На прошлой неделе Таллин и Вильнюс посетила знаменитая русская писательница Людмила Улицкая. С Литвой Людмилу Евгеньевну связывает тесная дружба, продолжающая с самого детства, с юности. Дружба с людьми, которые жили с ней в Крыму, в пейзажах и семьях, описанных в «Медее и ее дети», в «Лестнице Якова». Сейчас ее друзья живут под Вильнюсом, здесь она всегда останавливается, приезжая в Литву, здесь мы и встретились, чтобы записать этот разговор.
Про политику:
Наблюдая за движениями нашего государства, за историями людей и мест, вам близких, возможно, вы сможете проследить инерцию, вызванную этими рывками из прошлого, которая формирует будущее. Что нас ждет на горизонте в три, пять, десять, двадцать лет? Как вы думаете?
Несколько лет тому назад была опубликована в немецком «Шпигеле» моя статья под названием «Прощай, Европа!». В ней я отметила, что Россия со времен Петра Первого находится в колебательном процессе, то приближаясь, то удаляясь от Европы в политическом, культурном, экономическом отношении. Мне казалось тогда, что мы достигли крайней точки расхождения, и возможно, настает время для очередного сближения. К сожалению, этого не произошло. Чем более делается расстояние между Европой и Россией, тем больше времени потребуется на то, чтобы вернуть Россию в то русло, по которому движется европейский мир. В Европе, собственно, в Евросоюзе, сегодня достаточно много проблем, но все они постепенно решаются. Может быть, не так быстро, как этого хотелось бы. Я сторонник сближения России и Европы, но на этом пути много препятствий. Не думаю, что они могут быть разрешены при нынешней власти.
Останется ли Россия в своих границах?
Карта России меняет свои очертания каждый год. Постимперский процесс. Я только что была на Балканах, наблюдала драматические, полные взаимных обвинений отношения между балканскими странами, и очень не хотелось бы, чтобы наша страна оказалась в таком же раздоре. Но на многих российских границах зреют нарывы. Границы СССР, которые казались незыблемыми, изменились в считанные месяцы — отделилась Грузия, Украина, страны Балтии, большие проблемы в Приднестровье, в Донецке и Луганске, и никто не может сегодня предсказывать, как изменится политическая география в ближайшие годы. Думаю, что какие-то перемены будут происходить. Империя распадается, это не первый случай в истории. Некоторые распадались тяжело, с кровавыми конфликтами, как Римская Империя, другие относительно бескровно, как Австро-Венгрия. Впрочем, все равно в результате войны. Сегодня имперская структура кажется архаической, а вот что ждет нас впереди, можно только гадать.
Сколько можно продержать значительную часть ее граждан в состоянии агрессивного противостояния?
Долго. Семьдесят лет так жило советское государство, привычка выработалась жить в окружении врагов, реальных или мнимых. Это мобилизует.
Вы предпочитаете сторонится власти. А как она ведет себя по отношению к вам? Были ли предложения по сотрудничеству, участию в ее мероприятиях (Культурный форум, например, только что прошел в Питере). Или они хорошо вас знают и не достают? С каких пор попытки установления контактов со стороны власти прекратились, если они были?
Предполагаю, что для нежных отношений с властью нужно желание или жесткая необходимость. Руководители киностудий, режиссеры театров, которые не могут реализовывать своих программ без финансовой поддержки государства, вынуждены находиться с ней в приличных отношениях. А то ведь денег на проекты не дадут. Я писатель, мне для работы ничего, кроме компьютера, не нужно, я в гораздо более выгодном положении. Я от власти никогда ничего не получала — ни квартир, ни дач, ни путевок в санатории или дома творчества. Литературные награды в России мне присуждали жюри, а не чиновники. Благодарить мне лично власть не за что, и это делает меня независимой. Последнее время действительно не приглашают участвовать в громких российских мероприятиях. Но я так много езжу по разным странам, что мне и без того разъездов более, чем достаточно.
Насколько ваши личные границы сужаются сегодня в России?
Нисколько. Все мои друзья на месте, я никого не потеряла в последние годы.
Вы хотели бы поехать в Крым? Вы опасаетесь или вообще как-то рефлексируете по поводу информационной безопасности, прослушки, слежки? А замечали ли какое-то наблюдение за собой?
Несколько лет тому назад я была в Крыму, он был еще украинским, и эта поездка произвела на меня очень тягостное впечатление. Тогда я решила, что больше не хочу ездить в Крым. Я очень люблю эту землю, там жили сестры моей бабушки, я детстве я проводила там летние месяцы. Я даже была знакома еще девочкой с Марией Степановной Волошиной, ночевала в этом доме. Для меня Крым — земля Волошина. Я вижу, что главная проблема Крыма — отсутствие воды, постепенное превращение Крыма в аридную землю, и наблюдать за этим мне тяжело.
