logo
Новая газета. Балтия
search
СюжетыОбщество

Был ли освободителем Польши мой дед?

Был ли освободителем Польши мой дед?

История Польши 1938-1945 гг. находится сейчас в фокусе всеобщего внимания. Не считаю нужным создавать свою версию тех событий, опишу лишь то, что слышал от отца, других своих родственников и их односельчан. Это история о том, что происходило с нашей большой семьей Сайковских-Лось-Бахир-Агейник. 

Мои родители были уроженцами соседних деревень, ныне это Глубокский район на Витебщине. В пятнадцати километрах находится бывшая граница Польши 1920 года, километров семьдесят  на север — и вы уже в Латвии, где сразу Даугавпилс, с незапамятных времен называемый многими Двинском; примерно столько же на северо-запад — и вы в Литве. Такая специфическая география объясняется сложной историей этих мест, что повлияло и на судьбы жителей. Не проста и местная национально-религиозная палитра. В этом районе находится красиво отреставрированный монастырский комплекс 17 века в Удело, важный региональный центр францисканцев. Поляков здесь сейчас меньше, чем до войны (в этих местах говорят «при Польшче»), но исторически много белорусов-католиков. Именно в этом регионе в течение нескольких месяцев в 1919 году существовала Литовско-Белорусская Советская Социалистическая республика (Литбел), о которой помнят только историки.  С 1920 года это стало территорией Речи Посполитой, но при известных обстоятельствах 1939 года граница Польши переместилась далеко на Запад. Пребывание в составе Великого княжества Литовского, Речи Посполитой и довоенной  Польской республики оставило сильный отпечаток на этих местах, а активизация религиозной жизни в Польше и Беларуси в конце 80х только усилило этот эффект. Язык здесь специфический, смесь польского и белорусского. После войны многие мои родственники, этнические поляки, уехали в Польшу, и у них года два были проблемы с их «как бы» польским. Жители региона поголовно бывшие граждане довоенной Польши или их потомки, и я сам к ним отношусь.

Подробнее о близких родственниках. В шестидесятые годы ребенком застал прадеда Владуся и прабабушку Марылю, родившихся в девятнадцатом веке, бабушек и дедушку, родившихся в начале 20го века, при царе. Во время коллективизации тридцатых в СССР они «прозябали», живя трудом рук своих под властью польской «буржуазии». Тут не было героических подпольных обкомов — райкомов во время войны, ведь после 17 сентября 1939 года до лета 1941 года прошло слишком мало времени, и просто не было коммунистов. Этот фактор имел важное значение, ведь не очень далеко в «советской» Орше совершал свои подвиги Константин  Заслонов и его партячейка. Но пришла война, и в августе 1941 года немецкая оккупация.  Освободили эту территорию в июле-августе 1944 года. Но не дождался этого брат бабушки Антоний Бахир — угнали на работу в Германию в 1943 году. С ним все мысленно попрощались, а он не только выжил, но и прожил долгую жизнь в Нью-Джерси, я видел его два раза в Белоруссии. Бесконечно жаль другого брата матери, Владимира. Он побывал в «польском» ополчении «Самоохова» во время немецкой оккупации, и всячески избегал мобилизаций, но все-таки оказался в армии, Войске Польском, и пропал без вести. Хорошо знавшие его говорят, что я на него очень похож, даже по характеру. Оптимистичной частью военной истории нашей семьи был призыв моего деда по матери Юзефа Лося тоже в Войско Польское, с которым он прошел до конца войны и вернулся домой. Все описанное говорит о том, какую страну мои родственники считают родиной, за какую землю воевали во всех времена. 

