В латвийской столице вновь побывал выдающийся режиссер Адольф Шапиро. С момента закрытия возглавляемого им ТЮЗа прошло 24 года, за это время он приезжал в Ригу несколько раз. А сейчас впервые предстал перед широкой публикой в Доме Москвы, в рамках открытия фестиваля студенческих театров Stanislavsky.lv. Чувствуется, что боль от закрытия любимого театра у него не то, чтобы прошла, но затихла — в отличие от многих у присутствовавших в этот вечер зрителей.
Вечер вела красавица Ольга Шепицкая, некогда актриса рижского театра Шапиро. С некоторым пафосом, но вполне справедливым, она устроила выход режиссера на сцену: не из-за кулис, а через зрительный зал. Публика аплодировала стоя, кричали «Браво!» Отлично выглядящий Адольф Яковлевич сел в кресло на сцене, началась творческая встреча.
«За эти годы я приезжал в Ригу несколько раз на пару дней, — сказал он. — Но поначалу это были печальные поводы: похороны коллег, близких… Несколько лет назад я приехал, чтобы получить орден Трех звезд. В этом году был на гастролях МХТ с «Вишневым садом» Чехова, на спектакль пришел Михаил Барышников. Затем я посетил спектакль Алвиса Херманиса «Бродский/Барышников» с участием Михаила, незабываемое впечатление!»
«Не могу сказать, что с Барышниковым я дружу. Но вот этот спектакль Херманиса с его участием — одно из самых больших впечатлений за последнее время. Вы говорите, ажиотаж из-за Барышникова? А он всегда был: еще с тех пор, как он появился на сцене Мариинского театра, потом в США. Я видел в Нью-Йорке как-то его «Метаморфозы» по «Превращению» Кафки. Он уже не танцевал, а просто двигался… Играл паука. Он великий артист. И хочу сказать, что великий артист — это когда сам факт присутствия его на сцене уже является искусством. Если он только сядет на сцене и посмотрит в зал — уже искусство. У него абсолютная грация движений. А «Бродский/Барышников» — это даже не спектакль, а художественный акт! И что меня поражает, Барышников не читал стихи Бродского, посвященные ему. Я не знаю других артистов, которые бы отказались читать стихи о себе. А он не читал. Ко всему прочему, Барышников просто крупная Личность».
Заметим, что спектакль тот проходил в Новом Рижском театре, в котором некогда был рижский ТЮЗ, что потребовало от режиссера особых душевных сил. Впрочем, о той драме сейчас говорили не так уж много. Фамилия Раймонда Паулса, в 1992-м министра культуры Латвии, закрывшего ТЮЗ, даже не звучала. Хотя во время пресс-конференции МХТ в этом году Адольф Яковлевич при фамилии «Паулс» реагировал просто: «А кто это?»
А уж что было в 1995-м, когда режиссер приезжал в Ригу, чтобы продать свою роскошную квартиру на центральной улице Кришьяна Валдемара! Тогда ныне корреспондент «Новой газеты-Балтия» беседовал с режиссером в той квартире, во время разговора приходили артисты театра (в частности, Татьяна Дзюба), некоторые плакали.
«Понимаете, в чем дело, — сдерживая эмоции говорил Адольф Яковлевич. — Театр закрылся 26 июля 1992 года. А один на один с Паулсом я встречался где-то в начале января. И за те полгода, что закрывался театр, он не нашел возможности встретиться со мной и переговорить. Говорят, безвыходных положений не бывает? Я с вами согласен. Но выход есть тогда, когда обе стороны стремятся к согласию. А когда одна сторона хочет уничтожить другую? Когда ты приходишь, тебя хватают за горло и ставят перед фактом, что театр закрыт. Тут я убедился, что контакта быть не может. Я очень много мог бы сказать Паулсу. Но не думаю, что он бы попытался меня понять. А после января я просто уже не мог к нему идти, потому что в многочисленных интервью Паулс меня просто оскорблял.
Я не использую такие категории, как плохой-хороший человек. Человек в разное время бывает разным. В одно время он плохой, в другое — хороший, в третье —так себе. Паулс мне представляется просто человеком, который весьма непосредственно провел решение о закрытии театра в жизнь. Меня интересует роль, которую он сыграл в этом спектакле. Я говорю это, как человек оценивающий события уже немного со стороны и желающий уйти от эмоциональных оценок. Вот я бы сейчас вам сказал: «Ах, Паулс такой-сякой, то-то, то-то». Зачем мне это нужно? А он скажет: «Ах, Шапиро такой-сякой, то-то, то-то». Речь не об этом. Речь идет о том, что на определенном этапе жизни при каких-то обстоятельствах человек исполняет какую-то роль. И мы говорим о том, какую роль сыграл Паулс в этом спектакле. Скажем прямо —чудовищную роль.
