в России.

Снятый с московского обкома КПСС в 1987-м, ещё в конце 88-го он намеревался по-тихому выдвигаться в Раменском избирательном округе, не претендуя на большее. Понадобился обстоятельный разговор с «ходоками» из Клуба избирателей Академии Наук, чтобы убедить его идти по «козырному» Московскому национально-территориальному округу. В итоге набрал 89 процентов — триумф! — но, если полистать фото ночи подсчета голосов из его избирательного штаба, триумф совершенно для него неожиданный. Потом — «выигрышная стратегия» для демократов, не имевших большинства на Съезде народных депутатов, — ещё одно «чудо», разработанное Александром Собяниным из того же КИАН. И то, что Ельцин был избран в Верховный совет — заслуга Виктора Казанника, снявшего свою кандидатуру. Только после этого Борис Николаевич был избран спикером.

Говорят о глупости тех, кто ставит подписи за Надеждина, ведь это не даст победы. Разумеется, не даст! Вдвойне глупы те, кто отказывается ставить подпись именно по такой причине. Они почему-то полагают, что есть сейчас выигрышная стратегия и истинный пророк.

Борис Надеждин начинал политическую карьеру в неплохой компании, но постепенно стал вполне системным завсегдатаем телевизионных ток-шоу, приглашенным демократом, мальчиком для битья. Он и сейчас очевидный кандидат-спойлер. Было бы странно ждать чуда и немедленного развоплощения Темного властелина. Надеждин — не «политический проект» в смысле завоевания президентского поста и смены политического курса.

Здесь и сейчас он вдруг оказался символом надежды. До того таким символом вдруг казалась неизвестная до этого Дунцова.

Случайности такого рода закономерны. Есть брошюрка, которую должны были читать все советские школьники — «Малая земля». Но тот десант под Новороссийском в месте, который облагодетельствовал своим присутствием Брежнев, не планировался, там никто не должен был выжить: «отвлекающий десант — верный путь к посмертной славе». Но другой, основной десант в более глубоком тылу гитлеровцев не получился. А командовавший смертниками Цезарь Куников сотворил чудо, бросок к железнодорожной насыпи, на которой укрепились, выжили, выстояли, удержали этот плацдарм, хотя не того от них ждали. Странно сравнивать Надеждина с Цезарем Львовичем Куниковым. Общего тут — рассчитывали на одно, получилось другое. Бывают порой попытки безнадежные, демонстративные, демонстративно безнадежные — настолько, что любой разумный человек, просчитывающий ходы, отказался бы: ведь это роль в спектакле с предрешенным результатом. Но вдруг оказывается, что даже в этом спектакле статисты, которым и реплики-то не положено, обретают голос, а зал — возможность выразить позицию не только аплодисментами.

Надеждин замышлялся как спойлер, как Собчак вчера и Харитонов сегодня. Вопрос — кем он стал или может стать. Для кого-то сейчас трибуной становится зал суда, для кого-то — место, куда менее почетное: «предвыборная кампания», прости господи… Но одно не отменяет другого. Юлия Навальная подписалась за Надеждина — это дань той самой непредсказуемости, когда «жизнь иногда побеждает смерть неизвестным науке образом». Никто не мог предположить, но вдруг не только люди из ФБК, но и самые разные люди оставляют подпись за него.

Но сегодняшний символ не обязательно будет таковым и дальше. Странно думать, что он за всех нас победит дракона. Люди склонны возлагать свои обязанности на одного человека, а потом негодовать: почему он не сделал то, что должны были сделать все вместе? Может, не мог и не собирался — просто так совпало.

Что будет дальше — не важно. Важно то, что многие сейчас могут выразить свое отношение к происходящему путем подписи за Надеждина. Казалось бы, в нынешней российской ситуации гражданам было доступно одно, как писал Лев Рубинштейн: «мы одни среди геенны остаёмся, не уходим, чтобы свидетельствовать дальше, если надо — до конца». И вдруг, кроме свидетельствования, появляется возможность участия, возможность некого символического действия. 

Есть слишком много заранее готовых слов, чтобы обосновать неприсутствие, готовые формулы несоучастия во лжи, в советских ритуалах, ведь эти «выборы» — типичный советский ритуал, их единственная цель и смысл — показать «всенародную поддержку» Путина. Но то, что для советских диссидентов было своим и выстраданным, для многих теперь — готовая формула, а не собственный опыт. Эти знатоки и ценители традиций, ссылаясь на советских диссидентов, скажут: грешно участвовать в этом чужом фарсе.

Но ведь примерно так принципиальные люди говорили в 1989 году про Андрея Дмитриевича Сахарова, а в 1990-м — про Сергея Адамовича Ковалева. Не уверен, что отсутствие тогда первого — в Верховном совете СССР, а второго — в Верховном совете России было бы полезнее.

Можно возразить: тогда всё было иначе, маятник истории шел в другом направлении, тогда имитационные структуры советской власти неожиданно заработали, а потому участие в выборах имело смысл.

Но вот — 1977 год, «всенародное обсуждение» проекта Конституции СССР, уж точно бессмысленное занятие. Но в Самиздате разворачивается дискуссия вокруг проекта. Некоторые юристы считают, что тогда были высказаны важные до сих пор соображения. Если нет своей повестки дня, почему бы не использовать чужую?

Возвращаясь к подписям за Надеждина: не напрасно ли? Вероятность его регистрации обратно пропорциональна числу подписей: администрация боится любого открытого, коллективного несогласия. Могут зарегистрировать и снять позже . Могут «убедить» говорить совершенно другие слова. При этом будут комментировать: вот, мол, за кого вы все подписались. Могут «нарисовать» по итогам голосования ничтожно малый процент, и смеяться — вот-де ваши ноль целых ноль десятых. Всё может быть — но это не должно стать поводом разочаровываться: речь идет пока что о важном коллективном символическом действии. Обмануты окажутся надежды тех, кто обманывается в своих надеждах. И отсутствие немедленного результата — не повод для уныния.

Это не значит, что все это бессмысленно. Вода пока что ищет свой путь. И любой молчавший, вовсе не собиравшийся становиться героем, иногда вдруг получает шанс, роль и голос. Такая непредсказуемость пьесы нашей жизни намекает: стоит дождаться хотя бы конца сезона.