logo
Новая газета. Балтия
search
СюжетыОбщество

«В 57-м году меня арестовали»

«В 57-м году меня арестовали»
Фото: Стасис Стунгурис. Фото: Алексей Аляшевич

​Патриотизм бывает разный. И иногда за него приходится дорого платить. Стасис Стунгурис, репрессированный советскими властями, — литовский музыкант и журналист — заплатил семью годами свободы.

В день восстановления независимости Литвы мы публикуем отрывки монолога литовского диссидента.

Учеба в институте

Я учился в педагогическом институте. Изучал психологию, логику, литовский язык. Когда я поступил в институт, то сразу пришел петь в хор. Но мне надо было себя обеспечивать во время учебы. Первый семестр я был без стипендии, искал работу. Нашел ее в техническом училище, дежурил там ночами.  А потом директор училища снял меня с работы: как мне показалось, он просто недолюбливал литовцев, сам он приехал из России.

Кроме того, я пел соло в хоре и в костелах. Однажды мне предложили спеть в рамках институтского вечера, но я сказал, что не могу, потому что у меня нет нот. Однако мой товарищ ответил, что будет сам мне аккомпанировать, а ноты у него есть. Я согласился. Но у меня не было выходного костюма, и я одолжил его у своего друга.  Ботинки у меня были одни — и те порванные.

В тот вечер многие, кто выходил на сцену, были совсем без голоса. Публика, конечно, злилась, что приходят петь такие безголосые. И я вот выхожу на сцену и смотрю, что некоторые уже со смехом ожидают — мол, «сейчас споет». Я тогда один ботинок засунул под фортепьяно и начал петь. А я ведь пел хорошо, и практики у меня было достаточно. Мне даже руководитель вильнюсского ансамбля специально написал песню. В общем, я спел, и были горячие аплодисменты.

Потом я ушел за сцену, там меня через полчаса нашел дирижер хора,  который до этого руководил государственным хором, Антанас Личукас. Он узнал, с какого я курса, и говорит: «Преступление — скрывать такой голос». И меня пригласили петь соло с хором, а затем на открытый концерт по радио. Аккомпанировала заслуженная артистка Надежда Дукскаускайте. Это был прямой эфир. Мы выступили, и она мне говорит: «Бросай ты институт.  Учителей хватает и так, иди в консерваторию». Я сказал, что уже на предпоследнем курсе и психология тоже меня интересует.

Надежда обещала, что позвонит в консерваторию заведующему вокала, профессору Ленону Паулаускасу, и попросит, чтобы он со мной занимался. Я пришел. Профессор играл в шахматы с композитором. Послушал мой голос, потом узнал, как я живу. Живу на стипендию, бедно, не работаю нигде, так что оплачивать ничего не смогу. Тогда он мне предложил заходить иногда в консерваторию и заниматься с его выпускником. Я пришел раз, второй раз. Потом думаю: «Зачем?». Если я не хуже, чем его этот выпускник — и бросил.

Музыкальное училище

А в следующем году я поступил в музыкальное училище и познакомился с одним человеком, который работал в министерстве культуры. Он тоже интересовался моим голосом.  И вот он мне говорит, что мы вместе пойдем к композитору и учителю вокалу Качанаускасу.
Мы пришли к Качанаускасу в общежитие, и я спел, а затем мы пошли к директору. И он говорит: «Вы так хорошо поете. Мы вам предлагаем первым с курса вступить в комсомол». Курс небольшой был, 14-15 студентов. Спросили, какое мое мировоззрение и так далее, но я с ответом не спешил.  Они дали мне работу . На первые деньги я купил себе костюм и поехал к матери в Шилуте, в западную Литву. Но там была какая-то эпидемия, мне не дали с ней увидеться.

И вот, мы поехали в Москву на гастроли. А эти активисты-комсомольцы обиделись, что я не принимаю членство в их организации, и начали мне высказывать свое недовольство.

Одна студентка с моего курса уже вступила в комсомольцы. Она говорит: «Ты не стал комсомольцем, они собираются тебя исключить из института».

Два месяца я тогда еще ждал, но в итоге ушел сам из института. Работал в филармонии и учился в музыкальном училище. Те активисты не простили мне этого и передали госбезопасности какой-то материал обо мне.  В 1953 году, когда я жил в общежитии музыкального училища, меня пришли арестовывать.

Попытка ареста

Во время немецкой оккупации в Каунасе издавались подпольные газеты, антибольшевистские, антинацистские.  Я был мальчиком 13-14 лет с велосипедом и развозил эти газеты . Однако я уже понимал, что везу, и сам иногда прочитывал эти подпольные издания. Думаю, с этого все и началось.

Меня пришли арестовать как антисоветчика. Хотя уже на тот момент я имел связи с партизанами и писал в подпольную газету, но они об этом не знали. И до сих пор не знают.  Это только сейчас я так открыто об этом говорю. У меня был связник. Я писал и передавал материал. И песни начали издавать по текстам партизанских стихов.

