В Беларуси Сергей почти всю жизнь работал предпринимателем. За попытку отнести обращение с протестом против применения насилия против мирных граждан в местный сельсовет он и его друзья были задержаны, избиты, подвергались избиениям и пыткам. Сейчас Сергей живет в Литве. Мы поговорили с ним о том, что ему пришлось пережить.
Текст подготовлен при поддержке Пулитцеровского центра освещения кризисов.
Сергей, чтобы вы сказали тем русским, полякам и литовцам, которые считают что Лукашенко отличный президент, заботится о Беларуси и ее людях, а жизнь на вашей Родине гораздо лучше жизни в Литве?
Тем литовцам, которые считают, что мы там поднялись не за что и пытаемся развалить свою страну, я предлагаю поменяться местами: давайте я поживу на вашем месте в Литве, а вы поживете на моем в Беларуси. Думаю, что не позднее чем через год, вы будете убегать из Беларуси без штанов, только чтобы быстрее добежать сюда, чтобы не оставаться там. Это я вам гарантирую на все сто процентов.
Когда вы начали понимать, что с Лукашенко и его методами что-то не то?
Выезжаешь в Литву, Польшу — видишь, как люди могут жить, в нормальной стране, и ты просто понимаешь, что мы, беларусы, шагнули в свое время куда-то не туда, и поэтому тот выбор, ту ошибку надо исправлять. Идешь на митинг и думаешь — мы победим, все будет хорошо, хотя бы мои дети будут жить хорошо в этой стране.
Вы с самого начала принимали участие в протестах?
До 12 августа, пока меня самого не схватили, не избили и я из-за этого не попал в больницу, я был, скажем. таким диванным «протестуном». Мог возмущаться в интернете, с кем-то поговорить на улице об этом, но так, чтобы конкретно ходить на митинги и выступать… В тот же день (когда задержали) мы же не на митинг пошли. Мы пошли просто подавать бумагу против того, что начало твориться, что начали убивать людей, мы просто сделали такое обращение к нашим властям, к местным властям, и пошли — я, мой брат и два моих друга, чтобы занести это сообщение в сельсовет.
Вас задержала милиция?
Нас задержал ОМОН. Когда мы собрались в одном месте и двинулись туда (в сельсовет), чтобы занести это обращение, подъехал бусик, выскочили человек шесть-семь омоновцев в масках, при всей амуниции. Мы сразу легли на землю без их помощи, потому что я уже был наслышан о том, что они делают, они начали избивать уже там. возле машины, потом в машине по пути в РУВД (районное управление внутренних дел). Короче говоря, после встречи с ними я стал ярым «протестуном», до этого я иначе воспринимал… Ну, говорят люди, что кого-то бьют, пока сам не попал, я не верил… Скажем так, считал, что информация преувеличенная. Может быть, и верил, что кто-то где-то там получил немного, но пока ты сам не попадешь в эту ситуацию, пока ты не почувствуешь на себе, что такое преступная власть… Когда ты лежишь, здоровый добропорядочный мужик и законопослушный гражданин, и тебя прямо в милиции на территории РУВД, который должен защищать людей, ложат лицом в землю, месят этими дубинками, по тебе, например, прыгают ногами — и ты лежишь… Голова даже в тот момент не может принять, что это происходит именно со мной, что так вообще может быть.
Фото Анастасии Журавлевой
Что с вами и вашими друзьями происходило дальше?
Мы вчетвером лежали между двух этих сидений, нас туда впихнули, впрессовали туда — и на нас все ехали. Только один омоновец ехал за рулем, а все остальные человек шесть сидели на нас, просто залезли на нас. Первого погрузили Сашу Гримайтя, потом Виталика, потом Витю и меня. Когда погрузили самого последнего, то у меня ноги торчали наружу, не вмещался, наверное. И он (омоновец) стал быть дверями по моим ногам и орать — убирай. Я ему мычу, потому что говорить уже ничего не могу, прямо на моей голове сидит человек, у меня уже нигде нет места, он каким-то невероятным образом выкрутил ноги, завязал чуть ли не на узел, двери закрылись, и мы поехали.
Вас продолжили избивать в автомобиле?
