В середине марта министр обороны Литвы Йозас Олекас подписал новую военную стратегию, согласно которой страна будет в ближайшее время формировать свою оборонительную политику. Новая стратегия была сформирована спустя всего четыре года после принятия предыдущего аналогичного документа. О том, чем стратегия 2016 года отличается от стратегии 2012 года и чем обусловлены подобные изменения, обозреватель «Новой газеты — Балтия» беседовал с доктором социальных наук, доцентом Института международных отношений и политических наук Вильнюсского университета Довилей Якнюнайте.
Как можно было бы определить цель национальной военной стратегии?
В первую очередь — это своеобразная декларация или обозначение миссии, целей. Это способ самим себе — в данном случае Министерству охраны края Литвы — обозначить поле деятельности. При этом стратегию можно рассматривать и как документ, который позволяет ориентироваться в ситуации специалистам, занимающимся вопросами обороны, а также широкой общественности — тем, кого интересуют упомянутые вопросы.
Традиция подготовки и публикации подобных стратегий пришла в Литву в первую очередь из США. Там формирование стратегии является одной из традиционных черт солидного госучреждения. Мы эту традицию тоже переняли.
До этого момента в Литве действовала стратегия, принятая в 2012 году. Почему сейчас потребовалось писать новый документ?
Причины очевидны — это украинские события 2014 года и роль в них России. Проще говоря — действия Москвы в Крыму и позднее — на востоке Украины. Эти события расставили многие точки над «i». Стало понятно, что можно и даже нужно открыто говорить об определенных опасностях. Нетрудно заметить, что за последние несколько лет риторика сильно изменилась. Стратегия 2012 года была намного мягче.
Нелишне отметить, что стратегия 2012 года, в свою очередь, сменила стратегию 2004 года. Иными словами, между теми двумя стратегиями прошло восемь лет, и в тот период просто не было необходимости менять или уточнять стратегию. Тогда — в 2012 году — новая военная стратегия была написана после принятия общей стратегии безопасности. Фактически, это был политический шаг. Сейчас же, насколько я понимаю, принято решение пересматривать военную стратегию каждые четыре года. Получается, новую версию стратегии теперь можно ожидать в 2020 году.
Вы упомянули, что стратегия 2012 года была «намного мягче». В чем это выражалось?
Разница между стратегией 2012 года и нынешней бросается в глаза довольно сильно. В предыдущей стратегии речь шла о некой абстрактной угрозе «с Востока», которая является «потенциальной». Ее было необходимо иметь в виду, но она, по сути, не являлась актуальной в тот момент. В стратегии 2016 года в качестве угрозы указывается не какая-то неопределенная сила на Востоке, а конкретно — Россия, чьи действия обозначены как агрессивные. Также артикулируется идея, что речь идет не о какой-то отдаленной абстрактной опасности, а о угрозе близкой и вполне реальной. Это основное отличие новой стратегии от предыдущей. Можно сказать, что это отличие связано с оценкой ситуации.
Не смотря на то, что в стратегии 2012 года упоминалось партнерство со странами НАТО и принципы коллективной безопасности, в ней нигде отдельно не говорилось о США. В стратегии 2016 года особо отмечается, что основным военным партнером Литвы и гарантом безопасности региона являются США. Эта мысль не нова в литовской политике, но в подобном документе она зафиксирована впервые.
Как вы оцениваете упомянутое выделение роли США в вопросе национальной безопасности Литвы?
Такая ориентация на США, как на главного союзника, по-своему естественна. Проблему я бы видела в том, что у США есть много интересов, и основные из них сосредоточены не в балтийском регионе. Внимание Вашингтона сейчас сосредоточено на Ближнем Востоке, Китае и иных краях. Поэтому главный вызов для Литвы в данном случае состоит в том, каким образом выстраивать отношения в области безопасности не только с США, но и с Европейским союзом? На мой взгляд, этой теме не уделяется достаточного внимания. В стратегии почти не видно проевропейского вектора. Я считаю, что это одна из самых больших проблем, поскольку она в целом связана с нашей позицией по взаимодействию с другими странами ЕС.
Можно ли считать четкое обозначение российской угрозы в стратегии революционным шагом?
