Главный литовский курс трудовой и социальной политики, политики спорта, образования, и науки — это поиск героического рассказа или продюсирование нарратива успеха. Структуры власти действуют как кинопродюсеры, которые ищут потенциально успешную историю или инвестируют в звезды.
Бывший премьер-министр Андрюс Кубилюс как-то заявил, что эмиграция, в основном, — желание молодежи достичь успеха и набраться прогрессивного опыта, который она обязательно применит в Литве, когда вернется. Молодежь неохотно возвращается, а нынешний премьер успех видит во введенном евро и удачном освоении европейских дотаций. Именно успех отдельных людей или профессиональных групп определяет виртуальное общественное большинство (отнюдь не численное), да и вся их трудовая и жизненная практика является главным узлом, привилегированным знаком, образующим примером. Всему остальному присваивается противоположное значение отстающего меньшинства, не успевающего за нарративом успеха.
Фетишизм этого нарратива, словно «русский дятел», глушит проблемы эмиграции, плохого социального климата, неэффективного образования, огромного разрыва в зарплатах между управленцами и специалистами, слабого производства, бедности.
Каждый день в литовской интернет-прессе пишут о потребности в IT-специалистах и их зарплатах, которые якобы достигают европейского уровня. Время от времени вспоминают разработчиков мобильных приложений, которые добились международного успеха и стали предметом национальной гордости. Дежурными образцовыми отраслями литовской науки служат полупроводники и лазеры. За ними следуют биоинженерия и биохимия (среди них несколько успешных предприятий, принадлежащих мировым компаниям). В общественном сознании они формируют монополии оправдавших себя, ценных и успешных наук. Если из небытия неожиданно прорываются единичные истории, они так же охотно присваиваются дискурсом национального успеха. Ученый разработал неинтервенционный прибор по измерению давления головного мозга и привлек огромные инвестиции НАСА. Процесс разработки стартовал в начале 90-ых, а в дискурс успеха его включили пару лет назад.
Амплитуда топовых зарплат в Литве разнится с 1600 евро до 2800, причем свыше двух тысяч получают судьи, юристы, законодатели, ведущие финансисты и авиаторы. Даже по-настоящему коллективные фигуры успеха, IT-ишники, не числятся в топах зарплат — кроме руководителей проектов и выше. Первые места рейтинга занимают руководители, которые зарабатывают в 3—7 раз больше, чем их подчиненные.
Успех всех статусных специалистов скорее отождествляется с их хорошо оплачиваемыми менеджерами, и мы еще четче осознаем, каким множественным и многочисленным является меньшинство.
Фабула ожидаемых побед литовских баскетболистов, как и трогательная олимпийская история пловчихи Руты Мейлутите на Олимпиаде-2012, заполнили весь спортивный дискурс. В нем отчасти раскрывается парадокс большинства. Все остальные виды спорта — дискурсивное меньшинство — в совокупности многочисленнее баскетбола (футбольные ЧЕ и ЧМ не уступают и даже превосходят по трансляциям баскетбольные ЧЕ,ЧМ,ОИ). Фигура Руты Мейлутите отображает литовца, побеждающего любые невзгоды, высылки, эмиграцию, разруху спортивной инфраструктуры. Руту с братьями вырастил отец. Мама погибла, когда девочке было 4 года. В бассейн Мейлутите начала ходить с 7 лет, в тот момент плаванье в Литве находилось на обочине. Отец Руты с раннего ее детства отправился в эмиграцию, и в Англию будущая чемпионка приехала для воссоединяя с семьей, где отец нашел ей хороший клуб.
Остальные виды спорта либо испытывают на себе полное игнорирование, как велоспорт или легкая атлетика, либо уничижаются, как футбол, лыжи или биатлон, либо постепенно исчезают в забвении как гандбол или регби. Вспомним литовский женский велоспорт, который в начале нулевых был в пятерке сильнейших в мире. Ушло поколение чемпионок, а за ним и поддержка. Карьеру закончил двукратный олимпийский чемпион Виргилиюс Алякна, и с тех пор престиж легкой атлетики сравнялся с престижем лыжного спорта, который никогда не отличался результатами.
Мейлутите не завоевала новую олимпийскую медаль то ли из-за травмы, то ли из-за приостановки прогресса. Останется ли бассейн фоном правительственных селфи, если его центральная фигура не воскреснет?
История чемпионки мира по велотреку Симоны Крупецкайте – хорошая иллюстрация на память. После череды ее неудач и рождения ребенка про велотрек редко вспоминают. Отсутствие результатов приписывается федерациям, спортивной политике, нехватке денег. Но ведь успех любого вида спорта зависит и от общественного интереса. Значения многочисленности и малочисленности в дискурсе национального успеха создаются не статистикой, а количеством публикаций и артикуляциями в прессе.
