Гарри Бардин: времена не выбирают, и режиссеру у нас всегда трудно. Впрочем, если сравнивать с советской эпохой, сейчас много тяжелее. 20 лет назад была какая-то перспектива, сейчас она укорочена до невидимости. Иногда впадаю в депрессию, не вижу перспективы для себя, для страны, для моих внуков. Нас лишают надежды. Во что остается верить? В людей. Путин строил вертикаль, а люди строят горизонталь. Пришел снова час, когда надо браться за руки, «чтоб не пропасть поодиночке».
Фильм о свободе в несвободном обществе снял степенный мэтр с характером юного бунтаря. Теперь он точно легенда. Документально доказано. Премией Федерации еврейских общин России «Скрипач на крыше». Бардин увековечен в номинации «Человек-легенда». Помимо обширной коллекции золотокрылых «Ник» в его собрании специальная награда от Папы Иоанна Павла II, «Золотая пальмовая ветвь» Канн, призы Анесси и прочих солидных фестивалей. Но на первом показе фильма «Слушая Бетховена» мастер всерьез волновался. Обратился перед началом к аудитории, во многом состоявшей из вложивших свои личные средства в создание картины на «Планете.ру», поблагодарил за помощь.
Название «Слушая Бетховена» не случайно. Тема Alegretto из 7‑й бетховенской симфонии, торжественное шествие, в котором «красота человеческого горя», — не давала ему покоя: «Я просыпался с ней и проваливался в сон. Пока однажды не понял предельно ясно: буду делать фильм о свободе. Сама музыка сформулировала идею, форму. Позвонил Спивакову. А он научен «горьким опытом», он же записывал аранжированную для нашего фильма «Гадкий утенок» музыку Чайковского. Он с опаской спрашивает: «Музыка будет какая? Надеюсь, не аранжированная?» И вот приехал я к нему в Дом музыки, рассказываю идею фильма. Он разводит руками: «Ну, это кандец. Тюрьма… Тогда встречное условие: музыку будем писать бесплатно». Из Дома музыки я буквально летел. Вечером Спиваков перезвонил: «Прости, я погорячился, не имею права принимать решение единолично, завтра на репетиции должен узнать мнение оркестрантов, готовы ли они бесплатно работать». Оркестр проголосовал единогласно».
Черно-белая урбанистическая геометрия. По расчерченным квадратам плитки ездят механические пылесосы и гусеницами давят редкие пробивающиеся в расщелинах зеленые ростки. Затем рукава пылесосов втягивают ссохшиеся листья. И снова все стерильно-серо. Но молодая поросль напористо пробивается зелеными стеблями, образуя свежесалатовый газон… который нещадно давят, вырывают с корнями, стригут разнообразные танки-газонокосилки-кусачки-экскаваторы с щупальцами. Армия машин газон закатывает в асфальт, растирая остатки зелени, увозит в контейнерах. И тогда над серо-серым городом встает яркое и страшноватое солнце.
Но кода фильма на теме из финала 9‑й симфонии — цветная, победительная. Как завещано Бетховеном и Шиллером: «О, братья, не надо печали». Кажется, здесь пробивается и пушкинское «Темницы рухнут — и свобода вас примет радостно у входа».
Этот оптимизм, наивный и неоправданный нынешней жизнью, очень бардинский. Хотя его социальные памфлеты, отягощенные философским подтекстом, окрашены различным настроением. Аллегорический «Конфликт», сооруженный из спичек, был наполнен напряженным беспокойством за мир, который магнитом тянется к войне. Финальный реквием: панорама из скрюченных обугленных спичек — поэтическая эпитафия милитаристскому безумию, воинству обреченных. «Адажио», разыгранное белыми и черными бумажными «голубями», — притча о неисцелимости ксенофобии, ненависти к белым воронам, к «другим», завершается на тревожном символе: вокруг «Постореннего» смыкается круг нетерпимых.
Но сейчас, когда война становится будничным фактом и массы дружными рядами вступают в кабалу добровольного рабства, Бардин выбирает иные краски. Бетховен писал свою оду «К свободе» (по цензурным соображениям названную «К радости») как вызов реакции, призыв к революции. И эта праздничная революционная страстность на экране перевоплощается в призыв: от черно-белого — к многоцветному пространству. Притча о свободе столь же проста и плакатна, как и предыдущие притчи о войне, о ксенофобии. Бардин никогда не боялся плакатности: ему важно достучаться до сердец.