Перехожу к главному герою, моему деду Митрофану Сайковскому. По воспоминаниям отца и семьи, он был очень спокойным, добродушным человеком. Избежал не только мобилизацию 1941 года, но даже основную мобилизацию сентября 1944 года. У него были небольшие проблемы со здоровьем. Но в ноябре 1944 года было принято решение о дополнительной мобилизации для зимнего наступления в Польше. В таких случаях и попадают в армию люди со слабым здоровьем. Он был призван 14 ноября 1944 года. Поймал 12-летнего сына Володю, моего отца, с 8-летней сестрой Марфой, играющих во дворе, погладил их по голове, скупо попрощался, и дети побежали дальше играть, не понимая, что отца больше не увидят. Пару недель дед провел в районном мобилизационном пункте и оказался в войсках. Его шансы выжить на войне были бы намного больше, не случись на территории Польши контратака немцев в Северной Померании, последняя их большая операция на Восточном фронте в той войне. Первый Белорусский фронт оказался под ударом. Несколько дней советские войска оборонялись, шли тяжелые бои.  И в этот короткий промежуток случилось непоправимое: по воспоминаниям воевавшего с ним односельчанина, дед решил еще один раз вернуться за ранеными, но неожиданно начался минометный обстрел. В скупых строках похоронки это место названо «высота 92-6». У места гибели деда есть своя символика. Недавний гражданин Польши перед гибелью успел ступить на территорию Германии, которую после войны отдали полякам, а значит, есть и его заслуга в этом. Когда я узнал точный текст похоронки, то стал уточнять место гибели. К специфической удаче можно отнести то, что войска временно оборонялись, стояли на месте. Зная из похоронки номер дивизии (364 с.д), я выяснил, что в тот день,19 февраля, она оборонялась под Старгардом-Шецинским. Совсем недавно узнал номер полка деда через двоюродного брата Славика, и сейчас с точностью до 5-8 км знаю место гибели деда. Я обязательно посещу те места, а реальное место гибели мне поможет найти информация из похоронки (это была окраина леса и высота). Карта тех мест показывает, что леса там мало и основные высотные отметки гораздо ниже. Место первичного захоронения известно, и наверняка польские соплеменники помогут найти постоянное место упокоения деда. 19 февраля 2020 года исполняется 75 лет с момента его гибели!

Митрофан Сайковский, фото из личного архива автора

Послевоенная история родни тоже заслуживает внимания. До 1948 года поляки могли без особых проблем перемещаться внутри «старой Польши», и по линии матери некоторые этим воспользовались. В семье отца главным пришлось стать старшему брату отца дяде Леониду («дядьке Ленке»). Он прожил долгую жизнь, был опорой и помогал всей семье, в полной мере заменив своего отца, был всеобщем «любимцем» всей округи на несколько деревень. Его не стало недавно, в возрасте 85 лет.

Представленные мною истории из жизни близких, история малой родины почти всех моих предков показывают, что не было злых оккупантов, которые сознательно несли большевизм в Польшу. «Оккупантами» современные лихие писаки в реалиях того времени называют тех, кто были гражданами самой Польши, совсем недолго жившими при советской власти, в значительной части даже этнических поляков и католиков, которым и в голову не приходило, что они делают что-то неправильно. Особенно это относится к воевавшим в Войске Польском. Многие пострадали во всех смыслах от Советской власти, ведь после войны их хозяйство стало колхозным, появились проблемы с религиозной жизнью.

Я всегда очень критически относился к версиям истории двадцатого века, когда анализ военных действий конца войны, героическое освобождение Польши, где каждый день был на счету, ведь он мог стать последним для тысяч узников «фабрик смерти», смешивается с тем, как Сталин и Советский Союз после войны воспользовались плодами Победы. Это бросает тень и на моих близких, честно воевавших тогда с мыслями о большой Родине, которой для них была Польша, но не Советский Союз. Поэтому надо быть осторожным тем, кто лихо, широкими мазками рисует ужасные картины большевистских орд в Польше в конце войны и отрицает роль СССР в победе над фашизмом. Они незаслуженно вешают ярлыки на очень достойных людей, и это может серьезно обижать очень многих в Литве, Белоруссии, Украине, Польше, прежде всего воевавших в Армии Людовой.  

«Лихое» поверхностное отношение к истории аморально по своей сути, оскорбительно для их потомков, а значит, и меня лично. Эти места пережили пять смен власти, переживут и нынешнее время «новой» истории.

shareprint
Главный редактор «Новой газеты. Балтия» — Яна Лешкович. Пользовательское соглашение. Политика конфиденциальности.