В подпольных изданиях я писал о культуре, потому что нашу литовскую культуру хотели ликвидировать. И вот, накануне 5 марта пришли мужчины из КГБ. Дверь им открыла другая студентка. Она спросила, к кому они. Сказали, что к Стасису. Я ей дал знак, чтобы меня не выдавала. Эта девушка закрыла дверь, и они остались снаружи.  Я — за пальто и сразу через другие двери убежал к своему товарищу, и там переночевал. А утром, думал, поездом уеду и уже не вернусь — буду скрываться.


И вдруг услышал рано утром по радио голос диктора Левитана: «Скончался Сталин». Боже мой. Какое счастье. Скончался Сталин. Я пришел в филармонию, и никто меня уже не искал.


Летом я пришел к ректору, попросил разрешить мне окончить институт. А прошел уже год, как меня исключили. Он улыбнулся, говорит: «Удалить легче, чем вернуть. Но посмотрим». Меня все же восстановили, и я окончил институт, а затем и музыкальное училище.

Подпольная деятельность

Я начал культурное движение: получал материал, литературу с концлагерей, стихи Гулага. И все это придавал огласке. К сожалению, в 1953 году штаб партизан погиб  — кто-то их выдал.

С партизанами я общался только через связника. Этот связник изучал английский язык курсом младше, в моем институте. После того, как штаб погиб, связи с партизанами у меня больше не было.

Подпольное издание, в котором я работал на время сотрудничества с ними, называлось «Колокол свободы».
В 1951 году я начал им помогать — и так до августа 1953 года.  Институт не знал о моих связях, а КГБ так и не узнало.

Мне мешала моя редактор. Я думаю, ее отец посоветовал ей отнести тетради со стихами Гулага в КГБ. Чуть позже меня вызвали. Сказали, что создается новая газета, и я там буду главным редактором. А я ведь был даже не партийный, поэтому уже тогда понял, что что-то не так. Однако проработал там десять месяцев. Наверное, все это время за мной наблюдали. А потом пригласили в Ригу в командировку. Я поехал: мне позвонил руководитель и спросил, когда я еду и каким поездом. Это было странно, потому что обычно такие подробности председатель комитета не спрашивал. Мне было ясно, что что-то меня ждет. Уже по прибытии меня встретил КГБист. Двое мужчин посадили меня в Волгу и увезли.

Лагерь

Осудили меня на 7 лет. Дело было раздуто, чтобы в Москве показать, что такое подпольное издание было разгромлено. Как причину они указали создание организации. Хотя никакой организации не было.

Я жил за городом. В 57-м году меня арестовали.  У меня уже была семья, дочке было каких-то 15 месяцев. А супруга работала в народном ансамбле. Отправили меня в Воркуту. В Воркуте я был год с лишним, потом нас отправили в Мордовию, где я до конца и оставался.

Вернулся в 64-м году, в декабре. Мой друг, который вернулся раньше, стал инженером на заводе счетных машин. Там он сохранял мне работу. Но когда я пришел в кадровый отдел, они позвонили в КГБ, и там им сказали: «Только тяжелая работа, никакой легкой работы ему не давать».  Потом я работал год администратором в кинотеатре, в 1971-72 годах.

А после мне сказали, что в министерстве коммунального хозяйства нужен образованный пишущий человек. Я думал, что меня не примут — но меня взяли. В итоге я работал фактически помощником министра. Начал работать в апреле 1972 года. В то же самое время начала издаваться «Хроника литовской католической церкви». Подпольное издание. Ко мне пришел мой бывший подельник, Альбертас Зисявичус, и попросил меня принять участие в этом подпольном деле. И я начал сотрудничать с Хроникой.

Журнал «Память народа»


Я участвовал в создании журнала с самого начала. Идея пришла сама собой. Многие наши считали, что необходимо такое издание необходимо. Так мы издавались на протяжении 15 месяцев: 15 номеров вышло. 

Кроме того, я занимался переводами. Переводил Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ» — часть книги. Но часть этой книги осталась у Гаяускаса, которому привезли ее из Москвы. Та женщина, которая ее перевозила, оказывается, была завербована. Она привезла книгу и отдала Гаяускасу, а тот передал Жилинскасу.  И вот КГБ в 1974 году арестовали Альберта Жилинскаса. Провели обыск у него в доме и в коридоре нашли пиджак, а в пиджаке были три тетради моего перевода.

Мне зачастую возвращали мои оригиналы, рукописи. Я им говорил, чтобы отпечатывали и уничтожали, не возвращали мне, потому что потом я тоже должен думать, куда их девать. Это опасно. Ведь если все уже ушло в печать, я могу и без этих записей прожить.

В 1978 году я перевел на литовский язык книгу Сахарова «О стране и мире». Перевод отвезли самому Сахарову, и он передал его на запад, чтобы напечатать. Я хотел сделать это для Сахарова, потому что мне он нравился, знаете, все-таки известный ученый, он был более западный и более европейский, чем Солженицын.

shareprint
Главный редактор «Новой газеты. Балтия» — Яна Лешкович. Пользовательское соглашение. Политика конфиденциальности.