Первых «официальных» беженцев по квотам ЕС Латвия начнет принимать ближе к концу января, но центр содержания мигрантов «Муцениеки», отстроенный еще в 1997 году, не пустует. Пару месяцев назад здесь проживало больше 100 человек, сейчас осталось 70. Заветный статус получили единицы, остальных выдворили из страны. Иракцы Тарик и Ануш Булгадариян, родители семерых детей, ожидают жизненно важного решения 10 февраля.
Поселок Муцениеки находится в пригороде Риги – час езды от центра рейсовым автобусом. Жителей в поселке всего несколько сотен человек, вокруг – прозрачный хвойный лес, в будний день тишина здесь стоит оглушительная. Беженцы имеют право свободно перемещаться по всей стране, но в их здание так просто не попадешь. Только по предварительной договоренности с ведомством, а после еще охранник копирует журналистское удостоверение «для порядка». Само собой, требуется добрая воля беженца для разговора – за соблюдением их прав надзирают чрезвычайно строго. Хотя в массе своей беженцы весьма общительны. Завидев в коридоре журналиста, пообщаться (а то и просто посмотреть на нового человека) сбегается немало народу.
Основная часть здешних жителей – традиционные мусульмане, но они с удовольствием принимают участие в местных праздниках. Во всяком случае, многие украсили окна снежинками и приняли участие в рождественском обеде в Риге, который организовала для них лютеранская церковь. Администрация пояснила, что разного рода благотворительные организации оказывают всевозможную помощь людям – и словом, и делом. Привозят вещи, игрушки детям, угощения.
Латвийское государство со своей стороны разработало для беженцев целую интеграционную программу. Поэтому Тарик, с которым я договорилась было поговорить за жизнь, в назначенное время неожиданно оказался не на месте. – Уехал в Ригу в составе группы изучать местную культуру, – пояснила администрация. – Они у нас все заняты. Пять дней в неделю по три часа у них курсы латышского языка. Ну да, в Латвии их всех не оставят, но зато они будут иметь представление о нашей культуре.
Впрочем, Тарик мужчина ответственный (это я заметила еще в октябре, когда освещала футбольный матч между беженцами и депутатами – он тогда был играющим тренером), поручил своей жене принят журналиста. Я не возражала: супруги – люди общительные, говорят на нескольких языках, включая русский и немецкий. Ануш старательно отвечает на вопросы, в который раз терпеливо пересказывая свою историю, которая тянется уже почти 15 лет.
– Мы уехали из Ирака еще при Саддаме, – вспоминает женщина. – Я христианка, из-за этого у нашей семьи и возникли проблемы. Муж мусульманин, но лишь по традиции, в мечеть не ходит. И все-таки многим окружающим наш брак не нравился. Говорят, тогда в Ираке был порядок. Как сказать… Диктатура. Люди пропадали, многих живыми хоронили просто. Многие мечтали избавиться от Саддама.
Ануш рассказывает, как они с мужем в далеком 2001-м перебрались в Германию и прожили там в ожидании заветного статуса девять лет. Там выучили и немецкий, и русский. В Германии родились трое их детей, но статуса все не давали. Работать им не разрешали, перемещение – строго внутри 30-километровой зоны. Тарик маялся без дела, энергичный и общительный, он не хотел сидеть на шее государства. В 2010-м супруги решили вернуться на родину.
– И раньше нам в Ираке несладко жилось, а теперь стало еще хуже. Война, беспредел полный. Естественно, не все мусульмане плохие люди, но война развязывает руки именно таким. Около четырех лет мы прожили дома, но спать спокойно не могли – и записки с угрозами нам подбрасывали, и стреляли под дверью. У мужа 10 братьев и сестер, четверо из них уехали в Европу – нет жизни там даже нормальным мусульманам. Я с детства без родителей, не к кому нам обращаться за помощью. Решились еще раз попробовать перебраться в спокойную страну. Дом продали, по 10 тысяч долларов заплатили за каждого взрослого – огромные деньги.
Далеко не все в Латвии рады беженцам, даже среди жителей поселка немало таких, что относятся к ним враждебно. Ануш разводит руками: «Мы знаем, что многие думают, будто мы проедаем их деньги. А мы бы рады работать, но без статуса не разрешают. Вот, 10 февраля ждем ответа. Очень надеемся на положительный исход. Латвия нам очень нравится, четверо наших детей учатся в школе. В латышской – так проще интегрироваться. Курдский и немецкий языки они уже знают. У мужа уже есть предложения насчет работы, он же многое умеет. Может работать автомехаником, может парикмахером, переводчиком может – шесть языков знает».
Ануш на жизнь не жалуется, за годы, проведенные на чужбине, привыкла обходиться тем, что есть. Скучает ли по родине? Над этим вопросом она долго думает. Давно, говорит, привыкли и к европейскому климату, и к традициям, и к продуктам. В Германии подружилась с украинской женщиной и научилась у нее готовить украинские блюда. Иракские дети любят то же, что и все остальные, а больше всего – блинчики. А про родину говорит так: «Там сейчас жить нельзя. Ни воды, ни света, ни покоя, везде идет война, сплошное беззаконие. Я детям грожу, когда балуются: не будете слушать, отправлю в Ирак. Сразу успокаиваются. Боятся…»
