Цены на нефть продолжают падение после принятого в начале декабря странами ОПЕК решения не снижать (а фактически — увеличить) квоты на добычу черного золота. На глобальном рынке нефти предложение существенно превышает спрос, а Международное энергетическое агентство считает, что и в последующие два года ситуация не изменится. Значит ли это, что баррель обречен и дальше дешеветь, и как эта тенденция скажется на российской экономике, традиционно страдающей от избыточной сырьевой зависимости? Об этом мы беседовали с экономистом Владимиром Миловым, в прошлом — заместителем министра энергетики РФ.
— После решения ОПЕК о сохранении квот на добычу цены на нефть ожидаемо устремились вниз. Зачем Организации стран-экспортеров это нужно?
— Надо понимать саму структуру ОПЕК. На сегодняшний день там практически две трети добычи обеспечивают три крупнейших производителя — Саудовская Аравия, Ирак и Иран. Между ними абсолютно нет доверия и, соответственно, согласия по поводу политики поддержания, снижения или наращивания добычи. Это — страны-конкуренты. Но говорить нужно прежде всего об Ираке, который после американской оккупации кардинально изменил свою роль в ОПЕК. Он открыл двери для международных инвесторов, которые сегодня очень агрессивно наращивают там добычу нефти. Ирак добывает где-то 4,2 млн баррелей нефти в сутки — это для него абсолютный рекорд. И у Багдада нет никаких механизмов снижения объемов добычи, поскольку месторождения отданы в концессию международным инвесторам, включая российские «Лукойл» и «Газпром нефть».
Кроме этого, есть Иран, который ждет окончательного снятия санкций, после чего у него появится возможность выброса на глобальный рынок неких дополнительных объемов нефти. Таким образом, мы видим, что второй и третий крупнейшие производители нефти в ОПЕК, Ирак и Иран, ни при каких обстоятельствах не будут сокращать добычу, и договариваться с ними бесполезно.
— Россия, кстати, тоже неуклонно наращивает добычу в условиях дешевеющего барреля. Это разумная тактика?
— Наша ситуация сходна с иракской. В России нет одного централизованного игрока, который все определяет. Еще 15 лет назад, когда я работал в Министерстве энергетики, наше правительство вело переговоры с ОПЕК по поводу возможных согласованных шагов. И знаете, кто всегда был категорически против любых действий по снижению добычи? Российские компании. Их оппоненты утверждали: «Если мы с ОПЕК договоримся и снизим добычу, то цены вырастут — нашей экономике это выгодно». Люди из компаний отвечали: «Ребята, мы не можем на это влиять. Мы как качали нефть, так и будем. А мировые цены — они как погода, меняются непредсказуемо и независимо ни от чего. А вот если мы снизим добычу, то нас ждет потеря прибыли». С тех пор ничего не изменилось.
К тому же в России прогрессивная система налогообложения экспорта нефти, в результате которой, грубо говоря, наши компании при ценах до 50 долларов за баррель вообще ничего не чувствуют. Посмотрите на отчет «Роснефти», у нее стоимость извлечения сырья на скважине — 3 доллара за баррель. Там, конечно, ключевые расходы идут на транспортировку, но даже цена в 30 долларов за баррель для них прибыльная. Она не является сама по себе основанием для того, чтобы сворачивать проекты и прекращать добычу. Все риски ложатся на бюджет, это он теряет деньги от падения цен на нефть.
— То есть российская нефтяная отрасль чувствует себя хорошо даже при нынешних низких ценах на черное золото?
— В целом в России очень неоднозначная ситуация с нефтедобычей. Общий минимальный ее рост сохраняется за счет очень небольшого числа отдельных проектов, за счет усилий маленьких игроков, догоняющих большие компании по части производительности. Например, в «Башнефти» за последние годы обновился менеджмент, который провел те же мероприятия по интенсификации добычи, что крупные компании осуществили 10–15 лет назад. В результате у «Башнефти» годовой рост добычи — 10–12%. Если же вы посмотрите на «Лукойл» и «Роснефть», то они давно в негативной зоне — у них падение где-то на 1–1,5% год к году. Если смотреть еще глубже, то крупнейшие добывающие предприятия наших компаний, такие как «Юганскнефтегаз», «Самотлорнефтегаз», показывают очень серьезное снижение — на 3–5% в год. Поэтому у нас в целом добыча выдыхается.