И в машине было… Ладно я, они на мне вдвоем сидели и им, может было, неудобно меня бить, но и то… один взял и вот так начал мне волосы на голове костяшками пальцев тереть, лохматит… а второй говорит — подпаливай, подпаливай. Я этого не вижу, но ведь чувствую, слышу, что щелкает, думаю: блин, это ведь зажигалка, вот-вот мне волосы подпалят. Я каким-то невероятным усилием освободил руку, потому что руки у меня сзади, высовываю руку, чтобы закрыть голову, а он берет меня за палец и выкручивает его со всей силы, надорвал мне тогда ноготь и говорит: «Животное, что ты закрываешься». Ну как я не буду закрываться, он же мне волосы хочет подпалить!
Фото Анастасии Журавлевой
А, например Саша Гримайть — его били так, что знаете, уже такие звуки хлюпающие были: возьми мясо сырого кусок и бей кулаком, там уже такое вот… Он уже просится, говорит: «Ну не бейте меня уже больше, у меня уже все там болит», а они его лупят с еще большей жестокостью. Омоновцы его били больше всех, потому что потом в РУВД его на опрос тянули под руки два милиционера. Саша уже еле передвигал ноги… Ноги тянулись. Саша говорил: «Не бейте меня парни, меня уже тошнит».
Вас продолжили избивать?
При подъезде в РУВД там же дежурили люди, наши волонтеры… Когда мы остановились во внутреннем дворике РУВД, омоновцы сказали нам, что если мы пикнем один раз и нас услышат люди, которые там стоят, нас вывезут в лес и больше нас никто не найдет. Омоновец меня вытащил за ноги, я сразу упал, он сказал — руки за голову, а потом передумал и говорит — руки за спину. Чуть позже омоновец просто оттащил меня за ноги и положил там, где ему надо, наверно человека два, ну я так понял по ударам, в это время месили меня и других ребят дубинами.
Вам было страшно?
Больно, страшно, обидно — и ты такой просишься, говоришь: «Все, все я лежу, я не сопротивляюсь» — и потом с их стороны, куча мата, оскорбление, избиения. Так нас всех положили на асфальт, нам сказали лежать и смотреть просто в землю. Ну сколько ты так пролежишь с руками за спиной… Во-первых, руки дрожат от напряжения, когда так лежишь, пробирает дрожь, потому что это неестественная поза для человека. Смотреть все время вниз ты не можешь, очки у меня были в руке, потом, когда падал, успел их нацепить, но это было лишнее. Я лежал, шея затекла, и я положил голову набок, чтобы было легче. Омоновец подошел и сказал: «Поверни голову, я сказал».
Фото Анастасии Журавлевой
Я повернул голову назад, повернулся носом в землю, потом мне показалось, что они отошли покурить или что… Мне же снизу не видно, шея у меня снова затекла, и я снова в другую сторону голову чуть-чуть повернул, а омоновец, видимо, стоял ждал или что, подошел, наступил мне ногой на лицо, сказал — «я сказал тебе повернуть голову», при этом раздавил очки. Когда они хрустнули, может, он подумал, что у меня череп хрустнул — и потом стоит такой и говорит: «Извини за очки».
Что сделал начальник милиции?
Мы лежали некоторое время, потом вышли из РУВД какие-то люди, задавали вопросы, кричали, спрашивали, зачем мы организовали митинг, но как как только начинаешь говорить, что митинг мы не организовывали, а несли обращение в органы власти, сыпется град ударов. Тебе ничего не дают сказать, на каждое слово получаешь град ударов. Потом вышел начальник РУВД, сказал: «Сейчас я буду задавать вопросы», если кто-то из вас заставит меня повторить вопрос дважды, почувствуете на себе чем это грозит. И первый же вопрос Виталику… Мы все лежим лицом вниз, ты же не знаешь к кому он обращается, потому что он стоит сзади, и Виталик говорит: «Вы мне?», а его сразу начали бить. Начальник милиции потом уже сообразил, что надо хотя бы как-то фамилию называть, к кому ты сейчас обращаешься — так как люди лежат на земле, к тебе спиной.
Потом я попал в больницу, из больницы сбежал, потому что мне передали, что как только мне станет получше, они меня заберут назад в камеру в милиции. Они даже меня не хотели отдавать из камеры, у меня лицо в крови, рассечена бровь, голова кружилась, было сотрясение мозга. Я думал, что сломаны ребра были, мне месяц после этого трудно было дышать. Оказалось, что когда они по мне прыгали, растянули межреберные связки.
Как вы оцениваете то, что произошло с вами?
