Андрей Иванов, русский писатель в Эстонии — «Печататься в России сейчас нет смысла»

В последние полтора года у вас в России книг не выходило?

Нет. Но решение прекратить сотрудничество с российским издательством я принял до февраля прошлого года. В январе 2021 года в издательстве НЛО у меня вышел роман «Театр ужасов», его подвергли сильной внутренней самоцензуре. Мне прислали семь или восемь страниц с пометками юриста, который попросил меня их пересмотреть. 

Меня это сильно удивило, потому что «Театр ужасов» я считаю одним из самых мягких моих романов. В романе, который был запланирован на следующий год («Под ласковой звездой»), все гораздо жестче, поэтому я решил отозвать его, ни с кем не портя отношений. А в феврале 2022 года случилась война, печататься теперь в России, само собой, нет смысла.

Отказ от публикаций в России — это было ваше принципиальное решение или возникли какие-то опасения, что на вас косо посмотрят, что вы там издаетесь?

Никаких опасений. В декабре 2021 года я почувствовал сильную усталость. Это была даже не усталость, а тяжесть. Я, например, и подумать не мог о моем романе, о том, что его надо готовить к изданию в России. Такой апатии, как в декабре 2021 года, у меня давно не было. А теперь не представляю, даже думать не могу. Но никого, кто решит напечатать там свою книгу, я не упрекну. Это дело личное. Моя следующая книга («Меланхолия сумерек») вышла в конце прошлого года в Эстонии. Если все пойдет как надо, то роман «Под ласковой звездой» выйдет в конце этого или в начале следующего года тоже в Эстонии. У нас есть три издательства, которые выпускают книги на русском. Было и четвертое, но оно пока что на паузе.

Вы цитировали Юнга, может, дело в особом предчувствии?

8 мая 1945 года Юнг дал прекрасное интервью, что демоны никуда не ушли, они были выпущены. С фашизмом разобрались в Германии, но эти демоны запросто могут перейти к победителям — как болезнь. Он сказал, что в Америке могут появиться, видел там все признаки и, конечно же, имел в виду и Советский Союз.

В моем случае дело даже не в предчувствии. В 2019 году я в последний раз был в Санкт-Петербурге, мы прогуливались со знакомой, и у меня вдруг появилось очень яркое чувство, что больше никогда не увижу Петербург. Мы идем мимо канала Грибоедова, моя знакомая показывает — вот здесь штаб Росгвардии. Я вижу — автозаки, людей в шлемах. Говорю: ужас. Она говорит: то ли еще будет. 

Как в такой стране печатать такой роман? Подставлять никого я не хотел, вот и попросил расторгнуть наш «джентльменский» договор.

Для многих ваша история выглядит уникально. Вы хоть и родились в Эстонии, но гражданином стали только в 2018-м, а уже через два года из рук президента Эстонии получаете орден «Белый орел», есть премия от Минкульта.

Только не надо конспирологии. Орден — вполне заурядный знак отличия, многим дают, у нас на это смотрят проще, я его получал вместе с донорами, карикатуристами и ветеранами труда. Я даже не думаю об этом. Нет, этим можно гордиться, но так как я человек простой, я не умею всем этим гордиться. Из-за чего многие обижаются, кстати, ведь вроде нужно это показывать, демонстрировать. У меня не получается. Меня мучают мысли, жизнь между романами — худшее время года, стараюсь сделать так, чтобы не бывало зазора.

А за что получил орден? Как-то там написано — «за вклад в культуру», что-то такое. Но сперва я получил премию от Министерства культуры, хотя буквально накануне я процитировал Теренса Маккену о том, что культура — это тюрьма, из которой надо совершать побег. Я помню, как многие тогда шутили, что вот человек получает премию от Министерства культуры за вклад в эту культуру, а цитирует такое. Но на самом деле я считаю, что так и надо: художник должен взламывать коды, должен что-то нарушать, а люди потом расширяют территорию восприятия.

Но для вас орден стал неожиданностью?

Полнейшей. Хотя меня заранее предупреждали: «Ты только со стула не упади — будет награда». А я, узнав об ордене, наоборот — со стула вскочил и стал ходить по комнате и думать, что делать? Ведь нужно идти пиджак покупать, а я ведь ненавижу пиджаки, костюмы не ношу. Пришлось покупать костюм, а на вручение жена пошла со мной, чтобы я не сбежал по пути. 

Мои родители родились в Эстонии, но их родители приехали туда после Второй мировой войны. Все, по конституции Эстонии я право на автоматическое гражданство не имел и надо было сдавать экзамен. Но вот мой сын не должен сдавать экзамен, потому что он родился в Эстонии, уже восстановившей независимость, а не в советской Эстонии.

В связи с известными событиями сейчас многие приходят к «дерусификации». И возможен такой вариант, что русского автора прежде всего могут печатать на языке государства, в котором он живет. В Эстонии такое происходит?

У нас все зависит от автора и издателя. В моем случае у издателей есть желание издавать мои книги на русском языке. Хотя тиражи небольшие. Книги издаются при поддержке Фонда капитала культуры и на переиздание уже денег не дают.

Вы себя считаете русским писателем или русскоязычным? Человеком мира?

Меня эти термины не интересуют. Однажды давал интервью для газеты «Вечерний Таллинн», кажется, где сказал, что я писатель из Эстонии, но своей символической родиной считаю русскую литературу. А они напечатали, что Иванов писатель из Эстонии, но своей родиной считает Россию. И до сих пор висит эта статья, а изменить ничего нельзя, хотя они потом большое извинение написали. 

Человек мира? Это слишком смело сказано, потому что я все-таки советский ребенок и юноша. Я родился в 1971 году и успел многое впитать, так как дети вообще сильнее впитывают, чем взрослые. Я вряд ли тяну на гражданина мира, хотя мне этого звания, конечно, очень хотелось бы, побольше любой премии. 

Мне очень нравятся и Скандинавия, и Балтия, и все меньше и меньше другие страны. Я уже не представляю себя путешествующим по другим континентам. В Африку, Америку или Индию я не поеду. Где-то там жить, настраиваться, приспосабливаться — это уже будет тяжело. Я все больше и больше сужаю круги и живу как можно спокойнее, а это неизбежно влияет на восприятие. В романе «Батискаф» я написал, что нужно искать себя, погружаясь в себя.