Я жалею, что был слишком сдержан. Я уже потом понял, что это была целенаправленная кампания, а до этого я все время дипломатничал. Ради того, чтобы удержать флаг, я сдерживал свои эмоции. Вот теперь только задним числом это понимаю. Театр убивали. Мне не предложили работы, пути, по которому можно было бы идти. Мне Паулс предложил участвовать в конкурсе. Я не мог это принять. Это как оскорбление... Хотя с формальной точки зрения это вроде бы и нормально. Каждый человек, завкафедрой время от времени должен проверяться. Это нормально. Но если учесть, что этот театр ТВОЙ. Я театр не покидал. Меня изгнали. Я не чувствую обиды. Если бы театр не уничтожали, я бы не уехал. На протяжении 30 лет я работал в Риге, хотя меня постоянно приглашали многие престижные театры и из-за рубежа тоже. А обида... Она конечно есть. Но эта обида не на Латвию, не на город. На людей, из-за которых я не мог нормально работать.
Ну если говорить самым серьезным образом, то ни для актеров, ни для Латвии, ни для меня положительного ничего не было. Судьба актеров сложилась трудно, Латвия потеряла театр, которым она могла гордиться. А я... Я что-то обрел: ставлю по всему миру, в Москве, Петербурге, Америке. Но это что? Понимаете, театр — это явление. Разве могут быть плюсы, когда явление исчезает? Хотя при этом я может выиграл материально. А душа болит. Тот театр уже погиб. Чтобы создать новый, нужны годы. Но так в жизни не бывает. Потому что театр — это большой город со своими взаимоотношениями, состоящий из каких-то тканей. А их порвали. Нет, невозможно».
Наверное, потому все эти годы Адольф Яковлевич — свободный художник. «Четыре года назад мне предлагали возглавить московский театр Маяковского, — сказал Шапиро. — Настойчиво предлагали. Я отказался, потому что у меня нет запаса времени, а свой театр — это марафонский забег. И не забудьте, что все-таки руководить театром — это еще административная работа, на которую у меня нет времени. По этой же причине я не преподаю, это же надо брать курс на четыре года, а приходить два раза в месяц к студентам — это не по мне, с ними надо жить. Я нашел свою свободу. Ставлю в разных театрах, провожу мастер-классы в США».
«Что мне интересно из современных авторов? Да ничего! Но этом смысле в России сейчас хорошее время для театра — много театров, много новых драматургов. Молодые режиссеры должны ставить молодых, они лучше их понимают. А у меня такой возраст, что меня интересуют уже вечные ценности. Самое современное для меня — это оказался Рэй Брэдбери и его «451 градус по Фаренгейту», который поставил в театре Александра Калягина Et Cetera. Хотя, вот когда я был председателем жюри «Золотой маски», мне очень понравились «Братья Карамазовы» Константина Богомолова — замечательный спектакль!»
В прошлом году Адольф Яковлевич ставил в Русском театре Эстонии в Таллине. В Эстонии, кстати, даже вышла книга мемуаров Шапиро по-эстонски. «Сейчас готовится второе издание на русском», — заметил автор. А сейчас он приехал сразу с громкой премьеры в Большом театре — поставил «Манон Леско» Пуччнини с Анной Нетребко и ее супругом Юсифом Эйвазовым в главных ролях.
«Это не первая моя опера. — говорит режиссер. — Уже ставил в театре имени Станиславского и Немировича-Данеченко «Лючию ди Ламмермур». А теперь спектакль с Нетребко. Она великая актриса, а уж то, что она выдающаяся певица, и говорить нечего. Юсиф очень волновался, просил поставить деревянную загородку, «чтобы голос звучал». Некоторые артисты отказываются по режиссуре в спектакле даже присесть или нагнуться, иначе дыхательные пути им перекрывает. А Анна может петь лежа, спиной к дирижеру, она все может! Она нашла свое место на Западе — кубанская казачка, после репетиции говорящая запросто: «Пойдем жрать!» И эта искренность и легкость подкупают».
Во время встречи с режиссером показывали документальные кадры о рижском периоде Шапиро, о его ТЮЗе. Временами сердце сжималось — все-таки какой был театр! А какие спектакли! «Завтра была война» Васильева, «Изобретение вальса» Набокова. В 1990-м Шапиро ставил «Демократию» Бродского – между прочим, право первой постановки. Хорошо, что эти спектакли были записаны на телевизионную пленку Центральным телевидением — наверняка сохранились. А какие имена работали в театре! Заведующий литературной частью Роман Тименчик —ныне один из крупнейших филологов мира, профессор Иерусалимского университета, выдающийся сценограф Андрис Фрейбергс!
«Но это прошло, время прошло, — говорит Шапиро. — Когда происходит землетрясение и все рушится, после этого строят новый дом. Вот был тайфун, революция, смело театр. Надо все начинать заново, чтобы не обозлиться, не скурвиться!».
«Какие три желания вы бы загадали у золотой рыбки?», — спросили режиссера под занавес встречи. Адольф Яковлевич долго молчал. В зале наверняка проносились мысли зрителей: «Восстановить ТЮЗ? Здоровье?» Шапиро ответил: «У меня бы было только одна просьбы: чтобы была такая ситуация, когда мне никогда ни у кого ничего не надо просить…» А потом добавил: «Было бы еще интересно, кем станет мой сын?» Сын Арсений сидел в зале…