Это самое большое унижение за всю мою жизнь, потому что до этого вот момента какие-то там передряги, проблемы, споры с кем-то — это все ничто по сравнению с тем, что тебя растоптали как человека, как личность. Ты чувствуешь себя не лучше, чем какая-то скотина в том же колхозе, которую понукают электрошокером, куда идти, где пастись и что делать. Реально ассоциируешь себя с кем-то, кому далеко до человека. Жизнь в XXI веке в центре Европы, где человек каждый день на всякий случай носит с собой в сумке тюремный пакетик. Привет, Северная Корея!
Когда и почему вы приняли решение бежать из Беларуси?
После побега из больницы я стал ходить на все митинги подряд, когда на одном и митингов на нас набежали омоновцы и стали дубасить всех подряд, у меня был в руках наш белорусский флаг. Когда группа людей в масках стала нас избивать я стал просто отбиваться, а это в Беларуси тянет приблизительно на лет восемь. Поэтому решение бежать в Литву я принял молниеносно и на следующий день был уже в Литве. Через четыре часа, в тот же день, как я пересек границу, в мой дом, где я прописан в деревне, ломали двери. Такое ощущение, что там пол-армии приехало меня хватать, такого большого и опасного бандита. И милиционеры, и какие-то там сотрудники органов в гражданском.
Границу с Литвой вы пересекли беспрепятственно?
На тот момент меня, видимо, еще не внесли в базу подозреваемых, под арестом я не был, поэтому да — я на автобусе спокойненько приехал в Вильнюс.
Жена ваше решение бежать в Литву поддержала?
Жена, понятное дело, поддержала мое решение уехать, потому что сказала — лучше, чтобы я был на воле, чем в тюрьме, и неизвестно как все это в тюрьме еще закончится. Поэтому однозначно хорошо отреагировала.
Фото Анастасии Журавлевой
Оказавшись в Литве, вы чувствовали себя в безопасности?
Были сообщения с так называемых однодневных аккаунтов в Фейсбуке или ВКонтакте, эсэмэски на телефон приходили, смысл такой: достанем тебя и в Литве, и поедешь домой в багажнике. Я так думаю, что это невозможно, потому что в Литве работает и правосудие, и закон, но все равно морально это давит.
Последствия ареста и избиений прошли для вас бесследно?
Я в Норвегии проходил таможню на машине, и у них есть процедура досмотра, я как раз на нее попал. Один из этапов досмотра — это когда тебя заводят в отдельную комнату, так называемую комнату ожидания, в ней только одна скамеечка, вмурованная в стену, то есть она очень похожа на так называемый стакан, в котором я сидел в РУВД, когда меня туда поместили. Я почти месяц провел в Литве, в Норвегии и Швеции, но когда меня закрыли в камеру, я испытал такой психологический удар… Я думал, что уже забыл все, что было, и психологическая травма отсутствует, но вот когда я сел и подумал, как все похоже — сижу почти как в камере РУВД, у меня началась паника, что сейчас откроются двери, ворвутся эти в масках с дубинками и начнут меня избивать. Я потом писал жалобу в таможню, что не надо так с людьми: выгоните меня на улицу, предоставьте мне любую другую комнату, где будет телевизор, кофе и все остальное, только не надо держать в такой комнате ожидания. Я вышел из этой комнаты ожидания и у меня тряслись руки, поэтому я не могу сказать, что для меня все эти избиения и пытки прошли бесследно.
Какие эмоции и чувства после бегства в Литву у вас вызывают люди в полицейской форме?
После приезда я еще неделю боялся вашей полиции, по памяти по старой. Старался обходить, чтобы не дай боже с ними не встретиться. Более того, полицейских у вас нигде не видно, полиция появляется только там, где она нужна. Не так. как у нас, когда милиция ходит по улицам и им требуется устрашение людей, чтобы все видели — мы тут, мы тут! Например, один раз уже в Паневежисе я повстречался с полицейскими на выходе и у меня щелчок — блин, свернуть куда-то, что делать, чтобы только с ними не встретиться. Сработал инстинкт самосохранения, это потом я уже успокоился, все немножко позабылось. Теперь я смотрю на все и понимаю, что и правоохранительные органы могут быть другими, не такими как нам в Беларуси рисуют. Полицейских может быть гораздо меньше, и они будут справляться со своей работой, и не будут избивать людей.
Витольд Янчис