— Министр финансов РФ Силуанов едва ли не впервые признал на днях возможность падения цены на нефть до 30 долларов за баррель. Чем такой сценарий чреват для страны и насколько российская экономика к нему готова?
— Повторюсь: главным пострадавшим будет бюджет. Система настроена так, что все сверхвысокие нефтяные доходы стерилизуются в бюджете и перераспределяются через государство. То есть пострадает та самая государственно-ориентированная часть экономики, которая зависела от перераспределения нефтяной ренты. В связи с бюджетом было принято принципиальное политическое решение — видимо, на самом верху — не снижать общий уровень бюджетных расходов. Как планировалось год назад, что на 2016 год их будет 16 трлн рублей, так примерно и осталось. Сократить расходы на 1–2 трлн — это значит поставить под серьезный удар какие-то группы: лоббистские, социальные и прочие. Кого-то придется увольнять, кого-то сильно сокращать. Но наши власти не готовы к резким решениям, которые перекраивают всю систему сложившихся договоренностей.
Силуанов еще весной начал говорить, что надо «резать» бюджет. Но ему не дали этого сделать. Если предположить, что в 2016-м цена барреля будет 30–40 долларов, у российского государства очень быстро, до конца года, исчерпается Резервный фонд. Придется принимать решение о резком сокращении расходов бюджета, причем до президентских выборов.
Впрочем, на состояние экономики в большей степени влияют другие факторы. Прежде всего это прекращение притока дешевых кредитов из-за рубежа. С ним связаны бегство валюты, девальвация рубля и удар по покупательной способности россиян. С одной стороны, мы не можем занимать миллиарды долларов на Западе, как прежде, с другой стороны, у нас обвалился рубль, упали доходы граждан. Вот главное. А цена на нефть — она больше отражается на политической перспективе.
— Спрогнозируйте цену нефти в ближайшей перспективе — есть ли у нее шанс подрасти?
— Я бы обратил внимание на глубоководные шельфы. По моему убеждению, их разработка приведет к тому, что нефть все-таки подорожает через какое-то время. Сейчас на шельфах добывают примерно 8–9 млн баррелей в день. Для них необходима цена около 80 долларов за баррель, чтобы была прибыль. Многие шельфовые глубоководные месторождения сейчас работают в убыток, поскольку у них длинный цикл и они не могут закрываться просто из-за долго сохраняющейся низкой цены. Но в долгосрочном плане эти месторождения все равно рассчитывают на прибыль. А если цена будет около 40 долларов в течение ближайшего года, то компаниям придется эти проекты сворачивать и платформы закрывать. Это, между прочим, практически вся Бразилия, это Мексиканский залив.
С учетом вышесказанного у меня нет долгосрочного прогноза на текущие цены. Большие объемы нефти будут вынуждены уходить с рынка, не выдерживая таких цен. Год назад «Блумберг» и «Голдман Сакс» прогнозировали линейное повышение цен: мол, будет провал, а потом, к концу года — рост до 80 долларов. Я же говорил тогда, что нам придется иметь дело с некими «качелями» и что мы уже не вернемся на долгосрочную траекторию. Что цена будет падать, потом снова подрастать, снова падать. Видимо, впереди у нас несколько лет таких «американских горок».
— Выдержит ли российская экономика езду на этих «горках»?
— Нынешний экономический кризис в России — это плата за то, что власть сделала ставку на доминирование государства в экономике и крупные госкомпании, которые являются реципиентами денег от того же государства. Это была стратегическая ошибка десятилетней давности. В результате создали гигантского «бегемота без крыльев». Этот сектор чрезмерно зависим от рентных доходов, он не гибок, он не в состоянии генерировать прибыль в более сложных, меняющихся условиях. Он постоянно нуждается в новых вливаниях, которые поступают откуда-то. Как говорила Тэтчер: «Проблема социализма в том, что у вас когда-нибудь заканчиваются чужие деньги». У нас, конечно, не социализм, но проблема та же.
Источник: Новая газета
