Этот текст написал мой старый знакомый. Старый товарищ, которого я давно не видел, прекрасный и талантливый человек. 13 января 1991 года он был у Вильнюсской телебашни. Тогда мы еще не были знакомыми — я был на несколько лет старше и стоял у Дома Правительства в ту ночь. Познакомились мы позже и как-то не говорили про эту ночь. Разговорились мы недавно.
Тогда Свободу защищали многие тысячи людей — невозможно всех сосчитать. Люди просто шли. Шли, зная, что могут погибнуть, и понимая: советский режим настолько ужасен, что ради Свободы можно рисковать своей жизнью. Можно, так как коммунистический режим такой страшный, что его нельзя считать жизнью.
Так и шли люди дежурить. Многие тысячи. Не знаю, как много людей дежурило тогда. Одни приходили днем, другие — ночью. Приезжали на какое-то время подежурить из других городов, городков и деревень. Десятки тысяч, наверное, а может, и сто. Очень много.
Потом мы победили. Просто победили. СССР развалился, события закончились. И почему-то сейчас мы не хотим их вспоминать. Кое-кто из моих знакомых психологов говорит, что все, кто дежурил тогда, пережили реальную угрозу своей жизни, а это означает, что у всех посттравматический синдром, как бывает у солдат, участвовавших в боях — отсюда и закрытость, и отсутствие желания говорить об этой ночи и вспоминать ее. Может быть, поэтому те, кто помнит события 13 января, не хотят об этом говорить: просто тяжело как-то, вот и все.
Я иногда пишу об этих событиях, но каждый раз нужно переступить какую-то невидимую черту. И мой друг, описавший эту ночь возле Вильнюсской телебашни, просил не говорить его имени и фамилии. Просто почитайте, как это было.
Нам нужно об этом говорить. Пока мы молчим, всякие коммунисты рассказывают, как те, кто защищал Свободу, убивали себя. Стреляли в себя с крыш домов, давили себя танками и так далее. Пока мы молчим, эти отбросы выливают на нас помои. Поэтому не молчите. Нужно об этом говорить громко.
В этой историй не будет имен, фамилий или другие деталей, которые могли бы раскрыть участников событий января 1991 года. Многие из них не хотят сейчас славы, не получили медали и не считают себя героями. Это простой ответ тем, кто говорит, что «свои стреляли в своих».
В пятницу, 11 января 1991 г., всех школьников из-за захвата Дома Печати советскими солдатами отпустили пораньше. Тогда кучка нас, десятиклассников, очень радовалась раннему концу уроков, и только кто-то ляпнул:
— Интересно, встретимся ли мы в понедельник в школе?
Эти слова были роковыми, так как я еще не знал, в каких водоворотах истории мне придется участвовать лично.
12 января выдался пасмурный день. Все дороги вокруг Вильнюса были закрыты советскими солдатами. Родители не поехали на свадьбу, поэтому мы решили пригласить родных к себе и отпраздновать день рождения одного из близких.
Днем мы поехали к Парламенту, привезли людям бутерброды и чай. Единство, царившее в воздухе, завораживало, но начал опускаться туман, а я был довольно легко одет. Родители обещали, что после вечеринки мы поедем к телебашне, и я согласился.
К телебашне поехали в 23:00 троллейбусом. В этот раз я оделся потеплее, потому что вечером, а особенно ночью начало холодать. Горел большой костер и дяденька с гармонью возле него. Мы остановились возле входа в телебашню, возле улицы 13-ого января (теперь там офисы), потому как возле самой телебашни было много людей, а вход ниже казался менее защищенным, потому что людей там было меньше. Зато было больше баррикад. От проспекта Лайсвес улица была закрыта снегоуборочными машинами, автобусом и самосвалами. У нынешней гостиницы «Каролина» тоже были автобусы и множество машин. Нам тогда казалось, что именно эту сторону нужно охранять больше. Горел костер, звучали песни. Возле меня стояла куча студентов, возле костра было несколько сотен людей из других городов. Видел гербы Телшяй, Кедайняй... Все были дружелюбными, время шло с чаем и песнями.
Все началось около часа ночи. Появились слухи, что к телебашне подтягивается колона советской армии. Правда, эти колонны в Вильнюсе можно было увидеть и раньше, поэтому, по крайней мере, мне это не казалось угрозой. Муравейник начался, когда колонна приблизилась со стороны проспекта Лайсвес. Часть людей двинулась поближе к телебашне, другие остались возле входа ниже, потому как там тоже были нужны люди. Вокруг меня стояло несколько сотен людей. Я стоял на бордюре и видел все как на ладони. По правой стороне от меня стояли родные, по левой — двоюродный брат и какая-то женщина возле стены.
Со стороны проспекта Лайсвес показались прожектора танка, которые осветили одинокую фигуру человека с камерой на снегоуборочной машине. Это был оператор японского телевидения NHK, который неописуемым прыжком ниндзя спрыгнул с машины в тот момент, когда танк дотронулся до нее. Но баррикады сделали свое. Танк дальше не двинулся и остановился в 200 метрах от меня. Фонарем он осветил гору, в которую карабкались орки-«единственники», которые пытались перелезть через забор. Они точно выглядели как орки из «Властелина колец», только, конечно, поменьше ростом. Как известно, чтобы перелезть через забор, нужны две руки — тут-то оркам и не повезло, потому как к забору подтянулся отряд парней (по моим данным, это были парни из соседнего микрорайона Лаздинай). Помню, как один из них с хода бьет орка по лицу, тот падает с забора и скатывается до половины горки. Почему я описываю такие подробности? А какой дурак будет махать кулаками, если у него будет оружие? Моя позиция была очень удобной. Я видел все многоэтажки и их окна. Поверьте, людей с оружием я бы заметил.