Что касается слежки, прослушки и прочих радостей такого рода, я не думаю, что в этом есть какой-то смысл. Я всегда говорю то, что я думаю, мне скрывать нечего. Этой паранойи у меня нет. Хочется следить, пусть следят. Лишь бы не арестовывали.
Вы исключаете для себя возможность обратиться к власти, лично попросить чего-то, если это касается свободы какого-то человека, например, или социального конфликта? Вот, например, по делу Дмитриева — не только поддержать личным присутствием на суде, но и пойти попросить лично за него у президента, например, или подгадать и прийти на какое-то мероприятие с первыми лицами, чтобы озвучить ситуацию?
Если бы я видела хоть малейший шанс быть услышанной, конечно, я пошла бы просить даже не справедливости, а милосердия по отношению к Юрию Дмитриеву. К кому угодно пошла бы. Но вряд ли мои слова могут что-то изменить. Интеллигенция разделилась довольно определенно на две группы — одни считают возможным с властью говорить, попытаться в чем-то убедить, другие такую возможность отвергают. И хорошо, что есть такие, кто готов разговаривать.
Мне такой случай вряд ли представится: куда хожу я, туда не хотят наши руководители, и наоборот.
От политики к литературе:
Насколько политика сейчас влияет на литературу, в смысле вытеснения художественного в пользу актуального? Насколько вообще для вас трудно было бы написать большой текст про настоящий момент? Есть ли опасения, что размоется грань между литературой и публицистикой?
Думаю, что нет такой жесткой границы между художественным и актуальным. Владимир Сорокин умеет прекрасно совмещать оба эти качества. Я слишком медленно думаю, чтобы писать о сегодняшнем дне. Должно пройти какое-то время, чтобы я могла его оценивать, в нем присутствовать как автор текстов о времени. Хотя я написала несколько пьес в последнее десятилетие, действие которых происходит «в настоящем времени». А того, что размоется граница между литературой и публицистикой, я совершенно не опасаюсь. Сейчас мы живем в мире, где самые интересные события (в искусстве, я имею в виду) происходят именно на границе жанров. Примерами этому театр, вышедший за привычные границы театрального канона, изумительно интересна научно-популярная литература, которая сильно соперничает в современной прозой, поэзия, которая все чаще соединяется с музыкой. Пусть литература сливается с публицистикой, лишь бы это было сделано талантливо и умно.
Вы можете назвать 3-5 близких вам книг русских писателей, вышедших за последние 10 лет?
Я очень любила тот особый жанр, который выработался в российской имперской литературе, — назовем ее прозой национальной окраины. Это первоклассные писатели Фазиль Искандер, Чингиз Айтматов, Анатолий Ким, Олжас Сулейменов в первые его годы. Я считала, что эта литература закончила свое существование. Но вот как раз в последние годы вышло несколько книг новых писателей этого направления — Гузель Яхина с ее романом «Зулейха открывает глаза», Наринэ Абгарян с романом «Три яблока упали с неба». Может, и еще будут.
Насколько репрезентативны премии Большая книга, НОС?
Честно говоря, мало читаю современной литературы, по известному анекдоту — «чукча не читатель, чукча писатель». Имеет смысл давать оценки в том случае, если ты следишь за потоком. Я же не успеваю.
От литературы к личному:
Писатель-сочинитель — обнаруживается ли эта черта у вас в характере, в повседневности? Случается ли «подсочинить» в быту? И наоборот — насколько легко в тексте переходить от списывания картинки с реальности к ее развитию уже на основе собственного плана?
Вранья стараюсь всю жизнь избегать. Плохо получается. А картинки из жизни очень часто использую. Мне вообще очень нравится смотреть по сторонам. И такое прекрасное, и такое ужасное иногда случайно тебе показывают!
Как говорить с тем, кто заранее не согласен?
Я избегаю этой ситуации. В конце концов, не все обязаны думать как я, а у меня достаточно единомышленников, чтобы не ломать понапрасну копий. Но если спрашивают, говорю, что думаю, обычно. Но иногда могу и промолчать.
Как мотивировать людей читать хорошую литературу?
Ну, это не про людей, а про детей. Надо поднимать уровень школьных учителей. Хороший учитель литературы в идеале именно этому и учит — читать хорошие книги. Но для этого надо хорошо оплачивать труд учителя и не заставлять его половины рабочего времени проводить за составлением отчетов для чиновников, которые и читать-то их не читают. Это ужасное унижение, и я вполне понимаю, почему в школе работают либо бездари, либо бескорыстные герои. Дайте детям хороших учителей — все станут читать хорошие книги. Я в этом уверена. Почти…
