Одним из «яблок раздора» в общественных дискуссиях является отношение к проявлениям патриотизма — в классическом понимании, любви к своему народу и Отечеству. Как всегда, слышнее всех голоса полярные — горячих ура-патриотов и демонстративных космополитов. Примечательно, что в разных странах это явление выглядит по-разному, хотя само чувство патриотизма, несомненно, — глобальное, общечеловеческое явление.
Здесь в очередной раз проявляется бесконечная путаница в терминах и в содержании этих терминов. Беседующие на эту тему не всегда отдают себе отчет в том, что инстинктивное чувство принадлежности к «своей» группе в различных странах с их различной историей развивается по-разному.
О корнях патриотизма прекрасно сказано в знаменитой песне Вениамина Баснера и Михаила Матусовского «С чего начинается Родина». Авторы не впадали в пропагандистский раж — это вопрос — и варианты ответа очень просты: семья, друзья детства, окружающий пейзаж, дом, семейные реликвии, клятвы горячей юности... Эти эмоциональные якоря есть у подавляющего большинства людей. И само слово «патриотизм» изначально описывает любовь к месту своего рождения, к своей «малой родине».
Когда Родина и «малая родина» по размерам не очень отличаются друг от друга — то патриотизм зачастую идут рука об руку с национализмом. Возьмем в качестве примера Латвию. Это страна очень молодая — по сути дела, ее границы определились только в 1920 году, по Тартусскому мирному договору с Советской Россией. А до этого, всего сто лет назад, в 1916 году, изрядная часть восточной Латвии входила в Витебскую губернию. Там и жили латыши — но то не была Латвия в современном понимании.
Чуть более двухсот лет назад на территории современной Латвии еще было формально независимое Курляндское герцогство. И везде — от Балтики до латгальских холмов — языком простых людей был латышский, а языком элиты — немецкий. Даже вхождение в Российскую империю не влияло на власть остзейского баронства. Поэтому явление «национального пробуждения» в XIX веке было связано с острейшим желанием говорить на родном языке на всех уровнях, иметь свою литературу, свою мифологию и искусство.
Патриотизм, как и политический национализм, в Латвии всегда играл охранительную роль: сберечься, сбиться вместе, что бы не развеяли исторические ветра.
У него никогда не было задачи обеспечения межнационального объединения — а лишь только объединения малой нации в окружении наций более крупных. Поэтому в Латвии разговоры о едином понимании истории (как и едином учебнике), одном государственном языке вполне объяснимы.
Финский патриотизм прошел более длинный и сложный путь развития. Финляндия была частью Шведского королевства, страны весьма развитой в социальном плане. Финские крестьяне никогда не знали крепостного права — зато могли принимать участие посредством выборов депутатов на политические решения в Стокгольме. Став чуть более 200 лет назад Великим княжеством Финляндским в составе Российской Империи она сохранила по договору и старые традиции, и получила обширные права. У нее была своя валюта, таможня, полиция, свое государственное управление.
Финское «национальное пробуждение» происходило в стране, где многие социальные институты были одними из самых прогрессивных в мире. Не стоит забывать, что женщины и рабочие получили пассивное и активное избирательные права еще в 1906 году — первыми в Европе и вторыми в мире, после Новой Зеландии. Именно поэтому русификаторская политика Николая II в конце XIX века воспринималась как наступление из дикого прошлого — при том, что многие представители шведско-финской элиты были вполне лояльны к императорскому дому Романовых.
Укреплению финского патриотизма способствовала и Зимняя война 1939-40 годов, когда Сталин дал добро на военное вторжение в Финляндию, рассчитывая на развитие там пролетарской революции. Однако он не учел того, что его режим отвергали в Финляндии даже люди коммунистических и социал-демократических убеждений. А вот то, что народ выстоял в неравной борьбе, убедило финнов в правильности их морали и ценностей.
Современный финский патриотизм никуда не делся, он приобрел еще более современную форму. Ослабела его связь с национализмом. Финны гордятся успехами спортсменов, выступающих под финским флагом, — вне зависимости от их происхождения. «Родиться в Финляндии — значит, выиграть в лотерею», — так считают многие. Гордость за достижения своей страны активно пропагандируются в обществе, и даже проблемы зачастую представляются как побочный результат каких-то других достижений. «Да, на улицах стало больше мусора — но это потому, что мы перенаправили свои средства на помощь несчастным беженцам. Разве это не важнее?» — я слышал и такую точку зрения.
Таким образом, в современной Финляндии быть патриотом — это любить и поддерживать свою страну, независимо от того, какого происхождения тот или иной ее гражданин. Свобода мнений по историческим или культурным вопросам считается важной ценностью финского общества — хотя надо признать, что есть свой негласный мейнстрим.
Говорить о российском патриотизме крайне сложно, как в случае с любым обширным и многонациональным государством. Россия слишком велика и необъятна, чтобы любить ее так, как любит латыш свою Латвию — исколесить ее на автомобиле можно за неделю. Поэтому в России есть свой региональный, областной патриотизм, но есть еще совершенно иной — общегосударственный. И тут уже большую роль играет само государство.
Стоит признать, что общероссийский патриотизм презентуется из рук вон плохо. Даже в СССР существовала в общем-то стройная концепция любви к многонациональной стране, в которой все равны. В современной России так и не могут решить, каким путем идти — то ли строить национальное государство русского народа, то ли развивать идею многонациональной страны.
С одной стороны, конечно, Россия не Исландия или Япония — она не может быть страной одного народа и одной веры. Это прямой путь к расколу. С другой — представление о России, как о стране, где каждый может найти себе место, со своей культурой и верой, наталкивается на националистические возражения. И, к сожалению, голоса шумных националистов слышнее, чем голоса людей, рационально мыслящих.
Как и любая власть, власть российская активно поддерживает патриотические чувства, а зачастую и националистические проявления, не видя между ними разницы или полагая, что такой коктейль будет наиболее эффективным.
Критики власти зачастую не склонны видеть разницы между истинным патриотизмом и формальным патриотизмом чиновников. Как мантру они повторяют слова Самюэля Джонсона: «Патриотизм — последнее прибежище негодяя», очевидно полагая, что именно негодяи «строят патриотизм». Мысль о том, что негодяи, преследующие корыстные интересы, только прячутся за прекрасными идеалами патриотизма, чтобы их не опознали, видимо, не приходит в голову.
России, как мне представляется, остро не хватает идей, которые бы понравились обществу, но которые бы не превозносили «власть имущих», а делали акцент на достижениях самого народа.
Патриотизм может и должен совершенствоваться и «окультуриваться», это сложный процесс, который в идеале должен способствовать совершенству и общества, и конкретной личности. Если это выглядит как утопия — ничего страшного, часто путь важнее результата.