Если следить за официальной риторикой, то в таком шаге нет ничего нового. В общественной сфере российская угроза обозначена довольно четко. В этом смысле в стратегии не сказано ничего нового. Она лишь официально фиксирует существующую опасность. Не думаю, что это как-то могло удивить Россию, поскольку позиция Литвы хорошо известна. Здесь в больше мере отражается принятое нами решение — говорить об угрозах открыто и предельно ясно.
С другой стороны, данную стратегию можно критиковать за то, за что я бы критиковала всю литовскую международную политику — за концентрацию на одной угрозе. Вполне понятно, что российская угроза существует, тут даже нет необходимости приводить дополнительные аргументы. Но ситуация в мире намного сложнее. Многие люди сегодня говорят не только об угрозе «с Востока», но и о невоенной угрозе «с Юга». Я имею в виду миграционные потоки и, шире, нестабильность государств Ближнего Востока и Северной Африки. Об этой угрозе мы думаем еще довольно мало.
Как вы оцениваете общую значимость и эффективность обсуждаемой стратегии?
Слабость стратегии состоит в том, что она отражает реакцию на то, что происходит, но ей не хватает проактивных элементов. Предпочтительно, чтобы в стратегии присутствовало и видение возможного развития событий, прогноз того, каким будет мир через пять-десять лет, и что мы можем сделать, готовясь к предполагаемым изменениям. Например, не рассматривается вариант изменений в самой России, политической нестабильности и т. д.
При прочтении стратегии складывается ощущение, что основная задача литовской армии в случае опасности — продержаться до прихода союзников. Не является ли это отражением неуверенности в собственных силах?
Мне трудно было бы говорить об этом с точки зрения военной стратегии. Вполне возможно, что такая позиция основана на реальных расчетах соотношения сил в предполагаемой конфронтации. Я бы лишь повторила, что слабой стороной стратегии является концентрация на подобном радикально военном сценарии. На мой взгляд, следовало бы уделить внимание и иным вариантам развития событий и обдумать, что бы мы могли предпринять в случае возникновения иных форм угрозы.
Концентрация на одной — военной — угрозе ведет к чрезмерной милитаризации. Говоря о том же гражданском сопротивлении, которое предусмотрено в случае возникновения угрозы, мы видим, что все упирается в вопрос, как научить людей воевать, или же в актуализацию какого-то замкнутого, сконцентрированного, национально ориентированного нарратива. При этом я думаю, что намного больше внимания следует уделять не воспитанию национализма или даже патриотизма, а усилению гражданского самосознания.
Не секрет, что Литва, вопреки рекомендации НАТО, все еще выделяет на оборону менее 2% ВВП. Не создается ли впечатление, что мы сами все еще недостаточно делаем для своей безопасности?
Обязательство выделять на оборону 2% ВВП является головной болью не только для Литвы. Сейчас мы постепенно увеличиваем инвестиции в оборону, но в то же время не надо забывать, что сейчас преддверие выборов. Можно предположить, что, по крайней мере, в ближайшее время социальные вопросы, с которыми также связано немало проблем, могут перевесить вопросы обороны. Так что это во многом вопрос приоритетов.
Говоря о 2% ВВП на оборону, в пример всегда приводят Эстонию, которая верна данному обязательству. Почему Эстония может, а Литва, условно говоря, — нет?
В случае Эстонии, это ясное политическое решение. При этом, можно говорить и о более успешной финансовой политике и, соответственно, более широких финансовых возможностях. Думаю, что сказывается и непосредственная близость России, довольно обширная общая граница, проблемы с интеграцией русскоязычного населения и т. д. Поэтому могу предположить, что Эстония все-таки в большей мере ощущает российскую угрозу, что способствует соответствующему консенсусу политических элит.
Как вы лично могли бы оценить сегодняшнее положение Литвы с точки зрения безопасности?
Сегодня, особенно после террористических актов в Брюсселе, ясно, что абсолютная безопасность в принципе невозможна, поэтому к этому вопросу надо подходить комплексно. Важно признать, что у нас под боком находится неспокойный и опасный сосед, но если концентрироваться только на этой угрозе — можно проворонить другие. Думаю, что для обеспечения безопасности Литвы необходим широкий взгляд на эту проблему.