В литовском игровом кино нет системных историй международной славы. Нехватку фестивальных побед заменяет местный коммерческий успех местных же блокбастеров. Документалисты, успешно вскрывшие локальную или региональную болячку ради катарсиса, формируют однобокую политику авторского кино, когда автор представляется социальным агентом. А котировки актуальных тем резко скачут вверх и опускаются, как на финансовых биржах.
Ко всему прочему добавляются отдельные истории честных и трудолюбивых ремесленников. Кто-то в Швеции оклеивал машины пленкой в свободное от работы на заводе время, там же и создал успешный бизнес. У кого-то получается строить деревянные дома: много трудился, открыл небольшую компанию, нанял людей и работает не только в Литве, но и в Норвегии, зарабатывает в 5 раз больше. В конце концов, сидел другой парень без дела дома в Литве, стрельнула ему в голову мысль изготавливать деревянные магнитики с забавными надписями и образами, легально и нелегально скаченными из сети, и человек создал историю успеха. Цитируют. Сфотографировался с Грибаускайте на ежегодной книжной ярмарке.
Похоже, всем капиталистическим миром движет стимул истории успеха, но пространство и количество фигур победителей в Литве весьма ограничены, а экономика, как и спорт, не может развиваться без широкого и разнообразного круга участников.
Фигура Успеха релятивная. Трудолюбивый литовец, создавший мелкий строительный бизнес в Скандинавии, на литовских интернет-страницах — герой, которого вознаградили по заслугам. В Дании он ничем не превосходит местного электрика или сантехника, владеющего небольшой фирмой, каких полно в каждом населенном пункте в густо урбанизированной стране. Инженеры, создающие прогрессивные приборы для диабетиков и другую продукцию разного профиля, проживают в Скандинавии так же широко, как и обычные сантехники и электрики. Инженеров там много. Тут-то и заключается главная разница между развитием Скандинавских стран и Литвой.
В Литве только редкие иконы, занимающие чемпионские позиции в своих отраслях, заполняют нарратив успеха.
Между тем, социально-политические проблемы испытывают не виртуальное дискурсивное большинство, а реальное большинство, безграничная череда любых меньшинств, в том числе и безработных.
Капиталистическому успеху всегда противостоит критическая рефлексия протестов и забастовок, сформированная из тех масс людей, которых нарратив успеха не убеждает. В Литве к массовым волнениям отношение двуликое, и в этом общественное мнение подчиняется позиции властей. Существует наружная европейская конъюнктура свободы слова и народных собраний. В случае протестов она резко уступает место презрению, неприязни, маргинализации протестующих. К тому же институт правозащитников в Литве очень слаб. После крупного антиправительского митинга в 2009 году его участников записали в «гарюнайщики» (торговцы крупнейшего в черте Вильнюса рынка «Гарюнай» с 90-ых), упростив, таки образом, социальную проблему. Протестующих литовских учителей на самом высоком правительственном уровне записали в агенты Кремля. Маргинализировать пытались и протест против Трудового кодекса, навешивая различные ярлыки: «вас Россия финансирует», «вы никогда не работали».
За местных панкующих левых и антиглобалистов заступились отдельные фигуры, некоторые политологи, журналисты и политики.
Многие выступили за само право протеста, мотивируя это тем, что трудовые демонстрации — широкая и многочисленная практика в Европе.
На первый взгляд кажется, что не совсем корректно от Литвы ожидать того же уровня государственных достижений, что и от Скандинавских стран, Германии или Великобритании. Но независимости в Литве уже 26 лет — довольно долгий период для внедрения нового политического курса и получения плодов. В Литве создана достаточная инфраструктура для обеспечения жизни малочисленного народа, хватает земли, воды, еды и жилья, здравоохранительных и образовательных институтов. Электросетей, дорог, центрального отопления и альтернативных биоресурсов. Страна, в основном, однонациональная. Славянские нацменьшинства живут рядом испокон веков и не сильно разнятся культурой, к тому же их вместе взятых — всего примерно 16 процентов (по данным департамента статистики Литвы). Иначе говоря, по внешнем социальным обстоятельствам Литва вполне похожа на любую из Скандинавских стран — кроме Норвегии (у которой много нефти и газа): небольшое национальное государство без особых ископаемых. Упорядочив вопросы социальной безопасности и жилья не-ландлордов, соотношение вынужденных расходов и средних доходов, сбор налогов, образование, производство, занятость и эффективность труда, науку, вполне можно добиться высокого прожиточного уровня для численного большинства граждан.
Но в наружных и глубинных обстоятельствах Литва и Скандинавские страны совпадают только в нескольких точках и точно не в плюралистическом успехе в разных слоях населения.
И проблема заключается не столь в разнице финансовых мощностей, сколько в эффективности различных структур управления и разноплановом общественном дискурсе.
