logo
Новая газета. Балтия
search
СюжетыОбщество

Записки аэрофоба

Записки аэрофоба

Каждая очередная авиакатастрофа возбуждает общественное мнение, и, пусть незаметно, — но укрепляет позиции тех, кто боится летать. Аэрофобия — то есть страх перед полетами — мучает, по разным данным, от 15 до 30% взрослого населения развитых стран. И никакие выводы статистиков не могут помочь людям спокойно отправиться в полет...

Я — аэрофоб. Мой страх появился в конкретное время, и я вполне осознаю, что мои действия, им внушаемые, гораздо более опасны, чем полеты на самолете.

Трудно сейчас самому представить, но было время, когда я с восторгом отправлялся в полет. Еще студентом копил на билет, чтобы хоть на 30 минут, но подняться в небо. Первая профессиональная практика в качестве геолога на Приполярном Урале дала возможность полетать на вертолетах Ми-8 и Ми-4. Кстати, именно на «четверке» полет мог кончиться весьма плачевно, мощности машине не хватало, чтобы «взобраться» на плато — и тем не менее, это был восторг и желание повторить все снова.

Потом полеты стали частью жизни — я летал на лайнерах, на самолетах местных авиалиний, на вертолетах. На пассажирских и грузовых. Иногда случались всякие мелкие казусы — но это только добавляло остроты ощущений.

13 августа 1986 года вертолет Ми-8 с 12 людьми на борту при попытке сесть на буровую платформу «Сахалинская» в Охотском море рухнул в море. Десять человек погибли. Наше научно-исследовательское судно «Триас», оснащенное новейшим по тем временам гидролокатором бокового обзора, приступило к поиску обломков и тел погибших. Тем не менее, полеты на вертолете и самолетах остались в плане работ. В том числе — и в тропических регионах, с их грозами и молниями.

А рухнуло все как-то очень быстро. 13 ноября 1989 года, наш самолет очень долго задерживали в Москве, что-то чинили, а потом в полете у него что-то «забубнило» в левых двигателях. Нет, все закончилось хорошо, мы прилетели в Южно-Сахалинск. Но вот через месяц, когда пришлось лететь в Ташкент из Хабаровска — опять началась такая же нервотрепка. А потом еще раз — уже на местном рейсе. В ноябре 1990 при промежуточной посадке в Красноярске была очередная задержка. В итоге, в декабре того же года я возвращался на Сахалин уже поездом.

Попытки взять себя в руки

Состояние страха у аэрофоба совершенно алогичное. Прекрасно понимаешь, что альтернативная поездка на машине по такому же маршруту или невозможна, или еще более рискованна, чем полет на самолете.

В частности, когда в нулевые была возможность работать редактором газеты «Вести Испании» в городе Торревьеха, провинция Аликанте, чаще всего назад, в Хельсинки или Ригу, я ездил на машине — 3700 км, три дня пути. Это была тяжелая работа, а в зимний период — откровенно опасная. Тем не менее, заставить себя сесть в самолет было крайне сложно. Количество полетов относилось к количеству поездок как 3 к 11.

Стоит ли говорить, что они обходились гораздо дороже, нежели полеты на самолете, даже в «нормальной» авиакомпании?

Полет сопровождался выпивкой, страшной потливостью, диким сердцебиением. И на этом фоне езда по обледенелой дороге в Швеции воспринималась просто как сложная — но и интересная задача. Эту алогичность собственных реакций понимаешь прекрасно — но ничего не получается изменить.

Пилоты и водители

Однажды из Мадрида в Кельн пришлось лететь вечерним рейсом со сменным пилотом-немцем. Молодой красавец, видя мой страх, достаточно умело «взял меня в руки», рассказывая, что происходит, что делают пилоты, что шумит и что зашумит через несколько мгновений.

Когда мы уже подлетали к Кельну, мой сосед выдал мне свое заключение — «вы, как и большинство современных людей в Европе, хотите контролировать свою жизнь. В машине вы ее можете контролировать. Даже в море у вас есть шансы. Тут, в самолете, вы заложник чужой ответственности, умений, настроения... вы не можете сделать ничего. И вот этой беспомощности вы боитесь. Если бы вы умели летать сами — то есть сели за штурвал — уверяю, взлетели, и спокойно полетели куда надо...»

Спустя пару лет в Хельсинки, на авиашоу удалось пообщаться с человеком, который летает по всей Европе на своем небольшом самолете с поршневым двигателем. На вопрос — почему на нем, а не в бизнес-классе регулярных авиалиний, пожилой джентльмен ответил что… из-за страха перед полетами. При самостоятельном полете он уверен в своей машине, в своих навыках, в маршруте. «А если я чувствую, что погода плохая, то я просто не полечу никуда. И никакой босс мне не скажет, что я нанес ущерб «нашей авиакомпании...»

Парадоксы размеров

Что еще удивительнее — летать на минивертолетах, а возможно, и на дронах, готовы люди, которых не затащить в большой авиалайнер. В чем проблема? Ведь с точки зрения физики шанс уцелеть всегда выше у пассажира большого самолета.  Секрет в том, что разбивается человек не от падения, а от внезапной остановки об землю. В маленьком самолетике или вертолете это происходит практически мгновенно. А вот большие конструкции разрушаются медленнее, в результате чего перегрузки на человеческий организм как бы «размазываются во времени». Известен случай, когда уцелело три стюардессы, сидевшие в хвосте Боинга-747, при том, что он врезался в гору. Сминание корпуса уменьшило перегрузки до допустимых.

На нас производят угнетающее впечатление большие цифры одновременно погибших. В той же России в год гибнет на автодорогах около 16 тыс. человек. Это больше, чем погибло солдат за 10 лет войны в Афганистане. Но гибнут люди поодиночке, реже — группами по три-четыре человека, еще реже — около 10. Тогда про это начинают говорить федеральные каналы. Казалось бы, какая разница — 100 смертей в сутки по одной, или 100 — за один раз?  Но 100 за раз — это именно катастрофа, нечто выбивающее нас из «седла». Цифры управляют нашим настроением.

Молчание — золото?

В отличие от советского времени, сегодня авиакатастрофы освещаются самым пристальным образом. Раскручиваются версии, потоком идут гипотезы. Интервью с очевидцами и родственниками потерпевших. Это превращается в реалити-шоу. Страдающие аэрофобией снова убеждаются, что лучше не рисковать. Но и среди тех, кто летал вчера, будут те, кто следующий раз выберет автомобиль или поезд.

Совершенно неудивительно, что рассказы про авиакатастрофы в СМИ усиливают тревожное ожидание даже в тех случаях, когда объективно нет причины для беспокойства. Это тот самый случай, когда «полузнание умножает скорбь». Примечательно, что многие люди, летящие на самолете в первый раз, волнуются гораздо меньше тех, кто летает достаточно часто — они не прислушиваются к звукам в салоне и даже к турбулентности относятся достаточно спокойно — их устраивает объяснение про «воздушные ямы», которые сродни тем, что бывают на сельской дороге.

Гораздо труднее объяснить, что, по свидетельству специалистов, аэрофобия приобретает массовое распространение у людей старше 25 лет. Возможно, это связано с большей социализацией людей — обычно в этом возрасте есть уже семьи, и вообще человек начинает больше ценить свою собственную жизнь.

Кстати — если появятся автомобили-роботы, не появится ли тогда новое явление — автофобия?

shareprint
Главный редактор «Новой газеты. Балтия» — Яна Лешкович. Пользовательское соглашение. Политика конфиденциальности.