Атака орков захлебнулась и подняла настроение. Все начали скандировать, и я почувствовал себя как на футбольном матче.
Вдруг танк выстрелил. Все начали свистеть, потому что нам звуковая волна не могла причинить вреда с такой дистанции, а танк стрелял холостыми снарядами.
Вдруг кто-то крикнул: «Газ!» — и я повязал платком лицо, при этом предупредив других, что нельзя тереть глаза снегом. Послышались первые автоматные очереди в сторону телебашни. Тогда казалось, что тоже стреляют холостыми патронами.
Вдруг с правой стороны показался второй танк, переехавший автомобили со стороны нынешней гостиницы «Каролина». Черти-студенты, которые стояли рядом, ринулись к танку. Двое залезли на него, били в люк и кричали: «Открой, сука!» Танк крутил башню и хотел скинуть студентов. Люди внизу немножко рассредоточились, часть побежала к снегоуборочной машине блокировать первый на нашем периметре танк. Другие, как и студенты, пытались разобраться со вторым. Вдруг женщина, стоявшая рядом с моим двоюродным братом, упала. Мужчины рядом и мой двоюродный брат стали ее поднимать, но она почувствовала боль в ноге. Ей в ногу рикошетом попала трассирующая пуля. Мы поняли, что все намного серьезнее, спрыгнули с бордюра и оказались возле нынешнего мемориала погибшим. Другим родным я не сказал, что стреляют настоящими пулями, и предложил отойти от танков к подстанции во дворе на другой стороне улицы 13-ого Января. Это был двор многоэтажек, но как я ошибался! Позже шальная пуля застала парня и там.
Интенсивность стрельбы усилилась, на горе показались десантники, которые стреляли трассирующими пулями. От снегоуборочной машины три мужчины несли раненого. Мы с двоюродным братом поспешили на помощь. Это был мужчина средних лет, с простреленной рубашкой, без ботинок. Его грудь, плечо и рука были прострелены 4 пулями.
— Не будем брать, — сказал осмотревший мужчину доктор, — он мертв, а раненых много.
Тогда я понял, что фильм закончился, стреляют прямо в людей. Тело оставили на тротуаре возле скорой. Вдруг чья-то рука опустилась мне на плечо.
— Пойдем, — тихо сказал мой двоюродный брат, — нам здесь больше нечего делать.
От скорой мы не решились идти обратно и пошли к подстанции во дворе, где собирались люди. Мы нашли своих. Вспомнили орков, которые еще могли ходить вокруг. Люди из ближайших домов предлагали прятаться у них, но мы не решились, так как в случае зачистки квартала нас бы всех взяли. Идти на проспект Лайсвес тоже не решились, так как там стояла колонна советских солдат с техникой, поэтому пошли дворами. Сначала узнали о троих погибших. Последнее, что я видел, уходя от телебашни, были прожектора танков, силуэты десантников на горе и фейерверк трассирующих пуль в ночном небе. Позже догнавшие нас люди сказали, что шальная пуля попала в парня возле подстанции во дворе. Я думаю, частично десантники нарушили линию, из-за этого стрельба была немного хаотичной, так они и своего застрелили.
Мы вышли на проспект Лайсвес возле Дома Печати. Тогда знали уже о восьми погибших: вести расходятся быстро в такие времена. Десятки людей шли рядом. Со стороны Парламента раздавались выстрелы. «Все... штурмуют Парламент.... там же мясорубка, сто тысяч плечом к плечу», — мелькнула страшная мысль. Ее я читал и у других на лицах. Мы тогда не знали, что штурмуют здание телевидения и радио. Подъехал троллейбус. В нем узнали, что убитых свыше десяти…
Домой с близкими вернулись около 4:00 и включили радио, вещали из Каунаса. До сих пор ищу музыку, игравшую в ту ночь. Радио слушал уже после того, как прошел первый шок, когда все тело начинает колотить и рвать. Слезы текли сами (а ведь подростку стыдно плакать!)
Во дворе послышался шум. Позже сосед сказал, что мужчины из соседних домов застали солдат, переодевающихся из гражданской одежды в советскую военную форму, и напали на них с палками. Пойманные врасплох, солдатики разбежались кто куда. Жалко, ни одного не поймали, было бы что сервировать в свидетели.
Не думал, что моя история будет настолько важна, но моя дислокация позволяет мне утверждать, что были свезены орки, солдаты стреляли боевыми прямо в людей и не было никаких мистических снайперов в многоэтажках. Солдат-профессионал может легко определить, откуда ведется огонь. Почуяв угрозу, десантники открыли бы огонь по домам. Долго не мог эту историю рассказывать спокойно. Наверное, не смог бы и сейчас спокойно смотреть оркам в глаза.
В понедельник, 14 января, в школу мы не вышли...
Ричардас Савукинас, специально для Новой газеты — Балтия