Понятно, что в Минкульт за финансированием столь дерзкого проекта режиссер и не обращался. Обратился к людям через окно «Планеты.ру». Люди скинулись — проект «Слушая Бетховена» собрал рекордную сумму — 6 млн 150 тысяч. И вот сейчас зрители, своими средствами вложившиеся в картину, долго аплодируют, не отпускают режиссера. После показа интересуются, нет ли у него идеи следующего фильма. Готовы «скинуться».
Общество потихонечку отшвартовывается от пристани «Государство». Лечить, учить, помогать адаптации особенных детей, поддерживать умирающих, протягивать руку помощи беженцам, содействовать созданию независимых проектов… Сегодня благотворительность и краудфандинг превращаются в союз людей, ответственных за свой выбор. Наш выбор и наша ответственность — последние тучи рассеянной свободы.
Почти четверть века назад президент студии Уолта Диснея предложил контракт креативному режиссеру из России, в руках которого оживали не только пластилин («Брэк!»), но и проволока («Выкрутасы»), веревка («Брак»), столовые приборы («Банкет»). Он не уехал. Хотя признается, что было трудно и при советской власти. Но и тогда, и теперь он ценой огромных усилий делал лишь то, что хотел делать.
Гарри БАРДИН: «Нас лишают надежды. Во что остается верить? В людей»
Пытаюсь быть свободным все 74 года, независимо от политических и идеологических установок. Всегда снимал свое кино, преодолевая внешние ограничения, запреты, но главное — стараясь сохранять ощущение внутренней свободы, не изменять себе.
Фильм «Конфликт» Госкино отказывалось принимать, ни на один фестиваль его не давали. Они говорили, что я нарушил принципы разделения войн на справедливые и несправедливые, мой фильм был слишком пацифистским для страны, играющей мускулами.
Я даже обращался за помощью к Генриху Боровику в Советский комитет защиты мира. Безрезультатно. Но мне важно было донести замысел до экранного воплощения, рано или поздно зрители фильм бы увидели. В этом смысле я молодец. Потом в перестройку Элем Климов повез представлять три фильма в Американскую киноакадемию: документальное кино Марины Голдовской, «Праздник Нептуна» Мамина и «Конфликт». После «Конфликта» зал встал. Как говорил Володин: «Справедливость на потом».
Времена не выбирают, и режиссеру у нас всегда трудно. Впрочем, если сравнивать с советской эпохой, сейчас много тяжелее. 20 лет назад была какая-то перспектива, сейчас она укорочена до невидимости. Иногда впадаю в депрессию, не вижу перспективы для себя, для страны, для моих внуков. Нас лишают надежды. Во что остается верить? В людей. Путин строил вертикаль, а люди строят горизонталь. Пришел снова час, когда надо браться за руки, «чтоб не пропасть поодиночке».
Для меня это замечательный в своей красоте способ существования. И если найдется идея, я вновь припаду к милосердным рукам тех, кто в меня верит. Это огромная ответственность. Хотя и раньше я отвечал за все, что снимал, не столько перед государством, сколько перед самим собой. Поэтому мои старые фильмы возвращаются. И не только «Конфликт», «Адажио», но вот сверхактуальными стали «Выкрутасы», в которых человек закручивает-ограждает проволокой свой дом, в самоизоляции превращая в «железо» себя и близких.
Мы снова отгораживаемся от мира колючей проволокой, опускаем железный занавес. Я собрался в Киев к сестре… оказывается, нужно приглашение. А у меня там могилы мамы и папы. Не думал, что доживу до подобного. Что делать в ситуации нагнетания истерии и абсурда? Мне кажется, — «делать», что можешь, в масштабах понимания личной свободы. Говорить, писать, снимать, помогать. Нас пугают с одной целью: чтобы мы не вякали. Вякают нерешительные бараны. Мы должны говорить, даже видя невозможность пробиться к аудитории. Чтобы не платить «молчаньем за причастность». И вновь актуален вопрос Галича: «И все так же, не проще,/Век наш пробует нас — Можешь выйти на площадь… В тот назначенный час?!»
Источник «Новая газета»
